У безжалостно выломанных, исковерканных ворот ключом била жизнь. Три полицейские легковушки, расставленные совершенно произвольно, стегали ночную тьму сполохами мигалок. Метров пятнадцати не доезжая до ворот, в полутьме притаился, маскируясь под эту самую полутьму, УАЗик-буханка. Многочисленные стражи порядка, в большинстве облаченные в светоотражающие жилеты, сновали туда-сюда, словно муравьи. Кто-то вспыхивал фотоаппаратом. Двое деловито ковырялись в Марке-II. Еще недавно напоминавший гепарда, готового в любой момент сорваться с места и умчаться вдаль, автомобиль теперь выглядел, как подбитая птица: распахнуты были не только все четыре двери, но и капот с багажником.
Здесь же толклись парни из службы охраны особняка – может, и не в полном составе, но числом около десяти человек, во главе со своим начальником. Тот, засунув руки в карманы, с понурым видом стоял рядом с представительным седовласым человеком в серебристом, под цвет волос, плаще. У человека было бульдожье лицо, усталые и грустные глаза шарпея, а к нижней губе навсегда приклеился окурок.
Это был майор Кубакин, Станислав Леонидович, сорока пяти лет от роду. Следователь прокуратуры, которому повышение не светило даже по выходу на пенсию, и он это прекрасно знал. Виной тому было его ослиное упрямство, и он это тоже знал. Но переделываться не собирался, потому что считал себя слишком старым для этого. Так что Кубакин махнул на все рукой – и просто исполнял свою работу. Как умел, как привык. С неизменным окурком на нижней губе. Потому что без окурка Кубакин работать не привык и не умел.
Рядом с майором, помимо начальника охраны, стоял еще один персонаж – крепыш с обветренным лицом, поросшим мохом трехнедельной давности. На крепыше была водолазка и синяя ветровка, и он очень напоминал капитана рыболовецкого сейнера. Но к сейнерам Марат Николаевич Задорожный (так звали крепыша) не имел никакого отношения, хотя пребывал именно в звании капитана. Только – оперативного отдела.
Задорожный держал в руках загадочно-помятого вида бумажку с каракулями и, время от времени сверяясь по ней, докладывал Кубакину:
- Владельца машины удалось установить. Это Рыболовлев Иван Матвеевич, 1982 года рождения, не работающий. Дважды судим – хулиганка и гоп-стоп, разбойное нападение. Отсидел пять лет, вышел по УДО семь лет назад. С наблюдения снят. В последнее время нашего внимания не привлекал.
Кубакин пососал сигарету и, не выразив лицом ничего, поинтересовался:
- Пальчики?
- Пять четких отпечатков, куча смазанных. Сняли, отправили.
- Негусто, - подытожил майор.
- Всегда так, - философски пожал плечами Задорожный. Вообще, с Кубакиным ему приходилось работать частенько – их словно специально сводили вместе. Оба - флегматики, оба – упрямые. Только Кубакин был на десять лет старше, и с тех пор, как обзавелся глазами шарпея, наплевал на всяческую субординацию и при случае мог послать даже генерала. Задорожный до такой стадии еще не дошел, но можно было не сомневаться – дойдет.
- Гильзы?
- Пробиваем по гильзотеке. Но тоже – того… - Задорожный поджал губы. – Предварительно: оружие похищено со складов Минобороны еще до наполеоновского нашествия. Так что особо не разгуляешься.
Кубакин снова пососал сигарету. Не вынимая ее изо рта, попытался сплюнуть с другой стороны. Получилось плохо: слюна никуда лететь не захотела, ляпнулась прямо на подбородок. Майор невозмутимо достал грязный носовой платок, отерся, скрипнув щетиной.
- Надо разгуляться, - заметил он. – Не фрайеров каких-то положили, а целого вора в законе, да еще этого… Сынулю министерского. Да еще и на территории Маховикова, при стольких уважаемых свидетелях. Начальство меня прямо с теплой бабы подняло. По-любому любопытство проявлять будет. Не дадим ответов – драть начнут меня. Тогда я начну драть вас – всех.
- Всегда так, - снова философски пожал плечами Задорожный.
Кубакин покатал окурок по нижней губе, раздумывая – что бы еще спросить? Придумал. Спросил:
- Точное количество пострадавших установили?
Задорожный пошелестел своей кошмарной шпаргалкой, кивнул:
- Да. Только что еще пару жмуров за кустами нашли. Итого: восемь погибших, трое раненных. Еще трое травмированы в результате панических телодвижений.
- Хорошая формулировка, - похвалил Кубакин. – Возьму на вооружение. Еще что-нибудь есть?
- Да, - снова зашелестела бумажка. – Семеро погибших – дело рук нападавших. Еще один, и все трое раненных – местная охрана постаралась.
Майор скосил взгляд на начальника охраны, но тот никаких особых эмоций не выказал. Только вынул руки из карманов и скрестил их на груди. А на лице была все та же угрюмая отрешенность.
- Дерзкие у тебя бойцы, - Кубакин-таки попытался вызвать начальника на откровенный разговор. Возможно, считал, что на эмоциях тот может выдать что-то, заслуживающее внимания. Однако охранник лишь огрызнулся:
- А я их не в спецназ готовил. И против профессионалов не натаскивал. А здесь профи сработали.
Кубакин, было, пожал плечами – провокация не сработала. Что ж, бывает. Но тут же встрепенулся:
- Почему так решил?
- Два удара – восемь дыр, - детской присказкой ответил охранник. – Семь трупов - на их счету. Ни одного выжившего. Как считаешь – почерк дилетантов?
- Непохоже, - согласился Кубакин. И пососал фильтр – потому что сигарета к этому времени догорела. Прикуривать новую не стал – но и фильтр выплевывать тоже не стал.
- Значит, машина в угоне! – вдруг заявил Задорожный, и Кубакин быстро повернулся к нему:
- Почему так решил?
- Рыболовлев – точно не профи. Шпана, к тому же безбашенная. Если б такими вещами начал заниматься – его бы сразу замели.
Майор смотрел требовательно, желая более развернутого объяснения. Но Задорожный ничего больше объяснять не стал. При этом всем своим видом дал понять, что в собственном выводе уверен на сто процентов. Так что Кубакин только кивнул – и снова отвернулся.
А причины для уверенности у капитана были самые что ни на есть веские. По странному стечению обстоятельств с этим самым Рыболовлевым он учился в параллельных классах. И прекрасно помнил вороватого, мелкого, но при этом изумительно нахального недоросля. Тот еще до седьмого класса умудрился дважды обворовать родную школу: в первый раз спер ящик сгущенки из школьной столовой, по ночному времени выбив там окно (это еще можно было как-то объяснить – ведь подрастающие организмы до сладкого падки), а во второй – уж каким образом, неизвестно, - утащив из кабинета биологии два микроскопа и почти тридцать луп, через которые ученики изучали бабочек и прочую живность (вот это уже было необъяснимо: тяги к знаниям Рыболовлев никогда не испытывал, к бабочкам – тоже; толкнуть микроскопы с лупами на рынке в начале девяностых представлялось малоперспективным – они просто никому не были нужны).в общем, тот еще элемент. Из школы его выгнали с позором – за то, что, раздобыв где-то карбиду, спустил его в унитаз. Мужскому туалету не было ничего, а в соседнем, девчачьем, настоящие пенные фонтаны били, заляпав и пол, и стены, и окна. Рыболовлев потом все это безобразие собственноручно отдраил, но не помогло: директор вызвал родителей, кричал, плевался – и подал на отчисление. вступился, было, химик – мол, вы как хотите, а на мой взгляд, смышленый малый. Но и это не помогло. Отчислили. В девятом классе. Без аттестата.
После этого Рыба устроился на стройку подсобным рабочим – и переплюнув всех своих старших товарищей, толкнув налево машину цемента. Доказать ничего не смогли, однако со стройки тоже поперли. А потом Задорожный его из вида выпустил. Уже устроившись в милицию, наткнулся на личное дело, посмотрел – и ничуть не удивился. Рыба – как Рыба. Вороватый, неумный (гоп-стопнул в последний раз не кого-нибудь, а чемпионку города по боевому самбо, которая, правда, была вполне себе смазливая девица, и о своем чемпионстве заранее не предупреждала), и ни на что действительно серьезное неспособный. Машина у него, конечно, не из дешевых, но это тоже не показатель – кредиты нынче кому только не выдают. Куда такому заказными убийствами, тем более такого солидного уровня, заниматься? На первом же заказе сам мишенью станет.
Откуда-то от особняка, покрякивая и повизгивая сиренами, помогая себе мигалками, выскочили две «скорые». Все трое поспешили освободить проезд, и «скорые», миновав створ ворот, быстро растворились в ночи.
Кубакин сказал: «Да!», все-таки выплюнул фильтр – и приклеил себе на губу очередную сигарету. Одна из любовниц клятвенно заверяла его, что такая привычка непременно закончится раком губы. Но Кубакин ее за такие слова бросил: раков он не любил, а баб на его век хватит.
- Думаю, Василису и этого… второго… не зря их здесь кончили, - основательно трамбуя слова, предположил (а, скорее, выдал вердикт) он. – Думаю, кто-то очень хотел, чтобы это случилось на территории Сергея Ильича Маховикова. – Тут Кубакинский палец ткнулся в звезды над головой, чтобы всем стало понятно, где находится этот «кто-то». – Я даже догадываюсь, что мог этого хотеть. И наша задача – помочь ему. – Он пристально посмотрел на начальника охраны: - Линию партии улавливаешь?
- Линию-то я улавливаю, - начальник озадаченно потеребил кончик носа. – Я мотивов не улавливаю. Зачем это, - он поднял взгляд к звездам, - ему?
- А за все грехи рано или поздно платить приходится, вот зачем, - объяснил майор – и начальнику осталось только пожать плечами, верил он в данную сентенцию или нет.
- Ну… Ему виднее.
- Ладно, - Кубакин почти дружески хлопнул своих собеседников по спинам. – Пошли. Пообщаемся с хозяином.