Мы спим.
Мы все спим и этот сон совсем не сладкий. Однако продолжаем спать.
Это такой сон, когда вроде бы глаза открыты, видим всё, что происходит вокруг, ходим, едим, говорим, проблемы решаем, но безысходность и непонимание что делать дальше, кто станет у руля, кто вытащит из сна, заставляет ничего не делать…спать…, а извне подбрасывают снотворного в виде сказок о светлом будущем, о небывалом росте, беспрецедентной поддержке, о тенденции к росту, об отрицательном, но всё же росте.
Мы знаем, что пробуждение будет мучительным, а кто-то , открыв глаза, замрет от ужаса увиденного, от потери времени, от упущенных возможностей, от боли за детей, от стыда за то, что спали всё то время, когда должны были бодрствовать, быть в готовности отстоять свои интересы, свои налоги, свою жизнь, судьбу своих детей.
Нас чуть растормошил коронавирус с его гречкой, туалетной бумагой, пропусками, масками и перчатками, штрафами, зловеще пустыми столичными улицами, переполненными больницами, пережатыми вирусом легкими друзей, родителей, близких, фейсбучных приятелей и шапочных знакомых. Но мы снова улеглись в эту уже ставшую неуютной холодную кровать и продолжаем спать, ибо так удобно. Так удобно не отвечать за себя, а лежа хорошо видно, что за весь случившийся беспредел отвечает кто-то с одутловатым лицом, мы позволяем людям, явно оторванным от мира, рассказывать нам о том, сколько зарабатывает средний класс, наблюдать за бесконечным процессом укладывания ограничивающих проезжую часть устройств из гранита, бетона, потом снова гранита, сначала вдоль, потом поперек, потом крестиком, улыбаемся сквозь сон, оправдываясь перед детьми, что других нет в округе, всех убрали, все уехали, остались только мы такие, которые спим… Такая хорошая детско-юношеская позиция, при которой в неудаче виноваты обстоятельства, в победе я красавец, а если что-то надо сделать, то другой вот ничего не делает, поэтому я тоже не пойду, ведь от меня ничего не зависит. Так удобно спать…