Найти тему

КНИГА ПОЩЕЧИН 14

Когда Вадик уходил в армию, Макс в честь траура подстригся под панка. Основная масса аксайчан тогда и слова-то такого не знала. Дома его послали «становиться человеком», наотрез отказавшись впустить в таком виде.

Шатаясь по Аксаю, Макс познакомился с барышней по имени Елка, с которой просидел до глубокой ночи за столом у нее во дворе.

- Ела, домой, - позвала ее с балкона мать.

- А можно я буду называть ее мамой? – спросил Макс и, не дожидаясь ответа, взял Елку под руку и повел к ней домой.

- Мама, сегодня я буду жить здесь, - сказал он Елкиной матери, когда та открыла дверь.

Мама не возражала. Она даже намекнула Максу, что было бы очень здорово познакомиться им поближе, но в другой раз. Сейчас у нее дядя Вова.

Макса позвали к столу. А там самогон, закуска… Идеальное гнездышко для одинокой бездомной души.

Пришел я вскоре после этих событий к Птеру.

- Что это ты делаешь? – спросил я, глядя на то, как он гладит белую шведку с вышитым пионерским значком на кармане.

- Глажу последнюю рубашку. Остальные грязные. Мама в отпуске, а самому стирать лень, - пояснил он.

Догладив рубашку, Птер оделся, и мы пошли прогуляться. Встретили Макса с Елкой. Макс, как всегда, был пьян

- Птер. У тебя белая рубашка, и ни единого пятнышка! – обрадовался Макс и прежде, чем Птер успел что-либо сообразить, оставил у него на груди отпечаток подошвы.

Птер охренел, а Макс принялся его дразнить. Крикнет «Пи» и отбежит в сторону.

Когда я познакомил родителей с Птером, Папа выдал:

- Зачем такая сложность: Птеродактиль. Можно же намного проще: Пидорактиль.

В другой раз зашла к нам в гости соседская старушка Трофимовна, - она вроде как за мной присматривала, - извинилась и спросила:

- Ребята, а кто из вас пидораз?

- Наверно, я, - грустно ответил Птер.

- Пи! – вопил Макс.

- Пт! – отвечал ему Птер.

- Пи!

- Пт!

Птер сломал прутик и с ловкостью заправского казака сносил им головы росшим вокруг тротуара колючкам. К тому времени мы зашли в больничный двор.

- Так будет с каждым! Пт! – воодушевленно заявил он после очередного удачного удара.

- Пи, – невозмутимо ответил Макс, укрылся от удара, спрятавшись от Птера за скамейку, и началась импровизация в стиле Шекспира:

- Как смеешь ты, поганый человек,

Корявым ртом своим порочить мое имя,

Что лучезарнее сияния небес? - выдал Птер, Делая выпад прутиком, как шпагой. Увернувшись, Макс тоже ответил стихами:

- Ты брешешь, грязный пес,

И имя твое Пи,

И будешь Пи, доколе твое тело

Своим смерденьем отравляет мир!

- Ты пидор сам!

Ты грязь, душа и тело!

И рыжей блядии недостоин ты! – ответил на это Птер, делая очередной выпад.

- Что ты сказал, ты?! – обиделась Елка. Думаю, понятно, что это она была рыжей.

- Молчи, несчастная

Иначе изрублю

Тебя мечем на тысячи кусочков

И брошу их на растерзанье псам! – ответил ей Птер.

- Как смеешь ты? – встал на ее защиту Макс.

- Не беспокойся, смею!

Тебе же я советую молчать

Иначе ты устанешь проклинать

Тот день, который дал тебе рожденье!

- Несчастный Пи!

- Пт! Я все сказал.

С этими словами Птер перепрыгнул через лавочку и устремился за пустившимся наутек Максом.

Возвращение из армии Вадика мы отметили целым рядом затяжных пьянок.

Матушка его тогда была председателем дачного кооператива, и во время очередной пьянки за каким-то хреном приехал к ней один из ростовских генералов. Сначала он послал на разведку своего водителя, солдата. Матушки дома не оказалось, - это, собственно, и стало поводом для той попойки, но солдат об этом так и не смог доложить генералу.

Его взяли под руки, посадили за стол, накормили и напоили водкой. Он, правда, пытался отнекиваться… Разбираться к генералу пошел пьянючий Дюк, не забыв прихватить с собой бутылку и стаканы. Выпили они с генералом, а потом Дюк начал тому объяснять, что все генералы – пидоразы.

Я накушался так, что не помню, как отрубился. Кто-то меня раздел до кальсон и положил на диван в зале.

Проснулся я с дикой головной болью. В зале горел свет. Над моей головой на побеленном потолке виднелись следы чьих-то ног, как позже выяснилось, наследить на потолке умудрился Товарищ. Лежал я на спине, а мой член торчал, высунувшись из кальсон, никого не стесняясь. По залу ходила матушка Вадика и вставляла ему по первое число.

Для Макса бабье, что для верблюда еда. Для другого это может быть и колючка, а для него деликатес. Он мог трахать такое, от чего мутило даже Птера, который не брезговал почти ничем.

Расставшись с Елкой, Макс приволок ко мне совсем уже конченую дрянь. Одну из тех, что ночует, где попало и дает всем, кто не побрезгует. Несмотря на то, что обычно ее трусы были желтыми спереди и коричневыми сзади, она пыталась корчить из себя «порядочную девушку» и обижалась, когда мы относились к ней, как она того заслуживала. За трусы мы прозвали ее Хрюшей.

- Папуль, а Птер меня блядью назвал, - пожаловалась она как-то, поймав меня утром по дороге в туалет. - Я спросила, что он обо мне думает, а он говорит, что я блядь конченая. Ты тоже так думаешь?

- Видишь ли, в моем лексиконе слова несколько иного рода. У меня достаточный лингвистический запас, чтобы обходиться нормативной лексикой. Но суть он передал точно. А теперь позволь мне поссать, – ответил я, затем оттолкнул ее, и зашел в туалет.

Даже после того, как Макс послал ее подальше, она продолжала нас навещать.

Нажарили мы с Птером картошки. Только сели есть, заявилась Хрюша, и прямо к столу. Тут меня такое зло взяло. Будет каждая тварь мою картошку жрать! Я как всегда был в одних трусах. Встав за чайником, я спросил:

- Посмотри, Птер, у меня жопа не в говне?

Хрюша с фырканьем выбежала из дома.

Пошли мы с Птером прогуляться. Едва мы зашли в парк имени труда и отдыха, как к нам подрулили два шкафа, взяли нас под белые рученьки и потащили в ближайший темный угол. Я решил, что это трандец. Пока я так думал, мне в руку воткнули стакан самогона.

- Пей

Выпил. Не успел я сделать вдох-выдох, стакан наполнился вновь.

- Пей

После двух стаканов я поспешил домой. Птер выпал дождем по дороге. В подъезд я зашел на последнем дыхании. Развезло меня так, что я не смог попасть ключом в замочную скважину. Чтобы увеличить шансы на победу, я сначала встал на четвереньки, а потом лег на спину и уже двумя руками попытался попасть ключом в замочную скважину.

От позорного поражения меня спас Дюк, заявившись с Хрюшей и каким-то типом. Об этом я узнал немного позже. Тогда же какая-то сила вырвала у меня ключ и распахнула дверь, позволив мне вползти и доструиться до ванной, где под душем я подобно фениксу стал терпеливо возрождаться из пепла. Когда я вымытый и в свежих трусах вошел на кухню, гости пили чай.

- Ну ты даешь, - встретил меня Дюк.

- Папа, меня смущают твои голые коленки, - заявила Хрюша.

- Извини, - сказал я и натянул трусы на колени. Хрюша ошалело прыгнула на колени Дюку.

- Так тебя ничего не смущает? – спросил я.

+++

Тем временем Горбачева сменил Ельцин. СССР благополучно развалился, и началась поистине эпоха динозавров с ее сумасшедшим накоплением первичного капитала, бандитизмом и чуть ли не абсолютной свободой действия. На мой взгляд, это было самое лучшее время в стране. Дефицита больше не было. Деньги сами шли в руки. Практически со всеми можно было договориться. Бедствовали тогда только оставшиеся вдруг без своего светлого будущего старики и те, кому ригидность мышления и трусость с ленью мешали перестать заниматься херней и начать создавать благоприятные условия обитания для себя и своей семьи.

Добрая половина нашей компании занялась бизнесом или чем-то вроде того. Удав взялся чинить телевизоры, потом пригнал 2 убитых «Ауди» и собрал из них одну. Поездить на ней у него не получилось, так как ему на светофоре смял весь зад какой-то кавказский джигит.

- На девушка засмотрелся, - пояснил он.

Кот с Максом сначала открыли студию звукозаписи, потом Кот стал вести дискотеки, гонять на продажу машины, открыл при дискотеке бар, а потом магазинчик на трассе. Юрок подался в придворные музыканты в газпромовскую организацию и начал играть на свадьбах. Вадик устроился стюардессой и занялся мелкой спекуляцией. Вася женился, перебрался в Воронеж и стал бизнесменом. В результате он, правда, лишился и жены, и маминой квартиры, променяв ее на однокомнатную возле ростовского кладбища, но зато во время визитов в Аксай, Васю раздувало, как икряную жабу.

- Как, у тебя еще нет мобильника! – сокрушался он, когда мобильная связь стоила кучу денег, работала в отдельных районах города и была, скорее, понтами для толстолобиков в красных пиджаках, чем средством связи.

Меня на праздник жизни не пускала учеба в институте и работа на заводе.

Сначала я работал в ремонтно-механическом цехе четвертым дураком. Какое-то время до этого завод «Пластмасс» был затрапезной артелью инвалидов, но директору удалось превратить его в самый престижный завод Аксая, куда не так просто было устроиться на работу.

Живым напоминанием об инвалидском прошлом в нашем цеху были два клинических «дурака»: Володя и Серега. Третьим дураком был фрезеровщик Витя, у которого был талант запарывать любую работу. Меня сделали дураком четвертым, так как из-за чередования учебных и рабочих недель серьезную работу мне не было смысла давать. Да я и сам особо не стремился углубляться в изучение слесарного дела, так как относился к этой работе как к еще одному бездарному времяпрепровождению.

Дураки были главными специалистами КП (куда пошлют). Посылали нас рыть канавы, косить траву, убирать мусор. Нас с Витей, как дураков умных, также посылали собирать новую мебель в только-только построенном здании заводоуправления. Такие задания мне нравились, так как во время КП можно было опаздывать на работу, уходить раньше домой и откровенно валять дурака. Возвращаться в цех не хотелось, и мы всеми силами старались работать, как можно медленнее. Однажды мы с Витей дошли до того, что забрались на заводской забор и начали с него мычать на прохожих.

После третьего курса меня благодаря хлопотам Валентины Ивановны перевели техником в отдел главного механика, где я понял, что главными специалистами КП были все-таки инженеры. Образование накладывало свой отпечаток на выполняемую работу. Так однажды меня послали проектировать стандартный мусорный контейнер. Ближайший мусорник находился на людной улице, куда я отправился в час пик. Перейдя на умственный труд, я сменил спецовку на костюм с галстуком. И вот стою я в костюме у мусорника, рисую его, а потом лезу измерять. Чаще мне поручали работу, связанную с установкой нового оборудования, во время которой надо было начертить помещение с уже установленными там станками и агрегатами, а потом найти, куда втиснуть новый станок. Львиную долю времени при этом отнимал сбор подписей.

Наличие свободного времени, собственного кульмана, заводской библиотеки и готовых помочь коллег делало работу в ОГМ студенческим раем, но оставаться там после института я не хотел, поэтому сильно не углублялся в особенности инженерного труда.

В нашем отделе работал Анатолий Васильевич, живая легенда завода. На автомобильной дороге между Аксаем и Александровкой есть крутой подъем. Однажды, когда на эту гору ползли грузовики, из образовавшейся за ними колонны выехал «Запорожец», наплевав на 2 сплошные, он попер вверх по встречной полосе, гневно сигналя слишком медленно уворачивающимся машинам. За рулем «Запорожца» сидел Анатолий Васильевич.

На даче у него росли фрукты с овощами, которым мог позавидовать сам Мичурин. Тогда совковый идиотизм охватывал все стороны жизни, и в дачном кооперативе Васильевича шло соцсоревнование за звание самый образцовый участок. Соревновались дачники не только индивидуально, но и коллективно: улица с улицей, квартал с кварталом. Когда наступала осень, одержимые волей к победе дачники вылизывали свои участки, выгребая все до последнего листочка и до последней травинки. Он же, наоборот, договаривался на субботниках с вывозящими листья водителями и завозил себе в огород несколько «Камазов» листвы, которая благополучно прела там до весны, удобряя землю и сохраняя от холода многолетние растения. При этом Анатолию Васильевичу было глубоко до одного места, что он обрекает своими действиями весь квартал или улицу на поражение в соревновании. Возмущающихся активистов дачного движения он посылал открытым текстом. Зато, когда приходило время собирать урожай, его участок выглядел, как оазис в пустыне.

Арбузы, дыни и овощи тогда нередко заготавливались путем кражи с колхозных полей. Анатолий Васильевич подходил к этому делу с присущей ему хитростью. Он подъезжал к полю и минут 10 звал во всю глотку хозяев. Если никто не объявлялся, он загружал машину по самую крышу. Если же на крик входили хозяева поля, он спрашивал, можно ли у них купить растущую там культуру. Покупать же никто не запрещал? Если цена была нормальная, он загружал машину, а если нет – ехал на другое поле.

Анатолий Васильевич умудрялся эксплуатировать даже живших в его рабочем столе тараканов: Выпив чай, он убирал в стол немытую чашку, и к следующему чаепитию тараканы вылизывали ее до блеска.

Однажды, когда у начальника нашего отдела разболелись зубы, Анатолий Васильевич вызвался ему помочь.

- Я знаю один заговор, боль как рукой снимает, - сообщил он.

- Что надо делать? – спросил начальник, который готов был на все, лишь бы прошла боль.

- Повторяйте за мной: Зубы мои, зубы.

- Зубы мои, зубы

- Вам бы, мои зубы

- Вам бы мои зубы

- Да с пизды губы

А вот сын у него был обыкновенным.

Вскоре после моего перевода в ОГМ, к нам в отдел устроился на работу Юра Каштанка, с которым мы вскоре подружились. Каштанкой я прозвал его за глаза, которые бывают только у муженьков и бездомных собак. В этом взгляде и тяжелая судьба, и страх, и вечные побои, и голод, и желание ласки. Подобно героям «Копейки», он любил 2 вещи: русский рок и выпивку в хорошей компании. Жил он в крошечной комнате в малосемейке с женой Таней. Таню мы прозвали Принцессой, так как она тогда вечно требовала к себе внимания и постоянно закатывала Юре истерики, которые он переносил со стоическим терпением.

Как-то на дне рождения Удава, когда вся страна в едином порыве готовила шашлыки, она забежала на кухню.

- Ой, мальчики, вы могли бы не резать лук, пока я покурю, а то у меня тушь потечет, - выдала она, садясь на стул.

Спустя несколько часов, когда гости разбрелись заняться чем-нибудь таким, на что еще оставались силы, а Каштанка блуждал по астралу, надеясь подкатить к Нирване, за столом остались Принцесса, Удав и Сережа.

Сережа тогда был предельно повернутым на милитаризме. Когда он пришел из армии, мы дружно гадали, снимет он форму через месяц или месяц и один день. Он сделал проще – подался в менты, и даже срать ходил при полной амуниции. С ним нельзя было зайти ни в один ларек. Когда он начинал искать по карманам недостающий рубль, на прилавке оказывались наручники, пистолет, пара газовых баллончиков и прочая ментовская дребедень. Пил он безбожно, а, напившись, начинал махать пистолетом. Иногда стрелял. Жена Юрка как-то показывала мне след от пули на кухонной стене. Однажды он чуть не расстрелял Вадика с Удавом. Поставил их к стенке, начал зачитывать приговор, а потом в его мозгу на мгновение просветлело, и он сказал:

- А ну его нафиг. Давайте лучше еще выпьем.

Так вот, сидят они втроем за столом. У Удава с Сережей свой мужской разговор. Принцесса демонстративно скучает. Им не до нее. Спустя какое-то время она не выдерживает:

- Мальчики, налейте мне компотика, - капризно просит она.

На самом интересном месте, а графин у нее под рукой стоит. Удав, не глядя, машет рукой, а Сергей долго на нее смотрит, как на диковинную зверушку, потом выдает:

- Вот блядь! – поворачивается к Удаву, и они продолжают разговор.

Студия звукозаписи Кота находилась в одном подвале с видеосалоном, который держали Витя с Олегом. Вскоре я с ними подружился и стал пропадать там. Если фильм был хороший, я смотрел его, а если плохой, мы пили чай и играли в карты.

Одним из завсегдатаев видеосалона был Вовка-Морковка. Однажды, он сказал, что может лечить руками. Тогда, в эпоху Кашпировского, Чумака и Лонго, экстрасенсами-колдунами были все, кому не лень, как сейчас риэлтерами.

Волшебное слово «экстрасенс» я впервые услышал лет в 15, когда увлекающийся мистикой, йогой и карате на уровне нынешних зрителей «бред-тв» Вова рассказал мне о совсем еще неизвестной в нашей дыре Джуне.

Вова всегда был мечтателем до мозга костей. Он мечтал то выиграть деньги в лотерею, то встретиться с НЛО, то стать мастером карате, то научиться какому-нибудь шаманизму.

Мечтателем он был боязливым. Боялся он канцерогенных веществ, активности солнца, начальство, чиновников, ментов, общественного порицания. Он всегда заключал всякие ненужные договоры типа договора на обслуживание газового оборудования, никогда не спорил с ментами, а на работе был живым воплощением анекдота про пятилетку за 4 года в 3 смены 2 руками за 1 зарплату. Дома он посадил себе на шею всех родственников, и никому не отказывал в помощи даже в ущерб себе.

Думаю, надо постараться найти более безобидное существо, чем он. Тем не менее, именно он на долгие годы стал для уродственников врагом номер один, так как мама, когда они жили бедно, помогала им, чем могла.

Когда Вова женился, его жена устроилась на консервный завод, и стала приносить оттуда мясо, которым щедро делилась не только с нами, но и с уродственниками. Разумеется, денег она не брала. Уродственники брали у нее мясо с удовольствием, ненавидя ее при этом еще сильнее.

Как-то Лариска рассказывала, как он ее клеил:

Стоило ей выйти за туалет покурить, он появлялся рядом.

- У тебя машина есть. Заводи, поехали, - предлагала она.

- А что я жене скажу? А вдруг нас кто увидит? – отвечал он.

Стоило где при этом двери скрипнуть, или жене позвать его пить лекарства, как он исчезал в одно мгновение.

Как он мне объяснил, экстрасенсом может быть только тот, у кого есть сильное биополе. Проверить его силу можно 2-мя способами: На ладонь нужно положить советский (шестьдесят какого-то года образца) бумажный рубль и попытаться мысленно свернуть его в трубочку. Второй способ заключался в том, чтобы повесить на нитке над головой небольшой кусочек бумаги на высоте 20-30 сантиметров и мысленно заставить его вращаться или колебаться. Конечно, сейчас любому идиоту понятно, что это полнейшая чушь, тогда же я серьезно отнесся к этим тестам. Рубль у меня в трубочку не свернулся, бумажка не зашевелилась, и я к огромнейшему сожалению вынужден был признать, что не гожусь в экстрасенсы.

К счастью, моей зависти было наплевать на тесты, и я решил, что раз уж Вовка способен лечить людей, то я, тем более, должен это уметь.

Несмотря на буйный расцвет эзотерического мракобесия, мистической литературы в Ростове практически не было, и единственным доступным мне «паранормальным» светочем стал журнал «Знак вопроса», в котором я вычитал очаровавшее меня слово «медитация», после чего начал практиковать какую-то фигню, искренне веря в то, что я медитирую. Значительно позже мне с огромным трудом удалось достать книгу «Нить Ариадны», автор которой описал биополе, его дефекты и методы их устранения.

Стоило мне провозгласить себя целителем, как судьба предоставила мне возможность подтвердить это на практике. В одной из маминых почек здоровенный камень полностью перекрыл мочеточник. Она только-только очухалась после инфаркта, и могла не пережить операцию, на подготовку к которой было 3 дня. Я работал с мамой по 3-4 раза в день, и на третий день ее моча стала бурого цвета. Как показало УЗИ, камень из почки исчез. Был он более 2 сантиметров в диаметре, так что выйти обычным способом мог. В результате удаление камней из почек и желчного пузыря стало моим коронным номером.

Вскоре после этого к нам в гости забрел старый мамин знакомый Дмитрий Алексеевич. Когда-то он был трактористом. Потом парторгом. Теперь же он стал целителем, экстрасенсом и учеником Касьяна, который в те времена был иконой отечественной мануальной терапии. Работал он директором свежесозданного на территории отнятой у коммунистов обкомовской дачи «Центра народной медицины».

- Ему надо учиться, - сказал он, когда мама рассказала о моих способностях.

Когда в Аксай из Йошкар-Олы приехали с семинаром по саморегуляции А. М. Васютин, Н. И. Шерстенников и (не помню его имени) Комяк, он настойчиво порекомендовал мне записаться на их семинар. Идя на «курсы экстрасенсов», я был уверен, что, едва увидев мое несравненное биополе, они провозгласят меня, чуть ли не главным экстрасенсом страны, и немедленно откроют все неизвестные мне тайны Мироздания. Я почти не ошибся в своих ожиданиях, так как целых две тайны открылись мне на первом же занятии: мало того, что меня никто не признал в качестве пупа земли, так еще оказалось, что волшебников вроде меня в Ростове пруд пруди. Вопящее от полученных ран эго хотело уйти прочь, громко хлопнув астральной (тогда я уже знал и это слово) дверью. Но оно было послано нафиг. В результате я освоил аутогенную тренировку, похожий на цигун комплекс физических упражнений, несколько биоэнергетических практик, и научился писать и применять сценарии для сеансов легкого гипноза. Обычно такие сеансы почему-то называют медитациями, хотя к медитации они не имеют никакого отношения.

Не обошлось и без ложки дегтя, роль которой сыграли этические сказки а-ля Елена Рерих. В результате кроме ценных практических навыков я подцепил на этих занятиях духовность с религиозностью и начал по вечерам молиться Христу с Буддой, а вскоре крестился в церкви, надеясь приобщиться к Божественной Мудрости.

С Божественной Мудростью у меня получилось, как с Битлами. Чуть ли не с рождения я постоянно слышал, что Битлы это клево, что они лучшие из лучших, и что такой музыки больше нет. Воображение рисовало мне, как минимум, тысячеруких Блэкморов, и я предвкушал тот миг, когда услышу нечто неземное под названием «Битлз». Наконец, когда я уже был студентом, Удав дал мне кассету с Битлами. Дрожащими от волнения руками я вставил ее в магнитофон и... услышал англоязычную версию «Ласкового Мая».

Такое же разочарование мне принесли Библия, Коран и Гита. Читая их, я не только не приблизился к просветлению, но и не нашел на их страницах вообще никакой мудрости. Не нашел я мудрости и у священников, с которыми мне довелось общаться. Разочаровавшись в религии, я отлучил от себя церковь, а заодно и отбросил потребность в руководящей и направляющей роли высших существ.

Зимой 1991 года в Ростов приехал массовый производитель экстрасенсов международной категории В. М. Кандыба. Его семинар стоил целое состояния, но Дмитрий Алексеевич настоял на том, чтобы я у него отучился, так как с его дипломом я мог бы официально работать экстрасенсом в «Центре народной медицины». Финансовый вопрос помогла решить Валентина Ивановна. Она устроила так, что за меня заплатил родной завод.

Кандыба оказался прекрасным гипнотизером и отличным шоуменом. На сцене он творил чудеса, а его способ погружения людей в транс оказался довольно-таки эффективным и легким в освоении. Так что вместе с дипломом я получил уверенность в том, что теперь я действительно крутой экстрасенс.

Когда открываешься мистике, мистика открывается тебе. Моим пропуском в шизотерическую реальность стала смерть папы. Проснувшись ночью через несколько дней после похорон, я отчетливо увидел на стуле возле дивана (тогда я спал на диване) человекоподобную фигуру. Это было бестелесное существо около полутора метров ростом, намного более худое и вытянутое по вертикали по сравнению с человеком. Оно тихо сидело и смотрело, как я сплю. Не знаю, как я не умер и не обделался от страха. Являлась эта штука месяца два. Первое время я, умирал от страха перед ним по ночам, а потом умирал от страха перед возможным сумасшествием днем. Постепенно, видя, что оно ничего плохого не делает, я начал к нему привыкать, назвал Шуриком и рассказал о нем друзьям, которые, разумеется, мне не поверили.

Шурик не был глюком или воображаемым другом, так как мама тоже слышала его шаги, когда он ходил по ночам по квартире. Когда он проходил через дверь, она слегка вибрировала, как от сквозняка. Как-то он перепугал Дюка. Мама с Ниной Константиновной остались ночевать на даче, и Дюк засиделся у меня допоздна. Вдруг мы услышали, как кто-то хлопает входной дверью, идет на кухню, гремит кастрюлями, и так далее.

- Кто это? – удивленно спросил Дюк.

- Пойди посмотри, - ответил я.

На кухне он не нашел никого, входная дверь была заперта на задвижку, и снаружи ее никто не смог бы открыть.

Однажды я увидел черного человека. Он шел по улице за моим окном. Была ночь, но ярко горели фонари. Это был не человек в черной одежде, не негр, а совершенно черный человек, как будто его вырезали из трехмерного аналога черной бумаги.

Чертовщина приходила ко мне и во сне. О своей странной дружбе со Смертью я уже писал, но она была далеко не единственным ночным визитером. Как-то утром ко мне пришла странная гостья. Проснувшись, я решил еще немножко подремать. В тот момент, когда перед глазами уже начали проходить картины видения, но сон еще не вступил окончательно в свои права, я увидел свою спальню. Открылась дверь, и в комнату вошла женщина средних лет совершенно обыкновенной наружности.

- Я пришла исполнить твое желание. Чего бы ты хотел? – спросила она.

Тогда я воздыхал по подруге одного приятеля, и автоматически подумал, что не плохо было бы побыть с ней наедине.

- Присоединяйся к нам, - сказала женщина, - и у тебя будет все, о чем только можно мечтать.

Испугавшись, что это исчадие ада пришло за моей душой, я принялся неистово креститься, читать «Отче наш» и орать на тетку «Изыйди!».

- Ну и дурак же ты, - ответила на это она. – Ты еще пожалеешь.

Днем мы собирались с предметом моего воздыхания, ее бойфрендом и еще одним другом отправиться куда-то (уже не помню, куда) погулять. Так получилось, что у бойфренда возникли срочные дела, на второго друга напал понос, и мы провели с этой барышней весь день вдвоем. Тогда-то я действительно испугался утренней гостьи.

Продолжение следует.