Из происходившего тогда, пожалуй, стоит рассказать только о романтическом походе с Осей Ревматическим. Осей мы прозвали его потому, что он был внешне похож на Остапа Бендера в исполнении Андрея Миронова. А Ревматическим он стал из-за его любимой присказки. Когда ему не хотелось что-либо делать, он говорил:
- Да ну, нафиг. Я старый, больной, ревматический...
Был он на несколько лет старше меня. Высокий, спортивный, симпатичный, не глупый. Подцепил он как-то хорошенькую шалаву по имени Ира, которая впоследствии получила прозвище Поросенок за то, что умудрилась помыть после чая чашки так, что когда в следующий раз в них налили чай, сверху появилась жирная пленка. Ее подруга, Толстая (ударение на «о»), была страшнее германской войны. Ее взял на себя всеядный Алек по прозвищу Хачек.
Пару раз, когда родители были на даче, Ося ночевал с Поросенком у меня, а однажды позвал с ночевкой в поход на берег Дона.
- А диван с телевизором будет? – спросил я.
- Не выделывайся. Я хочу Поросенка трахнуть, а она без Толстой идти не хочет.
- Ага, пока ты будешь Свинью трахать, я должен буду эту тварь за ошейник держать?
- Не выделывайся. И потом, под водку и Толстая пойдет. Глаза закроешь…
- Я столько не выпью.
- Кончай выделываться, пошли.
Ося, как самый сильный, взвалил на себя палатку. Мне достался рюкзак с жидким золотом. Девочки пришли с пакетом, который сразу же оказался в руках у Оси – я на корню пресек попытки меня оджентльменить.
Пока мы с Осей разбивали палатку, девочки осилили половину золотого запаса и пошли пройтись. Минут через 10 прибежала Толстая.
- Там… там Ирочка! Она в… она топится! – завопила она.
Ося с низкого старта рванул в пучину, а Толстая принялась орать, заламывая руки:
- Не оставляй меня! Я не хочу!.. Лучше уж смерть!..
Не прекращая монолог, она схватила какой-то пояс и побежала вешаться.
Из пучины на берег вышел Ося со счастливым Поросенком на руках.
- А где Толстая? – спросила Поросенок, видя, что я один.
- Вешаться пошла, - спокойно ответил я.
- Куда?!!!
- Туда, – я показал пальцем.
- Скорее, Юра, она уже вскрывала себе вены! – испугалась Поросенок, и Ося, не забыв ее поцеловать, помчался спасать Толстую.
Поросенок, не долго думая, опять бросилась в воду. Ося за ней.
- Какого ты тут расселся! Помог бы! – разозлился Ося, видя, что я сижу на берегу, греюсь на солнышке и наслаждаюсь представлением.
- Нахрен они нужны, пусть делают, что хотят. Давай лучше выпьем, - предложил я.
Но Ося не я, он не может оставить девушек в беде.
Наступила ночь. К этому времени барышни угомонились, мы разбили палатку, накупались в Дону, выпили, поели и устроились возле костра. Вскоре Ося с Поросенком отправились в палатку, а у Толстой начался приступ любовной тоски по Алеку.
- Еб твою мать!!! – вылетел из палатки Ося. – Ты можешь толстую всунуть в палатку? Эта ебаная Свинья без нее не может!
У Толстой к тому времени неразделенная любовь сменилась аутизмом. Она сидела с закрытыми глазами, покачивалась и слегка скулила. На мои попытки ее растолкать не последовало никакой реакции. Я взял ее за руки и попытался поднять. Вернувшись в реальность, она сильно цапнула зубами меня за кисть руки, не откусив ее за малым. Выматерившись, я схватил ее за ноги и резко дернул так, чтобы она грохнулась лицом вниз. Затем, не дав ей опомниться, потащил за ноги в палатку. При этом ее голова забавно подпрыгивала на кочках. Сначала она пыталась возмущаться, но стоило ей открыть рот, как в него тут же набивалась земля и мусор.
Отбой.
Проснулся я под утро от холода. Земля просто лед. Смотрю, Толстая спит, развалившись. Не упускать же такую возможность? Стараясь ее не разбудить, я лег сверху и свернулся калачиком. Сразу стало тепло и мягко.
Утром Толстая жаловалась, что ночью ей тяжело было.
Лишиться девственности мне помог брат. Я учился уже на первом курсе института, и считал себя из-за девственности конченым сексуал-неудаником. Брат подцепил Ларису и пришел с ней ко мне. Родители были на даче.
- Давай сначала я ее, а потом ты, - предложил он по-братски. Думаю, не надо объяснять, что я был в восторге от его предложения.
Тогда, правда, получилось только у него, но в следующий раз, когда они пришли, он вышел «куда-то на пару минут» и исчез, а мы остались вдвоем.
Для меня она стала настоящим подарком. Лет на 5 старше меня, хорошенькая, с примесью армянской крови. Муж и двое детей не мешали ей дарить любовь чуть ли не всем и каждому. Будучи блядью от бога, она была ласковой, нежной и понимающей. Она заставила меня почувствовать себя желанным, способным нравиться женщинам и доставлять им удовольствие мужчиной, за что ей огромное спасибо.
К тому моменту, когда я осмелился перейти от слов к делу, меня трясло от волнения, зато член, несмотря на все старания, даже не попытался подняться.
- Это ты, котик, переторчал. Полежи спокойно, - сказала она.
К счастью, впереди была ночь, и можно было не торопиться, так что я внял ее совету. Мы поговорили, попили чаю, вздремнули с часок. Потом у меня все получилось, а потом еще и еще...
Как выяснилось, она была соседкой моего двоюродного брата Вовы, и чтобы пригласить ее на свидание, мне достаточно было прийти к нему в гости и покрутиться во дворе. В тот же вечер она была у меня. Так продолжалось до глубокой осени, когда закончился дачный сезон. А вскоре после этого у нас с братом закапало с концов.
- Вы что, одним полотенцем пользовались? – удивленно спросила мама, когда мы пришли к ней сдаваться.
- Мы, мамуль, одной бабой пользовались, - гордо ответил я.
Из-за триппера обо всем узнала Свиномасса. Думаю, от брата, так как я Лариску не сдал. Заманив ее, кажется, с помощью Сережи (санитара в морге) в ловушку, Свиномасса хорошенько ее отделала и потом бросалась в бой каждый раз, когда та попадалась ей на глаза.
Для меня триппер стал своего рода символом мужественности, похвастаться которым я вскоре смог, попав на день рожденья к подружке Саши Дубаши. Имея замужнюю любовницу, победами не похвастаешься, если ты, конечно, не конченый мудак, так что я старался держать наш роман в секрете от всех. Совсем другое дело – сообщить друзьям по секрету, почему нельзя пить. Друзья, конечно же, начали меня подкалывать. Больше всех Вадик.
- Мужчина, не переболевший триппером, все равно, что неподкованный конь, - любил повторять он.
Доподкалывался. Поковала его (по его версии) подружка. Привезла сувенир с моря. Кинулся он в самолечение. Достал бициллин. Колоть взялся Птер. Он когда-то видел, как это делается, и теоретически знал, что надо делать. Когда дошло до практики, бициллин категорически отказался идти в жопу. И что ни пытался сделать Птер, результат был один: бициллин бил фонтаном из-под иглы, забрызгивая стены, пол, потолок, птеровские очки... В конце концов, пришлось Вадику раскошелиться. Заплатил он полтинничек, кому следует, и трепак как рукой сняло.
Больше всего воспоминаний у меня связано с хаткой-мацанкой, куда нас занесло из-за Вадика. Поцапавшись в очередной раз с родителями, он решил уйти из дома. А так как идти ему было некуда, он заявился ко мне. Не зная, что делать, я позвонил Лене.
Задолго до этого нас познакомил Кот. Причем ей он сказал, что я мечтаю с ней познакомиться, а мне, что со мной мечтает познакомиться она. Тогда все знакомством и ограничилось, так как она мне показалась слишком мажорной, а я ей – чересчур диким. Сдружились мы через несколько лет. Не помню, при каких обстоятельствах. Несмотря на то, что ее прозвали Мамой, когда я «стал» Папой, наши отношения не выходили за рамки хорошей дружбы.
Лене потребовалось не больше часа, чтобы найти для Вадика пристанище, которым оказалась избушка без курьих ножек – флигелек в частном секторе. Избушку разделяла на 2 половины печка, которую требовалось топить углем. В первой комнате стояла газовая печка и разделочный стол. Во второй - две а-ля солдатские кровати. Между ними с большим трудом втиснулся стол.
Снимали это богатство две Галки, приехавшие к нам в Аксай погрызть гранит науки в ПТУ из разных деревень. Одна из них, высокая, мощная, с широкими бедрами, но не толстая отзывалась на Галку. На лицо она была хорошенькой. Вторую, слегка приплюснутую по вертикали, словно ее показывали по телевизору с неправильно выбранным форматом изображения, Галку звали Чекушкой.
Народу в доме было, как в автобусе в час пик. Одни приходили потрахаться, другие покурить. Уборкой девчонки себя особо не утруждали, и в хатке царил срач.
- Я буду жить здесь. А где тут картошку жарят? – выдал я, завалившись, не снимая пальто, то самое за 52 рубля, на ближайшую кровать.
- Картошки у нас нет, – неуверенно ответила Галка. Похоже, моя наглость выбила ее из колеи.
- А что есть?
- Чай, варенье…
- Давай, раз нет картошки.
Чай я пил, развалившись на кровати. Лена кормила меня вареньем с ложечки. Хозяйки тихо фонарели, забившись в угол. Звуковым фоном к этой картине служил не иссякающий поток анекдотов.
Когда пришло время отправляться мне домой, Вадик сымпровизировал из покрывала шторку, отгородив свое ложе, на котором они с Леной занялись любовью.
На следующий день мы заявились туда с Птером проведать друга, прихватив с собой две бутылки, не помню уже, водки или самогона. В Процессе общения Птер начал клеиться к Галке. Я подрулил к Чекушке.
- Я жениха из армии жду, - сообщила она.
- Отлично! Давай будем ждать вместе, - ответил на это я.
Надо сказать, у нее было свое представление о верности, которое ей не мешало обниматься-целоваться, но стоило мне попытаться сделать следующий шаг к соитию, как она тут же вспоминала про своего парня.
«Хрен с тобой», - решил я, когда она совсем меня разозлила, - «скоро ты умолять меня будешь тебя отфакать».
Стал я ее изводить. Доведу до изнеможения и домой. Она после этого всю ночь заснуть не может, ворочается. Тут еще у Галки с Птером рядом секс каждую вторую ночь. Причем они в отличие от Вадика с Леной шторкой не отгораживались.
Во время службы в армии Птер с несколькими такими же идиотами вставил себе в член под кожу шарик из плексигласа.
- А нахрена тебе это? – спросил я, когда он с гордостью сообщил мне об этом.
- Ты чего? – удивился он. - Знаешь, как бабы пищат? Они после этого ни с кем больше не получат такого кайфа. Хочешь потрогать?
Тогда я уже понимал, что в этом деле намного важнее отношение друг к другу и владение предметом, нежели сам предмет, но не стал разубеждать Птера.
- Самое главное – все правильно сделать, - рассказывал он. - Иначе может быть такое воспаление, что он в банку перестанет пролазить. Прежде всего, нужен правильно изготовленный шар. Он должен быть идеально круглой формы и полностью отполированным. Если его не дополировать – трандец. Дальше нужен инструмент. Это делается специальным зубилом, тоже из плексигласа. Оно должно быть острым и отполированным до блеска, иначе может быть заражение…
Как и прочие армейские безобразия, процедура имплантирования проводилась в ленинской комнате на столе. Сначала зубилом разрубали крайнюю плоть, затем в образовавшееся отверстие вставляли шар, а кто и сразу несколько, затем член перевязывали бинтом и какое-то время страдали от боли.
Расстаться с шаром ему пришлось из-за барышни по кличке Ленин. Прозвали мы ее так из-за виртуозного владения искусством вешать лапшу на уши. Однажды, захотев чуть больше внимания, она убедила Птера, что он ей там все разодрал, и он, поддавшись минутной слабости, извлек имплантант из члена.
Возомнив себя непревзойденным любовником, он демонстративно трахался на виду у Чекушки, а потом, финишировав, предлагал ей:
- Возьмешь, пока тепленький?
Со стороны они выглядели забавно: Минут 5 он дрыгался, как заводной, с частотой 50 герц, затем брык на бок, полежит чуть-чуть и опять верхом на Галку, как кролик.
Посохроняв верность недели две, Чекушка всех разогнала, чтобы остаться со мной наедине. Мы выпили для храбрости, разделись...
- И ты этим хочешь меня удовлетворить? – с нескрываемым пренебрежением спросила она.
Хорошенькое начало. От обиды он скукожился и стал совсем никаким. Она продолжила развивать мысль дальше:
- У моего мальчика был как кабачок, и то у него не всегда получалось.
По сравнению с кабачком мой орган действительно выглядит крохой, хотя объективно его рост и комплекция подпадают под средние.
Возможно, будь во мне больше мужской гордости, я послал бы ее подальше или даже дал бы пару раз по лицу, но я был парнем не гордым, и когда он пришел в себя после обморока, заставил Чекушку кончить несколько раз подряд, а после этого потребовал сатисфакции. После того, как она попросила у него прощения, мы занялись этим вновь.
Позже я прикололся рассказывать ей перед оргазмом анекдоты про Штирлица. Смеясь и кончая одновременно, она становилась забавной, к тому же смех заставлял ее вагинальные мышцы сокращаться, что разнообразило мои ощущения.
Наиболее доступным в то время средством предохранения были отечественные презервативы по 2 копейки, такие же удобные и красивые, как ботинки фабрики «Скороход». Мало того, что в них было так же удобно, как в противогазе, они еще норовили порваться или соскочить с конца и затеряться в просторах влагалища. Чуть лучше были изделия из латекса по 10 копеек.
С абортами тоже было не просто. Поэтому предохранялись, кто как мог. Залетев, девчата срывали беременность самыми невообразимыми в цивилизованном мире способами. Одни кипятили себя в ванне, другие жрали но-шпу по два пузырька за раз и шли в спортзал поднимать штангу.
Однажды у меня порвался презерватив. Кончить я не успел, поэтому не стал ничего говорить Чекушке, и львиная его доля осталась там. Делясь вечером впечатлениями о существовании с инородным телом во влагалище (пока дошла до бурсы, - так называли ПТУ, - три раза кончила), она рассказал забавную историю о своей подруге.
- Засунь, - посоветовали ей, - перед сексом кусок алоэ во влагалище. Сок алоэ убьет сперму, и все будет зашибись.
Вот только барышне не сказали, что алоэ сначала надо очистить от кожуры, а сама она не догадалась. Как отрезала кусок от листа, так и засунула в кожуре и с шипами.
Периодически Галки ездили домой: с родней повидаться, взять вещи по сезону, набрать еды. Чаще они ездили по очереди, но однажды обе укатили на несколько дней. На хозяйстве остались мы с Птером.
Кто-то притащил к нам котенка, да такого, что краше в гроб кладут.
- Надо проверить его на чистоплотность, – решил Птер.
- А как? – спросил я.
- Да так, – ответил Птер и одарил кота богатырским плевком прямо между ушей.
Я активно включился в проверку, и вскоре на коте не осталось сухого места. Не желая быть оплеванным, кот запрыгнул на кровать и вытерся о Птерову подушку. Разозлившись, Птер схватил его и со всего маху швырнул об стену. После этого Птера потянуло на подвиги.
- Слышь, Пап, мне в таком хлеву жить не кайф. Давай уберем? – предложил он.
- Давай, - согласился я.
- А здесь у нас будет срач! – решил Птер и бросил окурок в выросшую возле печки благодаря нашим усилиям кучу мусора. Гора разрасталась как на дрожжах. Туда летели окурки, картофельные очистки, плевки.
Заявились Галки и сразу же накинулись на нас чуть ли не с кулаками:
- Вас что, на пару дней одних оставить нельзя? Весь дом засрали!
В ответ мы набросились на них:
- Если бы не мы, эта срань валялась бы равномерным слоем по всему дому. Не с улицы же мы ее принесли. Привыкли тут в дерьме жить. Кучу мусора мы оставили, чтобы совесть у вас разбудить. Вы что, никогда не слышали о гигиене и чистоте? И вообще, на себя посмотрите. Если вас хорошо отмыть, вы килограмма на два похудеете каждая.
После семинара «Соблюдайте чистоту» Галок будто подменили. Мы оказались в раю. Проводив нас утром, они не только делали уборку, но и стирали постели. Чекушка научилась читать мои мысли. Стоило мне не так вздохнуть или повернуться, как у меня в руке оказывался бутерброд, стакан чая или, верх роскоши, прикуренная сигарета. При этом она ни разу не ошиблась.
С сигаретами у нас было, как в войну с хлебом. После шести вечера при совке купить курево было невозможно. Часам к восьми мы провожали в последний путь последнюю сигарету, после чего, уподобившись царской охранке из очередного блокбастера о Ленине, начинали простукивать стены и заглядывать во все укромные уголки. Иногда нам везло, и мы находили чей-то клад. Чаще, обстучав все, что можно, отправлялись на раскопки мусорного ведра, ища бычки пожирнее. А тут сигарета, целая, для меня одного. До сих пор не знаю, где она их брала.
Временами мы с Птером вели себя по-свински.
Нажрались мы как-то дождливым осенним днем. Дороги в той части Аксая были такими, что и в нормальном состоянии не всегда можно было найти брод. Тогда же мы перли, что называется, напролом. От удара ногой дверь чуть не слетела с петель.
- Что, бляди, не ждали? – выдал кто-то из нас, и мы вырубились у порога.
Проснулся я в постели. Чистая одежда аккуратно висела на стуле.
- Когда придешь? – только и спросила Чекушка.
Узнав о хате, приперся туда Вася. Дома была одна Чекушка. Будучи крайне неразборчивым в сексуальных вопросах, он попытался ее склеить. В ответ на его ухаживания она схватила топор и пообещала двинуть ему по голове, если он не уберется.
Галка оказалась сговорчивей. А так как Птер ночевал с ней через день, в свободные ночи она начала делить ложе с Васей. Ситуация была немного щекотливой, но мы, посовещавшись, решили, что раз Птер с ней просто трахается, о Васе ему знать не обязательно.
Стесняться у нас не было принято, и нередко, встав с Чекушки, я приходил к соседям покурить, не утруждая себя надеванием трусов. Я садился на край кровати и мило беседовал с Галкой, пока Вася на ней пыхтел. Выглядели они при этом прикольно. Вася был заметно ниже и худее ее, и когда он был сверху, то упирался своим острым подбородком ей в плечо. В такие моменты он становился похожим на пытающегося утащить неподъемную для него гусеницу муравья. Галка, судя по ее лицу, вообще не подозревала о его присутствии.
Отказ Чекушки больно ударил Васю по самолюбию, и он возненавидел ее лютой ненавистью.
- Как ты с ней фачишься, она же стремная? – приставал он ко мне.
- Всегда можно найти бабу, стремнее данной, - отвечал я. – К тому же, когда ты к ней приставал, она тебе стремной не казалась.
Когда Галка уезжала домой, ее кровать переходила к Вадику с Леной. Как-то раз мы устроили соцсоревнование. Поделила дружба: 12-12. На следующий день, правда, наши герои распухли и покрылись синяками.
Однажды у нас завелся Густырь. Ко мне его притащил Юрок. Сказал, что это артист из Оренбурга, которого недавно выпустили из сибирского дурдома. Притащил и смылся. Густырь был бездомным поэтом, и я сначала приютил его на пару ночей у себя, а потом сплавил к Галкам.
Густырь оказался парнем общительным. Много рассказывал о питерской жизни, о порядках в дурдомах нашей Родины, читал свои стихи. Первое время я ему верил. Я всегда верю людям, это позволяет мне относиться к их рассказам без лишнего напряжения и попыток поймать на лжи. Мой скепсис включается в ситуациях типа: «Займи, я отдам», - да и то не всегда. Но когда он сунул мне под нос кассеты Кота и сообщил, что их подарил ему лично Борис Гребенщиков, я не выдержал и сказал все, что об этом думаю. Густырь обиделся, но с хаты не съехал.
Честно говоря, не представляю, как ему там жилось. Он спал один на полу между двумя койками, на которых трахались с вечера до утра, а в паузах ходили, перешагивая через него, чтобы попить, взять сигарету или справить нужду. Думаю, ели бы над ним не сжалилась Лена, когда они расстались с Вадиком, Густырь от нас вернулся бы в дурдом. Несмотря на свою безобидность, он сумел нас достать, и когда он наконец-то свалил, мы вздохнули с облегчением. В следующий и последний раз он приперся почти через год. На этот раз из тюрьмы, где отсидел несколько месяцев за какую-то ерунду. Заявился посвататься к Лене. Разумеется, у нее тогда уже было другое увлечение, и он отбыл не солоно хлебавши. Готовясь писать эту главу, я нашел его в «Вконтакте», но он не ответил на мой привет из Аксая. Не ответил и Мирослав.
Когда родители созрели для начала ремонта, я подался на хату с вещами, а именно с магнитофоном, десятком кассет и энным количеством картошки в мешке. У калитки меня встретила Галка.
- Ты только не нервничай, - сказала она.
- А что, пора?
- К Чекушке в гости лучший друг ее суженого приехал.
- Я, как ты знаешь, не кусаюсь.
- Ты веди себя, как будто между вами ничего нет.
- А между нами и так ничего нет. Я его раньше никогда не видел.
- Да ну тебя. Ты только к Чекушке при нем не приставай.
- Да что я маленький или зверь какой? Мне бы переночевать пару-тройку дней.
- Это не проблема. Сегодня как-нибудь разместимся, а завтра он уедет.
Мне, как пострадавшей стороне, выделили самую удобную кровать. На второй в гордом одиночестве спала Галка – Птера по случаю сослали домой. Чекушка с гостем улеглись на полу. Гость к ней со всей любовью, а она ни в какую. Утром он предложил ей поехать с ним куда-то на праздник. Она бы с удовольствием, но со мной отношения портить ей было не кайф. Просек он это и... купил мне палку дорогой колбасы и 2 бутылки водки. Разумеется, я растаял и благословил Чекушку в путь.
Жил я тогда на износ. Учеба во ВТУЗе была без отрыва от производства, и учебные недели чередовались с рабочими. Это, как мы шутили, когда неделю не работаешь, потом неделю не учишься. И если на учебных неделях я еще мог расслабиться, то на рабочих приходилось превозмогать себя.
Пытка трудом начиналась в 7 утра и заканчивалась в 4 вечера. После нее три раза в неделю приходилось ездить в институт на занятия. Вечером я шел на хату, где почти до утра занимался любовью. После бессонной ночи шел на работу. К среде я становился чем-то средним между биороботом и зомби. Один раз я заснул во время секса. Тело продолжало функционировать во сне, и если бы я не захрапел, Чекушка могла бы ничего не заметить. Тогда она ни на шутку обиделась. В другой раз я поцеловал ее на прощанье, забыв вытащить изо рта прикуренную папиросу.
Послать все к черту и лечь спать не позволяла гремучая смесь из гордости и куража.
Несмотря на внешне циничное отношение к Чекушке, я успел к ней привязаться, и когда пришло время ей уезжать, даже всплакнул на прощание. Какое-то время мне ее не хватало, но уже через несколько месяцев, когда ее занесло на пару дней в Аксай по делам, я вздохнул с облегчением после ее отъезда.
Галке тоже пора было уезжать, и, сообщив об этом, она озадачила Птера вопросом, как быть дальше. Не долго думая, он решил на ней жениться. Узнав об этом, мы рассказали ему о Васе, так как молчать дальше было бы не по-дружески. Разумеется, после этого Птер послал ее подальше. Тогда, тоскуя от одиночества, я попытался ее утешить, и когда родители свалили на дачу, притащил к себе. Чтобы я ничего не сотворил и не умер от голода, родители попросили переночевать у нас Нину Константиновну. Надо отдать ей должное, в мои дела она не лезла и родителям не стучала.
- Нина Константиновна, нас ни для кого нет, - предупредил я ее перед сном.
- Утром будить?
- Не надо.
Утешаться ночью Галка не захотела, и мы просто спали в одной кровати.
Утром, а дело было 7 ноября, чуть свет заявился Птер. Открыла Нина Константиновна.
- Валера дома?
- Он спит.
- А он пойдет на демонстрацию?
- Ничего не говорил.
- А вы спросите.
- Не велено.
- Что?
- Будить не велено.
- Давайте, я разбужу?
- Говорю же вам, велено не беспокоить, - сказала она и закрыла дверь.
Вскоре после расставания с Галкой Птер нашел себе новую пассию Таню, страшную, как не знаю кто. Познакомились они на одном из концертов. Дело было в то время, когда моя нога была загипсована. Автобусы ходили только до 11. Такси были редкостью, да и деньги до последней копейки у нас уходили на выпивку. Чтобы не уходить с последнего выступления, а оно всегда было самым интересным, отвезти нас домой взялся Птер. Вот только познакомившись с той барышней, он отправился к ней, позабыв о нашем существовании, и нам пришлось с центра Ростова идти в Аксай пешком. А это более 20 километров.
- Знаешь Лешу из «Дня и Вечера»? – спросил меня Птер через пару недель после знакомства с Таней.
Разумеется, я его знал.
- Прикинь, он ее по ресторанам водит, читает ей вслух, готовит, приходит по утрам, чтобы подать завтрак в постель. Может быть, и стирает. Она ничего не умеет. При этом даже не пытается ее трахнуть! – принялся рассказывать Птер, не скрывая свое удивление.
- Может он педик? – предположил я.
- Да нет, она бы знала.
- Импотент?
- Тоже нет.
- Значит дрочит себе где-нибудь… Слышь, Птер, тащи бумагу и ручку. Меня осенило.
Минут за десять я набросал на Лешу эпиграмму:
+++
К нам приходит онанист -
Бородатенький басист.
Он умен и голосист,
Высок ростом и плечист.
Только жаль, что онанист -
Бородатенький басист.
+++
Любит дни и вечера
И не пьяный он с утра,
И готовить он умеет,
Философией владеет
Только жаль, что онанист -
Бородатенький басист.
+++
Задора хватило и на эпиграмму на Юрка.
+++
Он бил себя в грудь и полз по стене,
Как старый осклизлый червяк.
Ведь больше никто на грешной земле
Не знал, что такое ничтяк.
+++
Птер похвастался моими стихами перед Таней, а та прочитала их Леше. После этого он довольно долго на меня косился и не здоровался.
Продолжение следует.