Как оно бывает... читаешь ты пять разных книжек с воспоминаниями об одном и том же событии, и порой все пять отличаются в деталях. Тогда приходится находить среднее арифметическое и предполагать, что если хотя бы двое-трое описывают один и тот же факт одинаково и при этом не могли списать друг у друга (и такое бывает), значит, скорее всего, можно верить. А лучше перепроверить.
Вот наглядный пример. Как описана гибель И. В. Панфилова в разных источниках.
В. И. Марков, начштаба артиллерии дивизии Панфилова:
«Когда мы вышли на улицу и направились на НП, начался обстрел. Навстречу нам шла саперная рота. Командир ее, капитан, скомандовал: «Смирно! Равнение направо!». Генерал принял рапорт капитана, поздоровался с бойцами.
— Здравствуйте, товарищи гвардейцы! Бойцы ответили дружно.
— А теперь, товарищ капитан, ведите роту в расчлененном строю. Одно прямое попадание может наделать много неприятностей, — спокойно приказал Панфилов.
Мы отошли от этого места около полутораста метров. Недалеко бухнулась тяжелая мина. Панфилов, сделал два-три неровных шага, качнулся и упал. Когда я приподнял его, он посмотрел на меня и сказал: «Буду жить!» Больше он не произнес ни одного слова. Маленький осколок пробил его сердце...»
Сравним с воспоминаниями М. Е. Катукова, будущего маршала бронетанковых войск:
«Панфилов принимал группу московских корреспондентов. Когда ему сообщили о танковой атаке противника, он поспешил из землянки на улицу. За ним последовали другие работники штаба дивизии. Не успел Панфилов подняться на последнюю ступеньку землянки, как рядом грохнула мина. Генерал Панфилов стал медленно оседать на землю. Его подхватили на руки. Так, не приходя в сознание, он умер на руках своих боевых товарищей. Осмотрели рану: оказалось, крошечный осколок пробил висок».
Мемуары — не самый надёжный источник, но иногда единственный. Впрочем, такое случается редко. Обычно успевают что-то накопать поисковики, что-то насобирать краеведы, а главное — есть военные архивы. И лучше всего сопоставлять «показания» наших с «показаниями» противника. Но при сопоставлении иногда случается вот такое (запись из моего тайного дневника от 12 августа 2020 г.):
«Шла третья неделя... несчастный автор окончательно запутался в показаниях. В итоге пришёл к выводу, что обе стороны воевали не друг с другом, а с кем-то третим, который явно был нетрезв. Из пунктов А и Б вышли навстречу друг другу может быть сто, а может и сорок танков, в итоге одни оказались в пункте Ц и потеряли двести танков из сорока, а другие оказались в пункте Д, где методом простого почкования из ста танков за день наплодилось сто пятьдесят. Зато однозначно известно, кто в итоге одержал победу. И на том спасибо, конечно. Это был вопль души. Мозг умер смертью храбрых».
К сожалению, архивы не всесильны. И ЖБД (журнал боевых действий), и отчёты не всесильны (бывает, цифры искажаются намеренно, к примеру). А вот сегодня заказала описи 258-й стрелковой дивизии, а основная масса документов с пометкой «Акт об уничтожении документов такой-то...» Это гораздо хуже, чем гриф «Секретно» (в основном, секретные материалы попадаются в описях фронтов). «Секретно» иногда рассекречивается (ставится такой штампик — «Рассекречено»), а уничтоженные документы уже не вернёшь, несмотря на то, что «рукописи не горят». Документов полка «Три девятки», упомянутого в романе, за август — октябрь 1941 года тоже нет. Только историческая справка. Поэтому приходилось довольствоваться воспоминаниями командира полка, расследованиями краеведов и рассказами очевидцев (видеоинтервью брали поисковики задолго до меня). В общем, всё, что вы читаете, добыто потом и кровью:). Нет, это не потому, что я такая умная, а наоборот: я с самого начала ступила, взявшись описывать события на фронте с документальной точностью. Одно время я искренне полагала, что все так и делают при написании исторического романа. Но нет. Нет и нет. Чему пример всесильный Лев, у которого история подчиняется воле автора, а не наоборот. Или Гроссман, например. Или Адамович... да кто угодно! Даже фронтовики чаще всего описывают вымышленные воинские части и вымышленных командиров, и у них получается больше, чем правда, правдивее правды. Но раз уж я на эту лыжню документальности встала, глупо с неё сходить. Тем более, я вряд ли сумею «мощнее правды», проще прикинуться кротом, перерыть тонну материала и написать без всяких фантазий (придумывать альтернативную реальность вообще сложно).
Ну, теперь сравним мемуары с отчётом о боевых действиях.
Из воспоминаний М. Е. Катукова «На острие главного удара»:
«Ровно в девять часов тридцать минут тишину разорвал грохот артиллерийской канонады... После тридцатиминутной артподготовки заревели моторы, и, оставляя на снежной целине зубчатые колеи, танки устремились к видневшимся вдали избам Скирманово. Оттуда сразу же засверкали орудийные выстрелы. Гитлеровцы били из противотанковых орудий, из блиндажей, расположенных за оградой кладбища. Огрызались огнем закопанные в землю танки. Часть вражеских машин стояла в сараях и амбарах и била через амбразуры.
<Далее описание боя>
Только к концу дня мотострелковый батальон прочно закрепился в Скирманово, полностью очистив этот населенный пункт от гитлеровцев... Впервые за всю короткую историю своего существования бригада понесла значительные потери. Да это и понятно: мы впервые участвовали в наступательных боях. Но мы нанесли противнику гораздо больший урон... В три часа утра 13 ноября гвардейцы ликвидировали последний очаг сопротивления в Скирманово».
А вот отчёт М. Е. Катукова о боевых действиях бригады (ЦА МО, ф. 3060, оп. 1, д. 2):
«В результате плохой организации взаимодействия наступающих частей с поддерживающей артиллерией (артиллерийские средства не были приданы наступающим частям и руководство ими обеспечивалось армейским артиллерийским начальником), начало артподготовки опоздало, артогонь вёлся ненаблюдаемый, и несколько артиллерийских залпов было произведено по боевым порядкам наших частей, занимавших исходные позиции перед наступлением. Объединённого удара <с соседними бригадами> не вышло. Противник, переходя в контратаки, продолжал оказывать сопротивление. Только к утру 13.11 бригада овладела Скирманово».
Теперь добавим к этому всему мой хронический страх перед издательством: я всё время боюсь, что не смогу сдать рукопись вовремя, потому что заранее невозможно рассчитать, сколько таких мин-сюрпризов ждёт тебя при написании очередной главы. Мне страшно, что это ковыряние не закончится никогда или закончится к моей пенсии, и тут же я получу трёхкилометровый счёт, точнее, штраф за многолетний простой.
Именно поэтому я всегда ненавидела науку историю. До сих пор не перевариваю. В отличие от алгебры, здесь невозможно применить формулу или получить точный ответ. То есть можно с уверенностью сказать, кто выиграл то или иное сражение, но некоторые детали могут остаться нераскрытыми навсегда. Скажу ужасное: даже профессиональные историки не всегда могут сказать точно, какому источнику верить больше. И тогда начинаются дискуссии с консультантом:).
