У Светки волшебным образом оказалась шпилька, и еще более волшебным образом Светке удалось этой самой шпилькой запертую дверь открыть. Глядя на такие проделки в фильмах, Катя сильно сомневалась в правдивости подобного способа взлома, но тут то ли замок попался совсем сгнивший внутри, то ли на самом деле упорство и везение могли открыть перед человеком любые двери.
Фыркнув от абсурдности собственных мыслей, Катя толкнула скрипучую дверь и осторожно заглянула внутрь. И то ли снова удача преследовала их, то ли неведомое чудо вело по древнему полустершемуся следу. Светка ахнула и закашлялась от ударившей в нос мысли и затхлости, а Катя так и стояла с раскрытым ртом, просунув в дверь один лишь нос.
Время в этой комнате будто остановилось. Все было покрыто толстым слоем пыли, но стояло точно так, как стояло когда-то при прежних хозяевах. Заваленный книгами и рукописями стол у окна, узкая кровать у стены, заправленная выцветшим до серости покрывалом, широкий гардероб у самой двери и высокое массивное зеркало в резной раме у противоположной стены. Возле зеркала стоял еще небольшой сундук, но Катя заметила его не сразу, завороженная мерцающей магией времени.
Она будто сама оказалась в прошлом, стала обитательницей этой чудной комнаты, днями сочиняющей стихи или романы, или проводящей исследования, или разбирающей домашние бумаги.
– Красота-а-а, – протянула Светка, отодвигая Катю в сторону, – интересно, кто здесь жил?
Она бесцеремонно распахнула гардероб, и клубы серой пыли на несколько минут скрыли очарование старинной находки едкостью и плесенью. Катя на ощупь бросилась к окну, кажется, единственному уцелевшему в этом доме, дернула створки, и порыв холодного ветра едва не сбил ее с ног. Пыль осела через несколько мгновений, и Светка дернула ее за рукав, указывая на прелестные пышные платья, совсем как из Катиных фантазий.
Цвет уже почти не угадывался, кое-где виднелись проеденные молью дыры, а на одной из вешалок и вовсе болтался лишь пышный воротник из потемневших рюшей. А стоящие на нижней полке ряды атласных туфелек, почти как новых, и вовсе приводили в самый настоящий восторг!
Катя вздохнула, сглотнула заполнившую рот слюну и аккуратно закрыла створки. Отчего-то сообщать историкам или антикварам об этой комнате не хотелось, ведь тогда она, как и все остальные, превратится всего лишь в голый скелет, словно призрак самое себя.
Книги и бумаги на столе оказались настолько ветхими, что рассыпались в пальцах, ящики не двигались, и Светка, перестаравшись с усердием, выдернула одну из кованых ручек. Катя шикнула, отчего-то разозленная подобным неуважением к старине, погладила теплое дерево в облупившемся лаке и развернулась к зеркалу, будто оно оказалось здесь главным и первостепенным экспонатом.
Ну или душой всего этого истлевающего от времени и людских рук особняка.
Зеркало стояло на деревянный ножках, массивное и высокое, занимало, кажется, добрую половину стены и было мутным и, как и все здесь, покрытым толстым слоем пыли и паутины. Катя едва разбирала витиеватый рисунок на раме, повторяющий узоры на стоящем рядом сундуке, и видела тусклые цветные пятна на грязном стекле, бывшие вообще-то ее собственным отражением.
– Я хочу его забрать, – выдохнула Катя, вдруг осознав, что никуда не уйдет без этой вещи.
– Совсем дурная? – встрепенулась зарывшаяся с головой в сундук Светка. – Как ты его тащить собираешься?
Возле ее ног лежали обрывки тряпок, некогда наверняка бывшие кружевными платочками, чулками и шалями.
– Вдвоем как-нибудь управимся, – пожала плечами Катя, глядя на вытянувшееся Светкино лицо, – ты же не оставишь меня одну в этом страшном доме?
Светка фыркнула, поднялась и толкнула бедром сундук. Сундук не сдвинулся с места и даже не скрипнул, как неверные половицы и гуляющие от ветра стены.
– Эту дуру я даже сдвинуть не могу, – Светка сдула со лба прядь волос и сунула руки в карманы, – вряд ли это твое зеркало прям уж сильно легче.
– Не попробуем – не узнаем, – резюмировала Катя, и Света протяжно вздохнула и шлепнула по раме ладонью:
– Если я тут надорвусь, будешь заботиться обо мне всю оставшуюся жизнь.
Катя рассмеялась и кивнула. Они обе отражались в зеркале мутными пятнами, и Кате не терпелось протереть старое, повидавшее сотни лиц стекло, чтобы взглянуть на собственное отпечатавшееся в нем отражение. Резная деревянная рама казалась неподъемно тяжелой, но Катя отчего-то была уверена, что стоит только начать – и они не заметят, как доберутся домой.
Так что она вытянула из кучи самый белый на вид платочек, провела им по покрытому пылью стеклу и вгляделась по ту сторону. Так как Катя видела в зеркале только собственное лицо, она могла легко представить себя в одном из хранящихся в гардеробе платьев сидящей за столом у окна и перебирающей новенькие хрустящие бумаги.
Светка пихнула ее в бок, взглядом указывая на одну из пары резных ножек, и Катя, понимающе кивнув, схватилась за нее и потянула. Однако, сколько бы они ни старались, зеркало так и не сдвинулось, будто намертво приросло к скрипучему полу.
Светка, выдохнув, распрямилась, потерла спину и щелкнула древесину ногтем:
– Как приклеенное стоит. Я же тебе сказала – даже с места не сдвинем.
Катя обиженно насупилась. Света, конечно, была права, зеркало оказалось настолько тяжелым, что им обеим не хватило сил даже чтобы просто приподнять его. Но очень уж хотелось утащить раритет себе, чтобы и дальше смотреть на собственное отражение и представлять себя прекрасной благородной дамой.
– Ну ладно, – вздохнула Катя, смиряясь с неизбежной неудачей, – пойдем тогда домой?
И в последний раз взглянула на собственное отражение, едва касаясь мутного стекла кончиками пальцев.