Жил-был Человек. Он жил хоть и одиноко, но честно. И очень гордился своим Критическим Мышлением.
Расскажут ему, бывало, какую-то историю про кого-то из знакомых, а он и говорит:
– Ну, тут все понятно. Этот – инфантил, этот – подлец, а надо было поступать вот так-то.
И все его уважали. Если человек знает, как надо поступать, значит он очень умен. Да он и сам собой гордился. Одно только его не радовало: слабое здоровье.
– Ну да ничего, – утешал он сам себя. – Мне уже почти 50, возрастные изменения, что же делать. И, в конце концов, не здоровым же помирать!
Тем временем, дело обстояло так. Когда он был маленьким, этот Человек, его все обижали. Унижали, глумили, оскорбляли. Это было настолько больно, это был такой персональный Ад при жизни, что в один момент – когда стало совсем уж тошно и жутко – он пожелал:
– Я не хочу больше чувствовать! Я не могу больше! Господи, помоги!
И настолько было сильно его желание, настолько была выражена боль, что мозг выполнил просьбу. И заблокировалась его чувствительность, и перестал он ощущать эмоции.
Скажут ему что-то нелицеприятное, а ему так – раз, и безразлично. Обольют его чем-то дурно пахнущим, а он – отряхнулся, хмыкнул презрительно и пошел.
И только раз его защита ослабла – когда он девушку хорошую повстречал. Только три дня он ощущал, что в нем просыпается что-то прежнее, теплое – как в те дни, когда он был беззащитным мальчиком.
И только его панцирь начал приоткрываться, как случилось страшное. Он увидел эту девушку с другим.
Панцирь снова схлопнулся, скрывая уязвимую плоть. После этого он залил костяные пластины своего "скафандра" металлом. Чтобы больше не давать слабины.
Тем временем, неприятности продолжали поступать. Они все равно накапливались – сначала в психике, а потом, переливаясь через край, шли в тело. Но Человек продолжал не обращать на себя внимание. Физическая боль и одиночество – это же не симптомы.