Автор: Чарли Гелнер
Первые дни Любу накрыла мягким одеялом эйфория. Она просыпалась после полудня, долго залипала в соцсетях и изредка отвечала на рабочие сообщение, делая вид, что готова к трудовому подвигу. Но работы стало меньше. В офисе она часто не знала, чем занять время, зато дома этой проблемы не было. За неделю начальник свалил на неё два срочных задания, на которые Люба потратила в общей сложности часа четыре. Закончив поручение, она ещё некоторое время соблюдала тишину, претворяясь, что пыхтит и пыжится на благо родной фирмы, и лишь потом присылала отчёт о результатах. Спектакль прокатывал, начальник даже хвалил.
Оказывается, весенние дни очень долгие. Даже учитывая подъём после обеда и пару часов работы, у девушки оставалось куча времени на кино, готовку, от которой офисная служба её практически отучила, и общение с теми, с кем давным-давно произошла расстыковка. Поэтому эйфорию сменили волновые приступы скуки. Да не абы какой, а смешанной с ленью. Люба лежала на диване, слушала голоса из телевизора, чесала ушко Помпею и мечтала заняться чем-нибудь интересным, одновременно с этим понимая, что из горизонтального положения ей не выбраться. Без ежедневных ритуалов — душ, причёска, макияж, сбор сумки, поездка в метро — дни превратились в густое серое желе.
Люба зажгла свет в ванной, на потолке сиял только один вялый софит. Но даже его хватило, чтобы выявить тусклость глаз и волос Любы. Настало время принять душ, подумала Люба, хотя и знала, никто её усилий не заметит, даже Помпей. Но он-то вылизывался каждый день по нескольку раз. Получается, Люба неряшливей собственного кота. И пахло от неё хуже.
После душа надо было восполнить силы. Чистой сковородки не оказалось. Все три откисали возле раковины, залитые водой и мыльным средством. Люба соорудила гору бутербродов из всего, что нашла в холодильнике. Забравшись с ногами на диван, укрывшись пледом и положив поверх него тарелку, Люба начала щёлкать пультом в поисках достойного звукового сопровождения для ужина. Кот почувствовал запах колбасы и устроился рядышком. Пахнущая лавандой и сдобным хлебом, Люба была почти счастлива.
Помпей передёрнул носом, раскрыл пасть и затрясся мелкой дрожью, издавая тихие и частые потрескивания, мало походившие на человеческие чихи, что логично, потому что чихи были кошачьими. Настал небольшой перерыв между подёргивания, а потом кот вновь принялся чихать. Если первый приступ потревожил хозяйское сердечко, то второй остался практически незамеченным, потому что Люба чихала сама. В носу щекотало так, будто туда попал клок шерсти, он же драл горло. Люба потянулась носом к пледу и почувствовала устойчивый запах пыли, который перебивал и колбасу, и лаванду. Из левой ноздри потекла прозрачная жидкость. Помпей забился в квадратный домик наверху когтеточки и постанывал.
Пыль скопилась не только на пледе, но и на подлокотниках дивана, телевизоре, подставке под него и даже кухонных стульях, на которых никто не сидел. Проведя пальцем по стеклянной полочке в ванной, хозяюшка с удивлением обнаружила, что она не матовая, а прозрачная.
Из ближайшего магазина Люба принесла целую сумку мыло-моющих и дезинфицирующих средств, разорвала три старые футболки и вскрыла первую банку врага бактерий, который гарантировал оставить в живых лишь один процент своих противников. Запах хлорки ударил в многострадальный нос Любы, а воспоминания, связанные с этим ароматом, ударили в самое сердце.
Когда думают о запахе детства, многие предсказуемо вспоминают обычных подозреваемых — домашняя выпечка, парное молоко, папин одеколон после бритья и спиртовое амбре фломастеров. Любиной главной ассоциацией с детством была хлорка. Таких диагнозов тогда не ставили, но теперь она точно знала — у её мамы были проблемы с головой. Как иначе объяснить маниакальное стремление отмыть всё на свете?
Утро начиналось с уборки, ей же заканчивался вечер. Мама мыла руки двадцать раз в день, стирала авоську после каждого похода в магазин (пластиковые одноразовые пакеты она в руках не держала), тёрла металлической щёткой овощи и фрукты, будь её воля, она мыла бы ею и собственную дочь. Пока одноклассники кушали в столовой монолитную кашу или мутный суп, Люба разворачивала домашний бутерброд, потому что в общепит был под запретом, даже менее сомнительный, чем школьная кухня. Пока Люба не закончила университет и не съехала на съёмную квартиру, она ни разу не сидела в кафе.
С приходом первых признаков любиного взросления стало ещё хуже. Разговор о менструации состоялся, неприятный, нервный и полный красочных аллегорий, которые вдалбливали в Любу веру в мерзость и порочность собственного тела. Поэтому слова учительницы биологии о том, что этот процесс естественен и нормален до сознания Любы не дошли. Их произнесли слишком поздно, тогда она уже знала, что грязна и отвратительная.
Чуть позже начались разговоры о сексе, которые вогнали мать в приступ брезгливости, и она побежала в душ. Но прежде сказала, что мужчины — ещё более мерзкие животные, которые потеют нон-стопом, пукают при каждой возможности, ковыряют в носу, тянутся этими же пальцами к еде и ни при каких условиях не моют руки после туалета.
Со временем, когда секулярное образование отмело все варианты непорочного зачатия, включая через ободок унитаза общественного туалета, Люба поняла, что разочек-то мама осквернила себя контактом с мужчиной. О сексе девушка знала всё, что касалось теории. Могла бы, наверное, даже лекции читать, особенно о том, что касается гигиены и предохранения от нежелательных последствий, будь то дети или ЗППП. А вот практики за полные двадцать девять лет было не много, то есть не было вовсе.
Многое из того, что ей говорила в детстве мама разбилось о реальность, когда Люба в неё самостоятельно вошла. Она долго злилась на мать и на себя за то, что долгие годы верила в бред женщины с психическим отклонением. Но это не означало, что внутренний голос, который совпадал тембром с внешним маминым, окончательно покинул её. Нет-нет, да и выходил на поверхность и чаще всего именно в ситуациях интимных.
Недостатка мужского внимания не было, но регулярные свидания к отношениям не вели. Даже самые терпеливые кавалеры предполагали, что заслуживали поцелуя в конце второй-третьей встречи, и Люба хотела одарить их страстным прикосновением губ. Хотела до того самого момента, пока неизбежность не становилась очевидной. Стоило мужчине склониться и слегка разомкнуть губы, как внутренний голос начинал перечислять все гадости, из которых состоят наши мальчишки — слюна, пот и прочие жидкости. Возбуждение, которое возникало от близости крепкого мужского тела, разбивалось в дребезги. И Люба уже не могла перебороть себя, убегала от поцелуя, а мужчины убегали от её странного поведения.
Девушка со злостью швырнула пропахшую чистящим средством тряпку в сторону батареи, чем напугала лежащего на ней Помпея. Кот распушил хвост и издал воинственный клич, но тут же ретировался в безопасное место.
— Единственный мужчина в жизни, и его я прогнала, — поругала себя вслух Люба.
Уборка возобновилась, вместе с мыслями. Чем старше становилась Люба, тем реже случались встречи в кино и кафе. То ли энергии у мужчин становилось меньше, то ли они обзавелись подругами сердца, то ли сама Люба успокоилась и перестала источать тот сладостный аромат женщины в поиске, который многие самцы улавливают за километры. Она уже не смотрела на проходящих мимо, как на потенциальных принцев, которые с неё заклятие бессексия, наложенное злой колдуньей, по совместительству мамой.
Пригоревшая еда на одной из замоченных в раковине сковородок не поддавалась никакой силе трения. Люба попробовала губку, потом в ход пошла жёсткая щётка, затем сода с уксусом, но грязь не сдавалась. Люба тёрла так, что у неё заболели мышцы рук, о которых она и не подозревала. Предплечье свело от боли, но за раздумьями она этого не заметила.
Вообще-то, завести Помпея она решила не из-за одиночества, так что на роль классической дамы с котом Люба не тянула. У животного было своё собственное предназначение — отвоевать для девушки эту территорию. Как только она начала поговаривать о коте, мама ощетинилась и сама стала похожа на большую несговорчивую кошку. К братьям меньшим у неё были те же претензии, что и к людям, — негигиеничность.
— Он вначале жопу себе вылижет, а потом твоё лицо, — устрашала Любу мать. — Если так хочется обмазаться кошачьим говном, найди на лужайке какашку и прижми к щеке. Зачем сразу целого кота заводит?
Речь не менялась из недели в неделю, но потом к ней добавилась угроза:
— Ноги моей в этой квартире не будет, если там поселится мохнатый рассадник блох.
Это переломило сомневающуюся Любу. Она решила, что стерпит даже привкус кошачьих какашек, если это будет означать освобождение от маминых посещений. Девушка засомневалась, что категоричность матери будет временной, но та оказалась упрямой и оскорблённой. Вот уже три года мать не посещала дочь. Увидь она, во что превратила Люда свою жизнь, начиная с этой сковородки, её тут же хлопнул бы удар.
Сковородка после получасовой пытки полетела в мусорное ведро, чем напугала Помпея. Не успел он просунуть голову в дверной проём, как вновь пустился в бегство, цепляясь по пути когтями за ковёр. Бегать кот умел хорошо, это Люба знала. Как-то она пришла домой из магазина, открыла дверь, наклонилась, чтобы поднять пакет, а Помпей сиганул между ног и был таков. Пока Люба причитала и раздумывала, стоит ли бросать покупки у двери и кидаться за котом или всё же вначале занести сумки и закрыть дверь, кот был схвачен соседом. Парень ловко присел и схватил беглеца. Пришлось даже защипнуть кожицу на холке, чтобы кот обмяк. Таким, безвольно висящим, сосед вручил находку Любе и ушёл дальше жить свою жизнь, приняв благодарность в виде свежекуплённого клубничного зефира.
Люба часто вспоминала тот случай. В животе заурчало, не от голода, а от соседа. Под мысли о нём уборка пошла веселей. Люба придумала не меньше десятка сценариев для следующей встречи, которая обязательно выльется в отношения. Очень даже удобно, что они живут в одном доме, далеко ходить не надо.
— С другой стороны, — рассуждала Люба. — Сразу звать к себе не стоит. Надо на свидания походить, а то они сразу же расслабляются, как только получают то, что им надо. А надо им одно.
Этого Люба наверняка знать не могла, своё «одно» она держала при себе уже почти три десятка лет, поэтому пришлось позаимствовать высказывание мамы.
Последним штрихом уборки стал пакет с мусором, который Люба еле дотащила до ближайшей помойки. Когда она зашла с улицы в квартиру, запах хлорки, такой родной и уютный, заставил её улыбнуться. Она поставила чайник, сняла с себя одежду, в которой наводила порядок, облачилась во всё чистое и заварила зелёный чай. Окинув кухню, сверкающую, как бриллиант, Люба надеялась, что и душа её очистится от тревог, забот и комплексов. Но где-то в районе левого лёгкого кольнуло, словно какая-та мышца натянулась и тут же отпустила, как тугая резинка ударилась о нежное запястье.
Пытаясь отогнать неприятное ощущения, Люба достала из холодильника джем. Она открыла крышечку и втянула клубничный запах. Люба засунула указательный и средний пальцы в баночку, вытащила их и провела джемом по бежевой стене.
Она шла, а пальцы оставляли за собой две не очень параллельные полоски. Когда девушка дошла до ванной, на её пути возник кошачий лоток. Пнув его в сторону, Люба рассыпала по кафелю тонкие кошачьи какашки, одна из которых попала ей под пятку и продолжила путь вместе с Любой. Сбивая липкими пальцами с прозрачной полки баночки с кремом, Люба пошла дальше.
Источник: http://litclubbs.ru/articles/25510-o-generalnoi-uborke-merzkih-muzhchinah-i-vnutrennih-golosah.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
Литературные дуэли на "Бумажном слоне": битвы между писателями каждую неделю!
- Выбирайте тему и записывайтесь >>
- Запасайтесь попкорном и читайте >>