Если только зашли на эту страничку,
советую начать с 1-й части НАЧАЛО здесь
21 часть
Они вышли из лифта на пятом этаже больницы. В холле, заставленном кадками с комнатными растениями, увидели Максима. Он сидел к ним спиной. Напротив него, опершись локтями на столешницу, расположился здоровяк, с трудом примостившийся на клеенчатом сиденье колченогого стула. Они играли в шахматы.
— Привет гроссмейстерам! — сказал Виталий Михайлович, подходя к ним.
Таня остановилась поодаль.
— А, привет, — ответил Максим и бегло пожал протянутую руку. — Мы скоро закончим, присядь. — Махнув куда-то в сторону, он снова сосредоточился на партии.
— Решающий ход, — пояснил толстяк. — Пан или пропал.
Виталий Михайлович покосился на накрытый дешевым покрывалом диван и остался стоять.
— Я — вот так, — сказал Максим и сделал ход черным конем. В его глазах зажглись лукавые огоньки.
— А я так, — ответил толстяк, забирая черную фигуру.
— Шах, — радостно сказал Максим, передвинув ферзя.
— Нда… Да… Сейчас-сейчас, — потер переносицу его партнер.
Максим откинулся на спинку стула и широко улыбнулся, глядя на друга.
— Рад тебя видеть в этом приюте для обездоленных. Как дела?
— Вообще-то я хотел задать тебе тот же вопрос, — усмехнулся Виталий Михайлович.
— Я - нормально, только скучно мне здесь, — ответил Максим, вставая.
— А я тебе развлечение привез, — сказал Виталий Михайлович и оглянулся. — Татьяна, — позвал он.
Таня робко подошла.
— Здравствуйте, — сказала она, глядя на носки своих туфель.
— Ух ты, спасительница! — радостно воскликнул Максим и обнял Таню.
Толстяк настороженно посмотрел на них.
— Сдаюсь, — сказал он и встал. — Потом еще сыграем, ближе к вечеру. Не буду мешать.
— До встречи, — ответил Максим и обернулся к гостям. — Пойдем ко мне.
Больничная палата была длинной и узкой, как пенал. Справа у стены стояла кровать, слева — стол и два стула, у окна — кресло. На столе стоял небольшой телевизор.
— Значит, шахматишками балуешься? — спросил Виталий Михайлович, садясь в кресло.
— Коровин — азартный игрок, хотя как шахматист слабоват. В апреле инфаркт перенес, — сказал Максим, присаживаясь на кровать. — Сейчас давление зашкаливает, боятся инсульта.
— А ты как? — спросил Виталий Михайлович.
— Я ж сказал — скучно. Тань, не маячь, возьми стул, — чуть раздраженно сказал он. — Я — здоровый, только пахать на мне. Как там договор?
— В стадии согласования.
— Проблемы? — нахмурился Максим.
— Никаких. Знаешь, остались только формальности. Сроки, объемы. Смотрим, что в наших силах. Может, и расширяться придется. Ты — молодец.
— Молодец-огурец. Здесь валяюсь, а работа стоит.
— Работа идет. Ты знаешь, новый паренек, которого технологом приняли, очень даже сечет. Я думаю, надо ему зарплату поднять. Так что тебе в цех соваться не надо. Теперь ты — только голова. Руки, ноги пусть зарплату получают.
— Значит, говоришь, не нужен… — процедил сквозь зубы Максим.
— Дурень. У меня десяток заправок, я что — сам работаю? Нанял людей, моя только контроль и прибыль, — ответил Виталий Михайлович. — И с заводом когда-нибудь так же будет. Как в Америке: контрольный пакет — и все.
— А-а, — махнул рукой Максим. — Знаю тебя, кому угодно лапши навешаешь куда захочешь. Коньяк принес?
Виталий Михайлович поставил на колени портфель, вынул флягу в кожаном футляре, коробку конфет, пакет сока.
— Давай стаканы, икра осталась?
— Немного. Тань, достань. — Максим кивнул куда-то в угол.
Татьяна подошла к небольшому холодильнику, который стоял в углу палаты, открыла створку. Холодильник был забит до отказа. Она отыскала открытую жестяную банку с икрой, поставила на стол.
— Выдвинь ящик в столе. Там ножик, в пакете — хлеб. Сделай нам бутерброды, — попросил Максим.
Несколько минут спустя на столе стояли три стакана, блюдце с бутербродами и открытая коробка конфет. Фляжку Виталий Михайлович опять убрал в портфель.
— Итак, с тебя тост, — кивнул Максиму Виталий Михайлович, поднимая на треть наполненный стакан.
— Хорошо. Значит так… — На минуту он задумался, наблюдая за своим указательным пальцем, скользящим по краю стакана. — Вот живешь, живешь, строишь планы… громадье планов, но тут случается… — Он поднял стакан и остановил взгляд на Танином лице. — Я хочу выпить за счастливые случайности. И за мой талисман — Татьяну. Случайно она попалась мне на пути, и вот… Есть договор, бизнес в гору пошел…
— И жизнь, — перебил его Виталий Михайлович. — Самое главное — жизнь спасла моему другу по жизни. За тебя, Татьяна! — Одной рукой продолжая держать свой стакан, он подал Тане другой. — Давай пей.
Она сделала глоток и поперхнулась.
— Ой, как жжет…
— Пей до дна, — сказал Виталий Михайлович, не сводя с нее глаз.
Таня с трудом сделала еще два глотка.
— Не могу больше, — со слезами на глазах прошептала она.
— Нет так нет, — сказал он, отпуская ее руку. Достал пачку «Парламента», вынул сигарету.
— Дай и мне тоже, — попросил Максим.
— Не надо, — жалобно протянула Таня, и мужчины с удивлением, словно вспомнив о присутствии ребенка, посмотрели на нее.
— И то верно, — согласился Виталий Максимович, пряча сигареты в карман. — Больница все ж. Я, наверное, пойду. Таня, ты остаешься?
— Конечно, — поспешно ответила она.
Мужчины встали. Виталий Михайлович подошел к Тане и, чуть наклонившись, заставил посмотреть ему прямо в глаза. Она невольно почувствовала, как от страха свело челюсти.
— Значит, договорились? Будь заинькой, — сказал он шепотом. — За Максимку отвечаешь всеми потрохами. Развлекай его, разговаривай с ним. Пусть выговорится. Это ему лучше любого лекарства. Понятно?
Таня кивнула.
Мужчины вышли. Таня тихо опустилась на стул. Внезапно она почувствовала себя очень усталой, будто все силы, что были в ней, унес с собой этот мужчина со взглядом удава.
Ну как если не победить, то хотя бы заключить перемирие с такими агрессорами, как все эти мужчины! Что она видела от них? Только грязь, жестокость, предательство. Сначала Генка, потом другой сожитель матери. И вот Колян. Какая она дура, что связалась с ним! Весь особо-то и не нравился. Вот если бы баба Софа жива была. Было бы тепло, уютно в этом холодном, жестоком мире. Любовь так нужна ей, она задыхается без тепла близкого человека!
И Нинки нет… Боже, как ей не хватает подружки! Одной так сложно, подчас, даже невозможно. Ей всего девятнадцать. Что она, провинциальная девчонка, видела в своей жизни?.. Кто были ее учителя?.. Баба Софа учила, как могла. Но это было давно, в сладком уютном детстве. А сейчас кто ей сейчас сможет помочь? Кто даст совет? Как различить: кто по-настоящему добр к ней, кто притворяется?
Вот и этот Виталий Михайлович… «Будь ему заинькой». Да она готова прикинуться любым зверьком, лишь бы гладили по шерстке и не тащили в постель.
Похоже Макс не из таких, как все другие уроды. Макс хороший. Наверное, она его совсем не знает. Как бы снова не попасть в капкан. Заинька…
Машинально она взяла бутерброд с тарелки, надкусила. Икринки, лопаясь во рту, наполнили рот слюной. Она взяла второй бутерброд, потянулась за третьим.
— Не обедала? — услышала Таня у себя над ухом. Рядом стоял Максим и с умилением смотрел на нее.
— Я даже позавтракать не успела, — жуя, ответила она.
— Можем в ресторане лучше пообедаем? Ты на машине? — спросил он, присаживаясь на стул.
Таня виновато посмотрела на него:
— Машина на парковке, у вашего дома. Меня Виталий Михайлович привез на своей.
— Жаль, поздно я сообразил, а то бы Виталька подбросил до моего любимого «общепита». Ладно, завтра пригони машину, съездим куда-нибудь, жюльену тебе местного закажу.
— А я уже ела, — похвасталась она.
— Это где успела? Без меня? — удивился он.
— Мы… Я… Вот брюки новые купила, блузку, платье…
— А при чем тут платье? — нахмурился он.
— Обновки надо обмыть, — растерянно пробормотала Таня, понимая, как фальшиво в ее устах звучат слова Коляна.
Максим встал, отошел к окну, затем вернулся и снова сел рядом с ней.
— Таня, давай по порядку, — сказал он, пристально глядя ей в лицо. — Я тебя привез, я взял на себя ответственность за тебя.
Таня помрачнела.
— Ничего вы не брали.
— Хорошо, пусть не брал, — согласился Максим. — Но ты в новом городе, одна. Или с кем уже познакомилась?
Он взял ее за руку, чувствуя, как она дрожит. Вдруг Таня показалась ему ужасно одинокой, как падчерица из сказки. Он так и сказал:
— Ты похожа на падчерицу из сказки. Увели в лес, там и оставили. Бедная ты моя. И такая милая. Кожа у тебя такая, что хочется потрогать. Так и тянет. — Он протянул руку и провел по ее щеке. — Я не понимаю, почему кожу сравнивают с бархатом, у тебя она — как шелк. Теплый шелк, будто солнышко нагрело. — Он наклонился к ней, шумно, через ноздри вдохнул. — Ты пахнешь морем. — Ты сама-то на море бывала? — спросил Максим, продолжая перебирать пряди ее волос.
— Нет, ни разу, — честно ответила Таня.
— Как выпишут, я тебя свожу в одно место, мое любимое… Это, конечно, не море, но там замечательно: лес, вода чистая. Там такая заводь есть, если с полмесяца тепло стоит — хорошо прогревается. Рыбалка неплохая. У Витальки неподалеку дача. Мы с Лилей изредка ездили.
Он внезапно остановился, как споткнулся. Помолчал, придвинул стакан, склонил голову.
— Может, соку? — метнулась к холодильнику Таня.
— Давай, — равнодушно ответил Максим, не поднимая головы.
Таня достала пакет из холодильника, отвинтив крышку, налила в стакан.
— Странно так… — продолжил Максим, следя за Таней взглядом. — Мы с женой почти пятнадцати лет были вместе, а я лица ее не помню.
Таня села за стол, удивленно взглянула в его потемневшие глаза.
— Нет-нет, конечно, помню… по фотографиям… я в портмоне всегда носил, — словно оправдываясь, продолжил Максим. — Я и видео снимал. А так… Помню, выезжали мы на природу, я разжигал костер… Помню, Лиля как-то подошла сзади, тесно-тесно прижалась. От костра — жар, а в спину — ее живот, мягкий такой… Помню, стало так хорошо, что скажи мне — умри, я бы вмиг умер… Помню ощущение… а вот лицо…
Он замолчал, вглядываясь куда-то в прошлое.
— Вы любили жену? — спросила Таня.
Максим невидящим взглядом, как будто только проснулся, посмотрел на нее.
— Конечно любил.
Они помолчали. Таня смотрела на него, понимая, что он страдает.
— Вам больно? — спросила она.
Он никак не отреагировал, только смотрел на свои руки, сцепленные в «замок», как будто впервые их видел.
— Скорее грустно, — ответил он, и его голос не дрогнул. — Когда Лиля ушла, я сначала даже обрадовался — свобода! Потом, когда наелся всей этой хренотени, пусто стало, может, даже и больно. Кутил я по-черному. Алкогольная анестезия… Потом обида схлынула. Было — было и быльем поросло. Что о прошлом жалеть? Пустая трата времени.
Он снова пристально посмотрел на нее.
— Можно я тебя поцелую? — спросил Максим и придвинулся к ней.
— Пожалуйста, не надо, — Таня отшатнулась.
— Как это не надо? — повысил голос он. — С другими целуешься, а со мной «не надо». Несправедливо. — Вмиг его лицо стало серьезным. — Рассказывай. С кем обновки обмывала?
От неожиданности Таня даже начала заикаться.
— Я-а… М-мы… Ни с кем, — наконец-то выдохнула она.
— Врешь, — спокойно сказал он. — Рассказывай, как эти дни провела. Я же вижу, как ты изменилась. Я привез девочку, которая всю дорогу хлюпала носом, а сейчас… Что случилось с тобой?
— Ничего особенного не случилось. Прибрала в квартире, купила продукты. В холодильнике-то мышь повесилась.
— Что? Какая мышь? — опешил он. — Сроду у меня мышей не было.
— Так говорят, когда пусто… Продукты испортились, я выбросила. Потом пошла в магазин. Там познакомилась с… девушкой, брюнеткой, Оля ее звать. Мы на дискотеку сходили, ночную.
— Теперь что-то проясняется, — снисходительно протянул Максим. — С ней обновы выбирали?
— И как там, на дискотеке? С кем она тебя свела?
— Ни с кем.
Таня повернула голову к окну, где начинали густеть сумерки. Максим сел на подлокотник, заслоняя ей обзор.
— А теперь правду.
Таня вздохнула.
— С парнем я познакомилась. Мы всю ночь танцевали. Потом он отвез меня домой.
— Потом?..
— Суп с котом! — выкрикнула Таня. — Спать легла и дрыхла, пока ваш начальник меня не разбудил.
Он улыбнулся и, наклонившись, тронул ее лоб губами.
— Все же какой у тебя запах… — мечтательно вздохнул он. — Так пахнет море ранним утром… Обязательно отдохнем где-нибудь вместе. И не забудь, завтра после двенадцати приезжай на машине. Пообедаем нормально, а то я тут похудею на больничных харчах.
— С полным-то холодильником?
— А, — махнул рукой Максим. — Кстати, ты забери фрукты и сок. Сейчас вызову тебе такси. Как ты после коньяка? Небось первый раз сорок градусов?
— Первый, — ответила Таня, прислушиваясь к себе. Похоже, слабость, которую она ощущала после пробуждения, прошла. Она встала.
— Куда? Не торопись, — остановил ее Максим. Он достал сотовый телефон.
— «Леди за рулем»? К первой клинической, пожалуйста, центральный вход. И уже обращаясь к Тане напомнил: — Значит, до завтра, — Жду тебя к часу. Купи бланк доверенности.
— Я знаю…
Максим недовольно нахмурился:
— Откуда?
— Мне… Я… Я же на заправке работала, — нашлась Таня.
Она пошла к выходу, но нерешительно остановилась около Максима и протянула руку:
— До свидания.
Максим обнял ее, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Он чувствовал упругость девичьей груди, чуть сбивчивое дыхание, напряженность спины. Он провел пальцем от плеча, по шее к волосам. «Ее кожа похожа на шелк», — опять подумалось ему.
— До завтра, — сказал он, отстраняясь, и улыбнулся, скорее угадав, чем услышав, вздох облегчения, выскользнувший из ее груди.