Я уже учился в пятом классе. Школа была в другом большом селе и мы ходили пешком, преодолевая расстояние в четыре версты туда и четыре обратно.
Сегодня с утра шел снег и дул холодный северный ветер. Председатель колхоза дал нам лошадь с упряжкой. К конторе, где мы ждали подводу, подъехал ездовой, усадил всех на сани и повез нас в школу. Всю дорогу он спал, но мы к занятиям не опоздали.
Домой нас повез тот же ездовой, но абсолютно пьяный. Лошадью управляли мы сами, и она, понимая это, шла не спеша. Ребятишки дергали-дергали за вожжи, нукали-нукали на лошадку, но она не реагировала, «... плетется в гору как-нибудь», - говорил А. Пушкин.
Среди нас был бесшабашный школьник, как мы его называли, «Чокнутый». Я с ним летом был в пионерском лагере. Он там выбрасывал номера сногсшибательные. Если кто из ребят пожалуется пионервожатому, то ему не сдобровать. Чокнутый говорит:
- Ты сегодня ночью покатаешься на велосипеде.
И когда все заснут, он вставляет по одной полоске тонкой бумаги между пальцами ног, поджигает ленточки и ждет, когда жертва начинает дергать то одной, то другой ногой. А он злорадно захохочет:
- Давай, ябеда, крути педали велосипеда.
Или еще его шутка. Он сонному ябеде отстегивает пуговицы у кальсон (вместо трусов мы носили кальсоны). Утром дежурный подает команду:
- Подъем!
Все вскакивают. А этот ябеда, вскочив с кровати, тут же падает, так как опустившиеся кальсоны спутывают его ноги и он падает, причиняя себе боль.
И вот этот оболтус Чокнутый говорит:
- Хотите, чтобы лошадь быстро пошла? Я ее сейчас заставлю.
Он вырывает из-под себя клок сена, скручивает его в комочек, поджигает спичками, подсовывает его под хвост лошадке. Огонь причиняет лошадке нестерпимую боль и она так рванула, что сани, раскатившись на повороте дороги, выкинули нас со Светой из саней. Мы, вылетая из саней, хватаемся друг за друга, пытаясь за что-то удержаться, и втыкаемся в сугроб головами. Упираясь руками в спрессованный снег, мы со Светой кое-как вытащили свои головы из снежного сугроба, вытолкав языками изо рта снег, набитый при падении в снежный сугроб. Отдышавшись, пошли по санной колее к дому.
И только вышли на поле, где у дороги стоят с белыми вершинами стога сена, как рванул бешеный ветер, взметнул в воздух снег. Кругом темень наступила - в двух шагах ничего не видно. Пурга не на шутку разгулялась. Ветер сбивает нас с ног.
Мне пришла на ум такая мысль про нашу ангарскую пургу: что если она застигнет путника в открытой степи или в поле, как мы сейчас, - погиб человек, если он в панику впадет. В тайге с пургой бороться легче, да и тише она там.
Нас пурга сбила с дороги и мы бредем по твердому снегу, проламывая ногами, утопая выше колен. Я за руку тащу за собой спотыкающуюся девочку.
И вдруг ветер стих так же внезапно, как и внезапно настиг нас. Наступила тишина, воздух не шелохнется, небо чистое, усыпанное яркими звездами. Низко над лесом висела круглая луна. Матовым светом отливали сугробы снега. Я всей грудью вздохнул:
- Слава Богу, Света! Гляди, кругом тишь да благодать!
Но Света молчит, как воды в рот набрала. Я приподнял её опущенную голову, а у нее глаза закрыты опущенными длинными ресницами. Я встревоженно стал трясти ее:
- Света, не спи, а то замерзнешь! Вставай с холодного снега.
Я оттоптал снег вокруг нее, сзади стал поднимать ее и мои ладони ощутили влажность колготок.
- Света, ты хочешь сикать?
- Ага, - тихо сквозь сон прошептала она. - Саша, помоги мне.
Я понял, о чем она просит меня. Поддерживая ее коленями, снял с попы колготки шерстяные, трусы влажные и, поддерживая ее сзади, проговорил:
- Света, я снял.
И она говорит:
- Сашенька, помоги одеть.
Я быстро спрятал ее бледное, освещенное светом луны тело. Взяв ее руку, потащил ее за собой. Вскоре наткнулся на какой-то порожек. Выпустив руку Светы, взобрался на этот порожек и крикнул:
- Света, родная ты моя, мы спасены, мы на дороге к дому!
Я побрел по глубокому снегу, ухватив за руку свою девочку, затащил ее на дорогу. Сняв свои рукавицы и с шеи шарфик, расстелил на дороге и усадил на подстилку девочку.
- Света, ты не видела фильм, где немецкие асы сбили наш ястребок, а летчик с разбитыми ступнями ног остался жив. Он трое суток полз по снегу, питался мерзлой клюквой и дошел до своих. Он ведь полз на животе, а мы с тобой на ногах. Неужели не дойдем?! Нет, Света, обязательно дойдем! Только вот загвоздка, в какую сторону дороги идти, чтобы не попасть в школу, а дойти до дома.
Задумавшись, глянул на далекое голубое небо, освещенное луной, увидел созвездие семи звезд и крикнул:
- Девочка ты моя, я на небе нашел путь домой!
- Как, Саша? - спросила Света.
- А вот погляди на небо в ту сторону, - я показал пальцем, - против луны. Ты видишь семь звезд в одном месте. Если их соединить друг с другом, получится ковш. Этот ковш называется Полярной звездой или Медведицей. Этот ковш всегда указывает север. Мы с тобой живем от школы на южной стороне. А это значит, что нам надо идти так, чтобы Большая Медведица светила нам... Куда?
- В спину, - сказала Света.
- Совершенно верно.
И мы, чтобы согреться, пошли по наторенной дороге быстрым ходом.
Подходя к поскотине, я увидел освещенные лунным светом две чернеющие фигуры. Не узнавая эти загадочные фигуры, мы опасливо остановились. А они торопливо приближались к нам. Видя при свете луны наше замешательство и боязнь встречи ночью с незнакомыми людьми, один из них спросил:
- Как вас звать?
- А вы кто? - крикнул я.
- Мы папы потерянных детей, - в один голос прокричали они.
Мы от радости подпрыгнули и кинулись бежать к ним, словно мы и не измотались, барахтаясь в снегу.
* * *
Сегодня наши со Светой папы решили поехать на ночную рыбалку. Светин папа пригласил и свою любимую доченьку. Мой папа пригласил меня, ну и моего закадычного неразлучного друга Димку. А он пригласил свою подружку Галю. Собрали все необходимое для рыбной ловли и питания. У Светиного папы был лодочный мотор. Он говорил о нем:
- Этот мотор имеет силу двух лошадей.
На Ангаре на редкость было тихо. Мы разместились в лодке. Папа веслом оттолкнул лодку от берега, а папа Светы завел мотор и лодка пошла, рассекая гладь красавицы Ангары.
Из рассказов рыбаков я знаю, что Ангара успокаивается только подо льдом.
Вскоре лодка вошла в протоку между двух островов. Впечатление такое: мы въехали в аллею кронистого леса, где нет солнечного света. Его лучи пробиваются меж веток деревьев. Косые лучи восходящего солнца как будто подчеркивали таинственность полумрака сплошных зарослей этих островов, между которых мы проплываем. День был на редкость теплый и безветренный. Едва взошло солнце, как зеленая роща ожила, а белые стволы берез как будто улыбаются нам. Одетые в нарядный убор деревья погружены в глубокое раздумье.
Я услышал голос кукушки и тут же вдали прозвучал ответ «ку-ку» второй кукушки. Запел сибирский соловей, застучал по засохшему дереву дятел-красноголовик. Всюду из рощи лились разнообразные красивые голоса птиц.
- Папа, почему ты ни одного раза не привозил меня в этот оазис, в это чудо света, в этот прекрасный уголок Сибири? - спросил я.
- А потому, что плыть на веслах далеко, а мотора у меня нет и не было, - проговорил папа.
Папа Светы пересадил моего папу на свое место, а я съязвил:
- Вот, папа, тебе и мотор.
Все громко захохотали и разбудили ночного филина, дремавшего на сучке пихты. Папа Светы взял в руки весла, уплавил лодку в заливчик, привязал ее поводком к талине и проговорил:
- Собирайте для костра валежник.
И мы принялись сносить валявшиеся по берегу обломки сухих деревьев и гнилые пеньки.
- Девчонки, чистите картошку и лук. А вы, парни, сооружайте таганок. Повесьте на перекладину котелок и чайник. Прежде зачерпните воды, а то не сообразите, - улыбаясь, проговорил папа Светы.
- Дядя Толя, ну вы уж слишком! - сказал я с обидой, - что мы такие глупые, что ли?
- А нелишне сказать заранее, чем позже исправлять.
И они с папой бросили на плечи сети, взяли второй топор и ушли метать сети. В Ангаре и зимой и летом водится много разной рыбы: тут и ёрш для ухи, и налим с максой для ухи тоже, и елец, и хариус, и щука, и таймень, и осетр, и стерлядь. Здесь неводом зимой подо льдом рыбаки рыбозавода добывали много рыбы всю войну.
И пока мы готовили кухню, рыбаки добыли на уху ершей и двух тайменей. Девушки очистили ершей для ухи, туда же опустили головы тайменей, а оставшуюся часть тайменей посолили с чесноком. Разлив по чашкам уху, мы принялись опустошать ароматное варево. Папа, хлебнув ложку ухи,
крякнув, проговорил:
- Как мы не сообразили взять с собой бутылочку. .
А дядя Толя говорит:
- Я не хотел эту бутылочку распечатывать, пока не просолится таймешатина.
- А что ждать-то при такой жаре? Моментом просолится, - сказал мой папа.
Он взял нож, быстро пошел под пихту, вытащил тайменя, отрезал шесть пластов, остаток положил в кастрюлю и закрыл крышкой, попробовал:
- Уже просолилась.
Разложив кусочки, посыпав на них чуть-чуть мелкой соли, папа принес на бересте к табору, где дядя Толя уже разлил содержимое бутылки по кружкам. Мы все чокнулись. Я потихоньку крикнул в темноту рощи:
- За рыбалку!
Света с Галей чокнулись, но не стали пить и есть тайменя.
Пока мы праздновали рыбалку, диск солнца опустился за вершины леса и скрылся за горизонтом, окрасив кустарник красноватым цветом, и скрылся за вершинами могучего ангарского кедрача. Но на смену солнцу из-за тучек выглянула круглая луна и вода в заливчике озарилась призрачным светом. Гнилушки засверкали искристыми блестками, повеяло прохладой. На голубом далеком небе вспыхивают яркие звезды, а Большая Медведица указывает север.
И глядя на небо, я вспомнил, как чуть не замерзла вот эта девочка, склонившая свою миленькую, с роскошной косой головку мне на грудь. Я прижал к себе склоненную головку любимой девочки и осторожно поцеловал ее пурпурные сладкие губки. Она, моя радость, открыла длинные ресницы, из-под которых озарили меня милые глаза, они при свете луны были еще голубее. Я ожидал взрыва негодования, но она, моя любовь, не отрывая своих лепестков, крепко прижала их к моим губам, шепотом произнесла, не отрывая своих губ от моих:
- Сашенька, милый ты мой, как я ждала этого поцелуя твоего.
- Любимая, - не отрывая губ от прижатых губ Светы, прошептал я, - ты такая красивая! Я не мог набраться смелости поцеловать тебя. А ты, моя радость, помнишь, как я трясущимися руками, боясь гнева твоего, осторожно стягивал влажные колготки с твоей настывшей и влажной от снега попки?
И Света громко захохотала, встревожив филина, который, хлопнув крыльями, перелетел в темноте на другое дерево. Димка с Галей, дремавшие у потухшего костра, вскочили и подошли к нам.
- Мы, пригревшись у костра, задремали и думали, что и вы заснули, - говорит Дима. - А вы ржете, как лошади. Чаю хотите?
- Да, пожалуй, хотим.
И мы подложили в затухающий костер сучков, подогрели чай. Прижавшись друг к другу, заснули у тлеющего костра под пение дергача и концерт лягушек.
Проснулись мы, когда проснулось утро. Туман исчез, луна истекала последним светом, померкла. Еще моргала утренняя звезда над лесом, а солнце лениво показывалось над вершинами притихшего леса.
Когда папа веслом вытолкнул лодку из залива, был уже летний день. На высоком безоблачном голубом небе не было ни одного облачка. Над горизонтом висела темно-лиловая полоса. Папа Светы, разрезая волны Ангары, плавно повел лодку к дому.
Конец шестой части
Продолжение в следующем выпуске.
Подписывайтесь на канал, будет интересно.