На этой неделе прошел День народного единства, который был учрежден как альтернатива Дню примирения и согласия 7 ноября.
7 ноября до конца 90-х отмечался как День Великой Октябрьской социалистической революции. Мне хотелось бы посмотреть на события тех лет с психоаналитической точки зрения.
Начало ХХ столетия оказалось драматичным, катастрофическим для России – первая мировая война, падение дома Романовых, красный террор, гражданская война. Смена социокультурных слоев, правительственных режимов, уклада жизни произошла столь резко и радикально, что переоценить их влияние на психику человека и коллективное бессознательное невозможно.
Метафорически это явление можно сравнить с внезапной утратой матери, где мать – страна, строй, привычная жизнь. Причем утратой скоропостижной, жестокой и неоплаканной. Мать, которая к тому моменту уже была, безусловно, не в лучшей форме – постаревшая, дряхлая, ослабленная, со скверным характером, но, однако, она не переставала быть матерью – любимой и родной, как любая мать для своих детей, в каком бы состоянии она не находилась. Дом, который поддерживался этой матерью, был стремительно и кроваво разрушен, и «дети» разом и зачастую насильственно отдавались в новую, неизвестную «семью». «Семью», которая не принимала старую мать, жестоко и фанатично преследовала любые воспоминания о ней.
Новый строй представляется молодой страстной девой, соблазнившей отца и заставившего его бросить и уничтожить старую, изношенную мать. Такой сюжет часто встречается в народных сказках. Но вопреки ожиданиям юная красавица оборачивается кровожадной и алчной мачехой, «поедающей» своих детей – беспощадной и нарциссичной, не имеющей границ и внутренней целостности. Обманутый отец и затравленные дети попадают в ловушку, из которой невозможно вырваться без потерь.
Эти события, поколениями проживаемые в режиме сильнейшего психоэмоционального потрясения, как жестокая прививка, остаётся в генофонде нации навсегда, принимая фатальную форму трансгенерационной травмы, нашедшей свое отражение в каждой семье. Отсутствие горевания этих необратимых утрат, принятие ошибок и ужасов того периода, прощение и примирение всех ее красно-белых демонов – всего этого не произошло. И поэтому следовая реакция этой величайшей и чудовищной психотравмы до сих пор есть в каждом из нас; наши личности поколениями формировались вокруг нее – сознательно и бессознательно.
Сможем ли мы когда-нибудь отгоревать эти потери и попросить прощения у «мертвой матери»? Из психоаналитического ракурса можно предположить, что да, но только через признание в себе внутреннего садистического ребенка, жадного до мгновенных удовольствий, расщепленного от ненависти и любви к родительской паре и захлебнувшегося в неразрешенном Эдипове комплексе.
В современном психоанализе аналитик выполняет очень важную роль диалога человека с его бессознательным – страшным и тревожным, переполненным неотгореванными утратами прошлого. В исследовании бессознательного мы неминуемо сталкиваемся с самыми ужасными частями себя, словно восставшими из смутных временен прошлого. Кем мы были тогда? Героями или палачами? Или в каждом из нас на самом деле всегда живут обе эти ипостаси, но у нас не хватает смелости признать их в себе и простить себя за их деяния, какими бы намерениями они бы ни руководствовались?
Психоаналитический диалог – сложный и болезненный. Но это диалог с самим собой, со своими внутренними идеалами и врагами, примирить которых можно только через понимание их необходимости и неотделимости друг от друга. Они – неотъемлемые части нашей психической целостности. Возможность сотрудничества между ними – важнейшее достижение психоанализа.
