Что я посмела сделать тогда, когда мой младший сын был ещё мальчиком!
Меня чуть не разорвало от желания раздавить эту девочку-подростка, которая нагло издевалась над малышами, но я сдержала свой гнев и смогла наказать её так, что потом она стала посмешищем среди детворы.
Возможно, я поступила тогда не совсем верно, но другого выхода из той ситуации я тогда просто не увидела!
Клин клином вышибают!
Считаю, что у меня всё получилось классно, и этим я спасла тогда многих малышей от боли и унижений. Хочу рассказать Вам о том диком случае.
Детский садизм очень страшен!
Он ломает психику малыша, над которым кто-то из детей смеет издеваться, причиняя боль, унижая достоинство!
И я ни в коем случае не жалею, что так тогда поступила с этой паршивкой.
А вдруг кому-то из вас, мои уважаемые Гостья, Гость, такой мой опыт поможет защитить своих детей, своего малыша!
Нам нужно учить каждого ребёнка ни в коем случае никогда не скрывать от взрослых, что ему кто-то тайно причиняет боль!
Как-то мне молодая женщина рассказала о своём конфликте с соседской девочкой:
"Еду я с дочкой в лифте, с нами девочка лет 6-ти. И эта соседка при мне прям так специально наступает на ножку моей маленькой дочери, которой было 1 год и 8 месяцев, и спрашивает у неё, мол, тебе больно?
Я ей говорю – эй, ты нормальная?!
Да, говорит.
Тут лифт останавливается на ее этаже, и перед тем, как она хотела выйти, я ей 2 раза по ноге каблуком стукнула и спросила, а тебе больно?
Она начала орать, а я номер своей квартиры ей назвала и попросила с мамой подойти. Но к нам домой так никто и не пришёл"...
ПАРШИВКА
Подобная история случилась со мною и с девочкой-подростком, когда мой младший сынок как-то лежал в детском отделении больницы – ему тогда было 6-7 лет.
Я вечером пришла к нему, принесла вкусной еды – кормлю его в фойе отделения, а потом вдруг увидела, как он быстро натянул на запястье поднявшийся рукав джемперка.
Спросила, мол, что там у тебя, но сын как-то неестественно и обеспокоенно заулыбался, мол, нет-нет, мамочка, ничего.
Я подняла его рукавчик. Синяки!
Там, где обычно прививку Манту делают.
И мгновенно я поняла — кто-то над моим сыном издевается!
У меня аж глаза горячими стали! Я у него спрашиваю, кто это здесь такое творит, а он молчит.
Сказала сыну, что всё сделаю, чтобы это не повторилось, — верь мне, тебя больше никто не тронет!
И только тогда сынок мне ответил, что у них, в детском отделении больницы, в палате старших детей есть девочка – она уже в 7-ом классе.
И она ходит по палатам малышей и крутит им кожу на руках, и приказывает не говорить родителям, иначе, мол, потом вам всем будет ещё хуже и ещё больнее.
Малыши плачут от боли при её издевательствах, но ещё ни один из пострадавших, постоянно скрывая свои синяки, не посмел рассказать об этом родителям или врачам!
И тут сын как-то вдруг начал прятать глаза...
Я поняла – вот, она!
В фойе было много детей и их родных-посетителей.
Но через порог, из коридора отделения в фойе, переступила "ЭТА"!
Вошли несколько девочек-подростков, но я почуяла именно её, и, как потом оказалось, моя интуиция меня не подвела, я не ошиблась!
Малыши в фойе притихли, а родители – все, кроме меня – даже и не обратили внимания на то, что весёлый детский говор поутих.
Такая волна гнева и ярости во мне поднялась — раздавила б её на месте!
Но я ведь взрослая, и понимала, что чужих детей трогать нельзя.
Тихо спросила сыночку, мол, эта?
Он очень тихо ответил: "Да".
Кобылка подростковая. Лицо "не обезображено мыслью".
Такое лицо, что я сразу понимаю – растёт настоящее чмо, но с родителями, со взрослыми, в школе ведёт себя верно, и никто не сможет даже подумать на неё подобное!
Я её подозвала – она подошла, не боясь моего призыва.
Очень сильно она была уверена, что малыши побоятся её выдавать взрослым.
Несколько начальных фраз от меня.
Мол, это – мой сын Олег, он лечится здесь, а я его мама.
А потом я показала ей синяки сына – взяла его ручку и закатала рукав джемперка.
Она нагловато засмеялась мне прямо в лицо, прям нахально хмыкнула, мол, а я здесь при чём.
Я почуяла, что она прекрасно понимает главное – не пойман, не вор.
А поймать её будет очень сложно — дети её боятся и в страшный для них момент не осмелятся позвать на помощь взрослых, именно опасаясь её тайной дальнейшей расправы над малышом, вдруг решившимся себя защитить!
Я чётко понимала бесполезность всех моих законных действий – жалоб, какого-то крика на неё. Она была не виновна в плане закона, потому что у меня не было против неё ни одного доказательства!
И таких доказательств у меня никогда не будет – дети не посмеют выступить против неё в кабинете врача или в полиции, если спросить у них правду!
И эта паршивка прекрасно осознавала ситуацию – она неуязвима!
Но и я понимала одно, самое главное — мне надо сейчас её остановить!
Нужно её сильно напугать – трогать её руками, по закону, я просто не имею права.
Но я должна её остановить навсегда, чтобы после моего ухода из стационара там больше не пострадал ни один ребёнок!
И тогда я при своём маленьком сыне, при всех детях, уже собравшихся около нас, наклонилась к ней низко и близко, глаза – в глаза.
Но при этом я зажала обе свои руки коленями – очень сильно я боялась, что не сдержусь и ударю её за своего ребёнка!
А потом я ей начала говорить так, что она сразу застыла и начала бледнеть – мой голос был тихим, но он был страшным:
"Слушай меня очень внимательно.
Видишь Олега?
Если ещё хоть один синячок появится, или если я выпытаю у него, что ты сейчас-сегодня-завтра после моего ухода тронешь его хоть пальцем!..
Я тебя задушу насмерть, вот, этими моими руками – я задавлю твою шею, и ты умрёшь.
Да, я знаю, что сяду за это в тюрьму, но ты жить не будешь, если хоть раз ещё коснёшься моего сына или любого из всех этих малышей.
Ты понимаешь, о чём я тебе говорю?!"
Она растопырила на меня глаза.
Дети тихо стояли вокруг.
А я продолжала шипеть на неё страшными словами.
Говорить я не могла, так сильно боялась сорваться и кричать на неё до небес!
И я жутко, тихо, медленно на неё шипела! Мои глаза – в её глаза!
В моём взгляде было столько угрозы, ненависти, жути, что она вся будто съёжилась и сникла!..
А мне надо было её напугать! Чтобы не ударить.
Я её напугала. Сильнейше!
Она чуть сознание не потеряла от страха, когда я ей, наклонившись вровень с её лицом, глаза в глаза, говорила медленно, тихо, страшно!
Её надо было один раз и навсегда напугать. Сломить. И сломить – при всех детях!
Если у меня не было возможности защитить сына и всех малышей законными способами, то оставался лишь один выход — мне нужно было растоптать её авторитет, навсегда и при детях!
Я это сделала супер-блестяще!
Архи-супер-блестяще!
Гипер-архи-супер-блестяще!
Думаю, что она могла в тот момент и описаться. От ужаса.
У неё в глазах стоял просто настоящий животный страх, а я понимала одно – клин клином вышибают!
И я так и стояла перед нею, очень близко наклонившись к её лицу, и я всё держала свои руки коленями – я всё время боялась, что не сдержусь и ударю её, но – нельзя!
Чужих детей физически наказывать нельзя!
И я всё смотрела ей глаза в глаза, наклонившись к её лицу. Потом я снова показала ей синяки сына, а дети тихо-тихо стояли кружком вокруг нас.
Малыши и раньше всё подходили и подходили, и их собралось уже много, но они молчали – смотрели на неё и слушали меня.
И я понимала, они все знают, что происходит: мама Олега увидела его синяки.
Так и продолжая стоять перед нею, наклонённой прямо лицом к её лицу, я её жёстко и строго спросила:
"Ты запомнила, как выглядит мой сын?
Помни о том, о чём я тебя предупредила, – тюрьмы я не побоюсь, но ты жить не будешь, если только тронешь Олега или любого изо всех этих малышей. Ты меня слышишь?!"
Она уже всхлипывала и глотала слёзы – они текли по её щекам!
Я обернулась к малышам, стоящим вокруг нас и громко всем сказала, мол, если "эта" посмеет ещё хоть кого-то из вас обидеть, идите сразу к врачу или пожалуйтесь лично мне, когда я завтра, послезавтра опять буду приходить к Олежке – и не бойтесь эту паршивку, она больше не посмеет сделать никому из вас больно! Вы поняли меня, дети?
Они дружно и облегчённо хором загалдели мне в ответ.
А от авторитета "этой" не осталось и следа – я сделала то, что обязана была сделать для своего ребёнка.
Она уже и не вспомнила бы, что могла быть наглой и уверенной, она была мною просто размазана – при детях!
Потом ещё раз я снова указала паршивке на моего сына и на всех детей и ещё раз пригрозила ей, если она устроит расправу после моего сейчас ухода.
А потом я её медленно и страшно назвала "цукой" — при всех детях!
Это было слово взрослых!
Она дико испугалась, отшатнулась даже.
Тут в фойе вошёл её отец.
И я ему при всех детях сказала, мол, пусть Ваша дочь сама Вам всё расскажет, а мы позже с Вами сможем об этом поговорить – я ещё побуду здесь с моим сыном, и я жду Вас.
Но разговора позже не случилось – думаю, она не призналась отцу в том, что творила в детском отделении с маленькими детьми.
В следующие мои приходы беззаботное лицо сынишки было мне бальзамом на сердце!
Он мне, смеясь, рассказал, что "эта" ни к кому больше в палаты не заходит, никого не трогает, с утра и до вечера сидит в своей палате, а в столовой все над нею смеются.
Я не жалею, что так жёстко её напугала!
Только страхом и вовремя можно детский садизм победить – уверена!
Клин клином вышибают!
И тогда все дети могут жить спокойно, понимая, что они не одиноки в своём страхе и беде!
За ними всегда стоят взрослые, любящие и сильные!
Увидела я её как-то на улице, лет через пять-семь.
Узнала её. Не стала пачкаться общением.
Но от души моей отлегло – всё же, переживание у меня оставалось много лет, после того случая в больнице: вдруг я напугала её слишком сильно, что она могла как-то в жизни с собою поступить – страшно?!..
Но она живёт, уже выросла в молодую девушку, и я этому рада!
Очень надеюсь, что я вовремя сумела переломить в ней нечто, что могло и ей самой потом сломать жизнь – бумеранг ведь возвращается.
Пусть она будет здорова!
Недавно я спросила у своего, уже 33-летнего, сына, помнит ли он ту наглую девочку, которая издевалась в детском отделении больницы над ним и над малышами, помнит ли он мой с нею разговор в фойе детского отделения больницы, когда куча малышей молча, тихо стояли вокруг нас с нею и смотрели, слушали.
Он, вообще, не понял, о чём это я!
Переспросила, напомнила детали, но – нет!
Сын не смог даже нюанс вспомнить из той боли и страха, что тогда пережил! Урааааа!
Для меня именно это стало подтверждением верности того моего поступка с паршивкой!
Сын не помнит того случая!
А это означает лишь одно: у него в душе не осталось страха, боли за те дни его детства!
Я тогда успела его вовремя защитить!
И он, маленький ещё тогда, поверил в добро и в справедливость, и в мою любовь поверил, и – в силу своих родных взрослых людей!
Ура!)))
Мамочки и папочки!
Бабушки и дедушки!
Почаще проверяйте тельце своего ребёнка – ненавязчиво задавайте нужные вопросы, рассматривая хоть иногда его кожу, ища синяки, царапины, порезы, – не дай, Господи!
Главное, вовремя защитить своё дитя!
Главное, показать манюне, что он или она всегда находится за стеною, под твоею защитой!
Пусть каждый малыш чётко понимает – у него есть его Семья, его Род, которые всегда встанут на его защиту и уберегут от боли, от унижений!
Никогда я в своей жизни не пожалею, что так жестоко говорила с тем паршивым ребёнком – пусть меня Господь простит за такой мой напор!
И всем посоветую –за своё дитя рвать мгновенно всех!
С умом, но рвать – морально, не физически!
И чтобы твой ребёнок всё ЭТО видел!
Чтобы твоё дитя увидело страх в глазах своего истязателя!
Тогда Ваш ребёнок поверит в свою Стену, в свою Семью, в свой Род!
И наплевать ему потом будет на все страхи свои – он уже поймёт, что его любят и всегда защитят. И ничего не страшно ему уже будет потом!
Ребёнок у Вас будет расти спокойным и уверенным, что его всегда поддержат и защитят. Он будет жить в Счастье!
Потом он уже легко всегда откроется Вам, если ему будет вдруг опять плохо, потому что уже чётко будет знать главное – родные его защитят всегда!
Они за него, как – на амбразуру, мгновенно!..
Детский садизм.
Как с ним бороться?
Как уберечь своё дитя от наглых, от уверенных в себе и в своей безнаказанности чужих детей?
Проверено, делюсь с Вами опытом – горьким опытом моим, но, считаю, обязательным в таких случаях!
Вы хотите навсегда забрать страх у Вашего ребёнка, унижаемого кем-то?
На его глазах сумейте вызвать страх от Вашего напора у того, наглого, унижающего детей!
Клин клином вышибают!
(Иллюстрации – из свободного доступа в Сети-Интернет)
