Система ЕГЭ привела к тому, что многим сегодня кажется, что слово утопия, обозначает что-то утонувшее. Приходится объяснять, что ни один автор книг о наилучшем устройстве общества не называл себя утопистом, ни Мор, ни Кампанелла, ни Дидро, Руссо, Фурье, Оуэн и т.д., как и не называли свои произведения утопическими.
Слово «утописты» было введено в оборот Томасом Ридом в XVIII веке для обозначения всех теоретиков, моделировавших совершенное общество. Риду казалось, что его теоретическая концепция «здравого смысла», позволяет ему объединить труды этих авторов общими словом, поскольку все их книги представляют собой попытку решить одну и ту же проблему, и содержат в себе одну и ту же крупную недоговоренность: все авторы даже не пытались указать исторические условия и пути движения к совершенному обществу. Но, вместо выделения в названии сущности их произведений, Рид использовал топонимическую интригу Мора.
Забавно, но многие поклонники здравого смысла утверждают, что идея загробного рая им вполне понятна, а идея рая на Земле, т.е. коммунизм - полная нелепица.
Люди, адаптировавшиеся к смраду классового общества, к товарным крошкам и опивкам с барского стола, высокомерно называют эти произведения «утопиями» в силу их, якобы, глубоко ошибочного характера. Они не понимают, что любое улучшение положения трудящихся масс за счёт реального движения общества от откровенной рабовладельческой тирании к юридической свободе шкуры, лишь на время проданной предпринимателю, и есть движение, не противоречащее предсказаниям «утопистов» о возможности построения общества, состоящего из реально свободных и дружелюбных людей.
Строго говоря, провоцируя пролетариат на антифеодальную борьбу, буржуазия, рвавшаяся к власти во Франции в 1793 году, использовала утопические нормы для формулировки главного лозунга победоносного восстания: «Свобода, равенство, братство». Как видим, ни о какой товарности речь не велась. И, несмотря на то, что буржуазия всегда и во всём лжет, мировое сообщество медленно (через мировые войны), но дрейфует в сторону шведских, немецких, японских и т.д. «социализмов», однако, не дотягивающих, по степени осмысленности и гуманизма, даже, до «Города Солнца».
Мещанину сегодня легко писать статьи против коммунизма. Его холопская душа не способна оценить во всём величии тот факт, что произведения о коммунизме были написаны бесплатно, а наиболее популярные в XVI и начале XVII веков, когда ещё действовал «Индекс запрещенных книг» инквизиции, и она жгла людей на кострах. Ясно, что в таких жестких условиях творить вечное и доброе могли только рыцари научного образа, абсолютно свободные от спекулятивных мотивов.
Но вряд ли в истории имели место новшества, которые, не встречались бы правящим эксплуататорским классом «в штыки», тем более, что трудящиеся массы ничего об этих книгах не знали, поскольку не владели свободным временем и даром чтения. Первоначально, практически всегда, все прорывные новшества объявлялись происками дьявола. Даже железная дорога, не говоря уже о возможности полётов аппаратов, тяжелее воздуха.
Авторы книг о совершенном устройстве общества, обогнав многих современников в умственном развитии, отлично понимали, какой должна быть жизнь очеловечившихся людей, но не имели возможности (в условиях рабовладения и феодализма) научно описать силу, способную избавить людей от власти феодалов и капиталистов своего времени, поскольку история (не путать реальную историю с летописями) ещё не сформировала эту силу.
Прогрессивно настроенные теоретики тех эпох описывали в своих трудах уже готовое, в значительной мере очеловечившееся, уже свободное от эксплуататоров общество и, следовательно, от классовых антагонизмов. Конечно, это были гипотезы, но вполне научные и потому имевшие большой прогностический потенциал.
К тридцатым годам прошлого века советские люди, в большинстве своем, уже вполне очеловечились, в значительной мере избавились от инстинктов конкуренции, даже, бывшая мелкая сельская буржуазия - коллективизировалась и готова была, как показала практика партизанского движения, защищать самым бескомпромиссным образом общество, строящее коммунизм, что в полной мере почувствовали на своей шкуре фашисты, полицаи, красновцы, власовцы, бандеровцы, прибалтийские фашисты и польские националисты в годы ВОВ.
Но за тридцать лет после Сталина, КПСС, а с ней и большая часть интеллигенции СССР, в значительной мере, омещанились, а в каком-то количестве либерально, националистически и клерикально оскотинились.
«Утописты», будучи, для своего времени, людьми энциклопедической образованности, понимали, от каких атавизмов нужно избавиться, чтобы каждое двуногое прямоходящее млекопитающее очеловечилось полностью. Поэтому, если использовать смысл учения Т. Мора, а не топонимику его книги, то «утопистов» правильнее называть первокоммунистами.
Большую услугу коммунистическому движению, не зная этого, оказали Бекон и Декарт. Первый делал упор на просветительную силу опыта, формирующего адекватные представления человека о внешнем мире, т.е. образно говоря, на деятельную любознательность и, вытекающую из неё, основу для индукции, что сыграло положительную роль в исследованиях Дарвина. Второй, своими открытиями, доказал силу человеческого мышления, развил учение Аристотеля и Евклида, по достоинству оценив диалектику и создав аналитическую геометрию, тем самым доказав могущество дедуктивного метода, ценность которого была подтверждена силой и нетленностью научных открытий самого Декарта. В сумме, Бекон и Декарт, внесли очень существенный вклад в копилку материализма, создав широкий набор универсальных научных инструментов, позволяющих распространить научные методы исследования и на общество, что оказало существенное влияние на Гегеля и Фейербаха.
Но, к тому времени, когда Маркс и Энгельс начали писать свои труды, на авансцену истории уже вышел класс, который в 30-е годы XIX века показал в Европе способность самоорганизованно, большими массами, выходить на решительную борьбу против тирании предпринимателей. В 1848 году в Европе произошли новые буржуазные революции при активном участии пролетариев нескольких стран Европы. В 1871г. французские пролетарии 72 дня держали военную оборону Парижской Коммуны.
Т.е. «утопии» начал осуществлять сам класс, который, даже, не читая их, без полноценной партии коммунистов, вступил в самостоятельную борьбу с феодалами и предпринимателями, которые, до этого момента, были главными носителями антикоммунизма. Причем, там, где, на некоторое время, пролетариям удавалось, самоорганизоваться и одержать временную победу, например, организовать народное предприятие, кооператив, устранялась власть тунеядцев над трудящимися. В Советской России уже в 1918 году пролетарии сами начали осуществлять инициативные «великие почины» в виде бесплатных воскресников, отнюдь не символических, а с более высокой интенсивностью и качеством труда, чем в оплачиваемые дни.
Ленин совершенно не случайно называл труды «социалистов-утопистов» одним из источников именно коммунизма. Они такими и были, как и роман Чернышевского, который обратил сознание Ленина к необходимости революционной деятельности вообще. Иной вопрос, что Маркс, ценя достижения первокоммунистов, диаматически развил их теорию, наполнив её общим определением сил, путей и форм перехода общества к коммунизму, но не выплеснул гениальные догадки первокоммунистов «вместе с мыльной пеной» их наивности, обусловленной историей.
Теория Маркса, исчерпывающим образом освоенная Лениным, позволила ему соединить науку, в лице носителей научного подхода, т.е. большевиков, с реальным стихийным пролетарским движением.
Уже в 1847 году, Маркс и Энгельс выпустили «Манифест Коммунистической Партии», в котором они честно признались, что сам по себе пролетариат не способен освободить себя от эксплуатации, заставить предпринимателей отказаться от паразитизма. Это подтвердили революции 1848 года, Парижская Коммуна, «демократические» митинги «перестройки» в СССР и все «цветные революции», в которых восставшие народные массы легко вводились в заблуждения социалистами, демократами, либералами и националистами, причём, самым наглым образом.