Висит табличка с круглой цифрой "три".
Привратник ждёт, когда наступит утро,
он болен, он поймал бессонный трип и чувствует себя Хомою Брутом.
Ужасный гость появится вот-вот,
четвёртый, пятый, нелюди, не-люди.
Потом возьмёт отгул на целый год, и всё забудет,
точно всё забудет.
Ведь, правда, что-то надо забывать,
терять в метро, упрятывать в кармашки.
Прекрасная получится глава, где только лето, феи и ромашки,
где весел страж, не одинок, богат,
целует муза, выпадает бинго. Но сказки открывают двери в ад,
и не всегда милы и безобидны.
Летит копьё, на острие копья
бег кролика, испуг дрожащей лани.
Привратник в рваном облаке тряпья,
в закрученной чалме как после бани.
Перо орла и модные очки.
В часах "вчера" встречается с "сегодня".
За гостя кто-то держит кулачки на небе, или, может, в преисподней.
Пока минуты водят хоровод, гадает страж по стеклам запотелым,
какое тело будет у Того,
и будет ли вообще у гостя тело?
И город вдруг текучий как река,
и дверь не дверь — сверкающая призма.
От стража сантиметрах в сорока стоит, верней, парит печальный призрак.
"Когда-то ночь была желанней дня.
Я обожал крахмальные манжеты.
Немного спал,
но много сочинял,
в деталях, в мелочах искал сюжеты.
Снимая у известного врача
квартиру задарма,
но с неким шиком,
я буквами-костяшками стучал на допотопной пишущей машинке.
Прохладу в окна приносил канал,
и я почти добрался до финала,
но не сумел изобрести финал,
такой, чтоб до мурашек пробирала,
до слёз, до боли каждая строка,
чтоб критики толпились у парадной.
По-моему, простыл на сквозняках,
лечился, но скончался в лихорадке.
Стоп.
Оказалось, это не конец.
Тащили скарб, выбрасывали книги.
Какой-то избалованный малец свернул из них кулёчек для клубники
и перемазал соком всё вокруг, как будто он водил руками бога.
Логично, согласись, кому я вру.
Для славы не хватило эпилога.
Пока мы здесь, пока играет блюз,
наш лист не должен оставаться белым.
Пусти меня, Привратник, я молю,
закончить незаконченное дело.
Ни кровожадный деспот, ни маньяк, признаний не вытаскивал под пыткой.
На горизонте вечность у меня, чего-чего,
а времени в избытке".
Ходами землеройного крота
плетутся лабиринты под обложкой.
Привратник вспоминает: да, читал.
Реальность снова путается с ложью.
И что плохого, если дописать, довериться обманчивой химере?
И страж переставляет полюса.
Он — персонаж, он открывает двери.
Пустой бульвар зеркально искривлен,
шаги прохожих редкими мазками.
Брусчатка издаёт хрустальный звон,
как будто это вовсе и не камни,
а льдинки и сосульки с козырька,
пыльца цветов тропических растений.
Становится прозрачнее рука,
куда-то исчезает тяготенье.
И можно оттолкнуться от земли,
и в небо, в его бархатную нежность,
где Воланд, и Марго, и "Массолит",
и рукописи не горят, конечно.
Привратник — архимаг и архетип,
хранитель истин и баланса в мире.
Над набережной метрах в десяти видна табличка с номером "четыре".