Мара в этот день как-то особенно выбилась из сил. Королева Вилена была как-то въедлива, требовала то один наряд, то, сию же минуту другой, забывала, куда отправила свою же служанку, и когда та являлась, запыхавшаяся, усталая, замотанная перед нею, поджимала губы и спрашивала: -Ну и где ты была?
Мара опускала голову, отмалчивалась. Слез у нее не было – ее характер не позволял ей плакать. Странное дело – она обладала абсолютной покорностью обстоятельствам, не думала о том, что можно жить по-другому и сносила все, что сваливалось на ее голову и плечи спокойно, как будто бы и не замечала вовсе. все жестокие взгляды двора (когда речь шла о ее брате), язвительные насмешки – будто бы проходили мимо нее. она не роптала, не отвечала, не ссорилась. Она отмалчивалась и предпочитала не замечать.
В конце дня кто-то, очевидно, все-таки дал понять королеве, что сегодня она как-то неправдоподобно даже груба, может быть – кто обиделся, а может быть и сама она дошла до этой простой мысли. Когда Мара явилась к ней готовить королеву ко сну, Вилена заговорила с нею ласково (насколько ласково вообще может говорить королева), спросила:
-Мара, дитя, я была сегодня невыносима?
-Я не понимаю вас, ваше величество, - спокойно ответила Мара, которой и в голову не пришло как-то злиться на свою госпожу.
Вилена внимательно через зеркало разглядывала ее, пока Мара расчесывала длинные волосы королевы, пропуская их через зубья черепахового гребня.
-Это не твоя вина, - вдруг совсем по-человечески устало, так, как не подобает королям, промолвила Вилена, - это все восстания в городе. Христиан думает, что если он не будет рассказывать мне – я ничего не буду знать. А я знаю!
На последней фразе прорезалась у королевы даже какая-то девичья обида. Это была обида женщины, воспитавшейся сначала под вниманием отца, который оберегал ее от дел, потом от обиды на короля, который не сделал ее ни своей советницей, ни помощницей. Вилена была образованной весьма недурно, и могла бы, как считала она сама, управлять королевством, или же быть в числе советников, но Христиан никогда не прислушивался к ней, что же до отца – тот вообще не видел в дочери ничего, кроме выгодного союза.
От Вилены таили важную информацию всю жизнь. Ей полагалось стоять подле короля на приемах, но не присутствовать на переговорах, полагалось быть на пирах, но не замечать переговоров советников, быть в народе, но не вести с ним речей. Жизнь, по факту, томительная, когда перед тобою одна сплошная стена в некий мир, куда тебя не пустят, где тебя оставят у дверей и скажут, что лучше бы тебе побыть с такими же неосведомленными дамами, скоротать время за чтением, прогулкой или шитьем. День за днем, год за годом…
Мара почувствовала, ясно почувствовала, каково бедной королеве, сердце ее кольнула жалость, она опустила голову, чтобы незаметно утереть выступившие слезы.
-И твой брат лютует, - ровным, прежним, будто бы не было этого мгновения слабости, голосом продолжила королева, - собирает народ, готовит восстание…
-Он мне не брат, Ваше Величество, - поторопилась заметить Мара, зная, что такого разговора лучше не допускать, а если он и допущен – нужно закрывать его сразу же. – Гарольд – мне не брат. Он знает, что я верно служу вашему величеству, я не общалась с ним много лет и не стану общаться с ним, пока он враг короны!
Королеве, похоже, слова девушки понравились – она улыбнулась, одними уголками губ, но в последнее время и это было уже для нее подвигом, поводов к улыбке не было.
-А если он свяжется с тобой? – допытывалась Вилена, жестом остановив ее руку с гребнем.
Мара, не задумываясь, ответила:
-Я призову его сдаться на милость Его Величества!
-Но король казнит его, - Вилена теперь села вполоборота, чтобы видеть свою служанку не в зеркале, а лицом к лицу.
Руки Мары дрогнули, она едва удержала костяно гребень в руках. Опустила голову, тихо отозвалась:
-Ваше Величество, мой брат – пропащий человек. Он идет против власти, положенной богом, он идет против истории своего же народа – я надеюсь, что перед смертью он сможет раскаяться в своих грехах.
-Достаточно расчески, - холодно промолвила королева, снова отворачиваясь к зеркалу, - принеси мне розовой воды и масло. Плотнее закрой окна – из них дует ночами и я плохо сплю. Взбей подушки лучше!
Мара опрометью бросилась выполнять приказания – ей не в новинку были резкие перемены настроения королевы, она знала, что Вилена плохо спит и пытается переложить вину за это на всех, кто оказывается хотя бы примерно рядом. Мара не могла сказать, что любит Вилену как королеву, но то, что жалеет ее, могла сказать не задумываясь.
