Начало здесь
Евдокия Романовна задумчиво смотрела в окно. Как будто недавно с ней все это было – революция, нищета, война, еще большая нищета... Мысли перескакивали с одного воспоминания на другое. Еще до войны приличных людей не осталось, а кто был, старались затаиться до лучших времен. И не жили-то никогда хорошо, особенно после войны, все боялись, боялись за себя, детей, близких... И почему Лизавета, единственная дочь, вышла замуж именно за этого невоспитанного, без роду без племени? Так и сгинули вместе. И что может она, древняя старуха, сделать для их единственной дочери, ее внучки? Какие-то непонятные люди явно угрожают их спокойной размеренной жизни. Какие-то люди зачем-то, забавы ради, хотят от Дуси непонятно чего... Попросить, что ли, чтоб в выходные Дуся свезла ее в храм в Сокольники, поставить свечку проверенному защитнику, Николаю-Чудотворцу? Бабуле показалось, что она нашла верное решение.
Зазвонил телефон. Евдокия Романовна резво подхватила трубку левой рукой.
- Слушаю.
- Здравствуйте, - произнес на другом конце приятный женский голос. – А Елизавету Георгиевну можно?
Бабуля растерялась: уже давно никто не разыскивал Лизавету.
- Какую Елизавету Георгиевну? Если Кулакову, то она погибла четырнадцать лет назад.
- Господи! Как погибла? Не может быть! Как это случилось?
- А вы не могли бы представиться? – бабуля помнила всех подруг Лизаветы, а этот голос был совсем незнакомым.
- Видите ли... Меня зовут Светлана... Мы были знакомы в Кот-Д’Ивуаре в начале девяностых годов... Я хотела спросить у Лизы кое-что...
- Милая, а что же так долго не звонили?
- Видите ли... Я думала, что потеряла записку, на которой был записан телефон... А тут ремонт делали, и за шкафом нашла... Столько лет прошло, но для меня это очень важно...
- Сожалею, вряд ли вам чем-то можно помочь. Лиза с Сергеем погибли в Африке в 1991-м.
- Какой кошмар! У них уже тогда, кажется, была взрослая дочь?
- Да, Дусе сейчас тридцать четыре.
- Знаете, мне не очень удобно, но как бы я могла с ней поговорить? Я в Москве проездом, и для меня очень важно встретиться с вашей внучкой.
- Кажется, сначала вам нужна была Лизавета.
- Я все объясню, только хотелось бы не по телефону.
- Позвоните после семи вечера. Или знаете, позвоните внучке на мобильный, может быть, Дуся сможет с вами пересечься, сейчас я вам скажу... Нет! – вспомнила бабуля про странную слежку. – Приходите прямо сейчас к нам домой, поможете мне пироги печь. Дуся придет с работы часа через два-три. Вы пироги печь умеете?
- Какая же одесситка не умеет печь пирожки! Говорите адрес.
- Так вы из Одессы? Странно, что может быть общего... Впрочем, вы где сейчас находитесь? Мы на Семеновской живем, доберетесь?
- Так это близко, я в центре.
Евдокия Романовна назвала улицу, дом и квартиру, положила трубку и снова задумалась. Говорила же Дуся, что если захотят убить, найдут возможность. А она, старая кляча, сама зовет в дом незнакомого человека. С другой стороны, эта Наташа... Света... или все-таки Наташа... Светлана, да, точно, Светлана, эта Светлана знала Лизавету и Сергея... Бабуля призналась себе, что давно уже ни с кем не разговаривала о дочери, даже с Дусей. А уж 91-й год они вообще никогда не вспоминали. Бабуля мало что помнила с того момента, как услышала о гибели дочери и мужа. Когда Слава, давний друг Сергея, с какими-то его начальниками неожиданно пришел в дом и, выбирая слова, сдержанно и сухо сообщил новость, бабуля потеряла сознание и пришла в себя только в палате реанимации, обездвиженная, беспомощная. «Инсульт, - бодренько сказал молодой врач. – ничего, восстановитесь дома». И ее, продержав в общей палате три дня, выписали.
Дуся привезла бабулю из больницы домой через месяц после похорон родителей, и, постепенно приходя в себя, Евдокия Романовна не узнала собственную квартиру. Кровать стояла прямо у окна, одна стена была сплошь до потолка заставлена большими коробками, откуда-то появился письменный стол и кресло Сергея... Внучка теперь жила у бабушки.
От этой несправедливости нужно было бы совсем умереть, совсем. Только с кем же тогда останется Дуся? Бабуля собрала силы в кулак и решила выжить. Выжить назло им всем, и выдать замуж Дусю, и даже, может быть, понянчить правнуков...
Здоровье, однако, восстанавливаться не хотело. Поначалу как будто бы наступило улучшение. Два раза в день, утром и вечером, приходила сестра из поликлиники делать уколы, потом ее сменил юноша-массажист, которого за двойную плату Дуся уговорила не пропускать процедуры и в выходные, потом Слава привез китайские капсулы, от которых тоже как будто бы становилось все лучше... Потом как-то сразу у Дуси закончились деньги.
- Бабуль, - сказала она как-то фальшивым голосом, - я тут купила книжку по массажу, знаешь, мне кажется, наш мальчик халтурит. Я тебе массаж буду делать сама.
- Ты бы лучше себе сумку новую купила, чем эту книжку, - забубнила бабуля, увидела в глазах Дуси отчаяние и все поняла. – А ну-ка рассказывай, у нас что, совсем нет денег?
- Знаешь, - попыталась отвертеться Дуся,- не все так плохо. Просто сейчас так все дорожает, что я не знаю, на сколько месяцев нам еще хватит валюты...
- А моя пенсия, твоя стипендия, это мы получаем?
- Видишь ли... Все это есть, все в порядке. Только давай я тебе массаж все-таки сама буду делать. И уколы. Я в июле опять подработать пойду, поэтому давай мы курс массажа проведем, и ты скажешь, - попыталась Дуся перевести все в игру, - кто лучше, этот профессионал или я. Давай, а?
- Господи, ну давай, что ты торгуешься, заладила: давай, давай.. У нас есть что продать на черный день?
- На какой это черный день?
- На такой черный день! На мой черный день!
- На твой черный день я денег найду! – подхватила тогда скандал Дуся. – Поэтому чтобы я больше не слышала про этот день! Ты бы лучше о белом дне подумала!
- Белый день у меня будет, когда ты выйдешь замуж! Удачно и счастливо, а не абы за кого!
- Удачно и счастливо женятся на состоявшихся девушках, поэтому пока я институт не закончу, замуж не пойду! Будь добра, еще на два-три года оставь тему замужества!
- Дуся, - тогда-то и пришла бабуле в голову идея поискать своих родственников где-либо за границей. – Внученька, ты знаешь, я тут телевизор смотрела... Русские эмигранты возвращаются, родные находят друг друга... Может, и меня кто разыскивает? Брат совсем маленький был, когда революция началась. Теперь-то нам чего бояться?
- А разве мы раньше чего-то боялись? Что ты имеешь в виду?
- Дуся, я ведь Разумовская, а это фамилия, известная фамилия. Дуся. Я хочу восстановить свою фамилию.
- Господи, да зачем?
- Хочу. Мало ли, пригодится.
- Зачем?
- Хочу. Хочу умереть Разумовской.
- Ну хорошо, вернем мы тебе твою фамилию.
- Вот и славно.
Хитрость удалась, а бояться было некого: времена другие, теперь благородное происхождение в почете у этого быдла. Погордиться, правда, тоже не перед кем: коллеги по работе, приятельницы по подъезду уже или умерли, или тихонько доживали свой век кто где под присмотром родственников или в приюте. «В доме престарелых, - хмыкнула в очередной раз бабуля. - Это ж надо так приют обозвать!» А вот шанс, что кто-то из родни отыщется и возьмет на себя заботу о Дусе, вроде бы появлялся.
«Может, эта одесситка с кем-то Дусю познакомит? Мало ли. В командировке вместе были, значит, из этого же круга. Может, у нее сын не женат или племянник. Дуська совсем гулять перестала. Ни в гости, ни на дискотеки. Мужчины не звонят. Подруги отдалились, все замужем. – Евдокия Романовна мыслями вернулась к гостье. – Во сколько она звонила? Пора бы ей уже и придти».
В дверь тут же позвонили. Старушка как могла скоро покатила в прихожую, чуть приоткрыла дверь и слегка отъехала обратно.
- Входите, что же вы!
Дверь распахнулась, и неуверенно вошедшая женщина от неожиданности остановилась.
- Входите, что же вы остолбенели! Ну да, я в коляске. А вы что ожидали увидеть?
- Простите... Я не думала... А вы мама Лизы? Я так и не спросила, как вас зовут...
- Евдокия Романовна. А вы бы, милая, представились еще раз, чтобы мне было понятнее, откуда вы на нас свалились. Тапочки наденьте, и пойдемте на кухню. Итак?
Бабуля исподтишка разглядывала гостью. Ровесница Лизки. Красавица. Не худая и не толстая. Одета дорого и со вкусом. Загорелая. Глаза черные, умные – плохо. Чем плохо, бабуля себе объяснять не стала. Плохо, и все.
Женщина, стряхнув с себя оторопь, ловко наклонилась, сняла мягкие туфельки рыжей кожи, сунула ноги в Дусины тапки и, прикинув, как это лучше сделать, развернула кресло бабули и покатила на кухню, одновременно разговаривая:
- Меня зовут Светлана, я из Кот-Д’Ивуара.
- Пардоне муа, вы же говорили – из Одессы, - тут же перебила бабуля.
- Ну да, родом из Одессы. Мой муж учился со мной в мединституте и, когда закончил учебу, я уехала к нему на родину, там и живу.
- Чудесно. Теперь мне хоть что-то понятно. И в Ивуаре вы дружили с Лизой? – с сомнением спросила бабуля. Женщина замешкалась.
- Не сказать, чтобы дружили... Понимаете, у нас в Доме дружбы был клуб советских женщин...
- Не совсем вас понимаю. Что такое – Дом дружбы?
- Дом дружбы – культурный центр посольства Советского Союза. Дом дружбы с иностранцами или что-то в этом роде. Для улучшения неформальных контактов, мне кажется. Ну, не знаю, для чего, в общем, был и был. Он и сейчас, впрочем, есть. А клуб советских женщин – потому что мы гражданство советское оставили, хотя многие жили в Африке десятки лет. В Дом дружбы можно было придти на 8 марта, например. Нигде в мире не отмечают 8 марта, а у нас отмечают. Вот мы там и собирались. Или, например, мы туда ездили на выборы, президента выбирать. А месье Кулаков был директором Дома дружбы. Он все это и организовывал. Раньше, когда был другой директор, мы собирались у кого-нибудь на вилле, а потом, когда месье Кулаков и его супруга приехали работать, они предложили собираться у них. Мы ведь советские гражданки, а здание огромное, пустует. Туда постепенно стали очень многие приезжать, и французы, и англичане. Американцы потом там дневали и ночевали. Месье Кулаков открыл бистро, поставил несколько столиков. Было очень вкусно и недорого. Музыка была хорошая, советская...
Ну а когда мой муж погиб, я очень долго не ездила в Дом, ребенка родила, потом не на кого было оставить клинику. А через время оказалось, что никто из наших уже не ездит в Дом, клуб как-то распался.
- Подождите. Так ваш муж погиб? Когда погиб?
- Ну, тогда же и погиб, в один день с вашими. Только ваши в аварии, а моего кто-то ножом пырнул, когда он из супермаркета выходил. Умер на месте.
- Ничего не понимаю. Так вы знали, что Лизавета погибла в 1991 году и звали ее к телефону? Как вам не стыдно! Что за... что за... это же форменное бесстыдство! Вы... Да вы... Убирайтесь немедленно из моего дома!
- Подождите, Евдокия Романовна, умоляю вас! Прошу вас выслушать меня, я все объясню!
- Вон!- Старушка задыхалась.
- Никуда я не пойду, - тихо и твердо сказала Светлана. – Прошу вас, я врач, покажите, где в доме лекарства. У вас наверняка поднялось давление. Вряд ли я смогу спасти вас, если вам станет совсем плохо. Но и одну я вас в таком состоянии не оставлю. Поэтому, пожалуйста, успокойтесь и давайте я вам лучше все расскажу. Я бы хотела поговорить с вашей внучкой и с вами. Поговорить очень серьезно. Возможно, мы вместе что-то поймем. Или хотя бы я пойму очень важную для меня вещь. Евдокия Романовна, вы ведь впустили меня в дом. Вы же видите, что я не воровка, не грабительница. Верьте уже и дальше. Конечно, я сглупила, позвав к телефону Елизавету Георгиевну. Но если бы я начала спрашивать, проживала ли тут такая больше десятка лет назад, это было бы гораздо подозрительней. Я даже не рассчитывала кого-то найти. У меня был номер телефона, я знала имя и все. Ни как зовут родных, ни к кому обратиться... Простите меня, пожалуйста, простите. Что вы принимаете от давления?
- В комнате на столе аппарат, - бабуля сообразила, что умирать, когда в квартире незнакомая подозрительная женщина, никак нельзя: надо дождаться Дусю. – Принесите и померяем. Если высокое, я скажу вам, чего сколько капать. Только вряд ли поднялось, в голове все нормально. Не надо, не несите. Когда же мы пирожки начнем уже печь? – решила она потянуть время. - Скоро Дуся придет.
- Дуся – это дочь Елизаветы Георгиевны и Сергея?
- Как-то странно вы, милая, их называете: она – Георгиевна, он – просто Сергей...
- Так было принято. Так и говорили. Сергей для наших мужей был месье Сергей, а его супруга – Елизавета Георгиевна. То есть мужья наши называли ее «мадам Кулакофф», ну а мы – по-русски, по батюшке. Я пыталась Бонсу, мужа, научить говорить «Георгиевна», да у него так и не получилось. «Гогиена» - вот и все, что мог сказать.
Давление оказалось в пределах старушкиной нормы и они уже более спокойно продолжили разговор.
- А дети? Дети у вас есть? – Евдокия Романовна не любила бездетных женщин.
- Дети уже выросли. Две девочки и мальчик. Сын закончил университет в Америке, сейчас клиника на нем, а я вот впервые за двадцать лет в Союз приехала. Хотя в какой Союз? Домой еду, в Одессу. Папа умер, а мама еще жива... – Светлана осеклась. – Давно никого не видела, хочется посмотреть, как она там, Одесса, как родные живут.
- Прожили и без вас! – отрезала бабуля мстительно. Потом смягчилась. - Да не переживайте уже. Делом давайте займемся. В духовке сковорода. Да нет, не эта, ниже. Да, эта. В холодильнике растительное масло. Достали, замечательно. Вон в той миске курага, на плите в сковороде капуста. Все. Мука вон в пакете стоит. А до Дуся придет, а у нас конь не валялся. Им бы, пирожкам, еще остыть чуток к ее приходу, а то с пылу с жару нельзя, говорят, для желудка очень неполезно. А теста получилось сами видите сколько. Случайно сыпанула. Не очень-то, знаете, одной рукой. Так что тесто разделите на две части, вторую в холодильник уберем.
- А внучка не готовит? – осторожно спросила Светлана.
- Готовит. Только я тоже еще не совсем инвалид. Печь она не позволила, я пообещала. А тесто замесить мне вполне по силам. Капусту тоже вот потушила. Квашеная, что ее тушить? Вымочила – да на сковородку. Что-то еще могу. Вы можете себе представить, что я родилась в начале прошлого века? Когда-то нас было много, а сейчас, я так понимаю, мы наперечет. Тут врачиха из поликлиники приходила – перешла бабуля на доверительный тон, совсем успокоившись - говорит в прихожей Дусе: «Она у вас еще жива?!» Я думала, Дуська ее укокошит на месте. «Она у нас еще и интелектуально сохранна». Врачиха меня осматривала, как музейную редкость. «Книги читаете?» - спрашивает. А Дуся: «А вы, я так понимаю, не читаете?» Врачиха злобно: «Нет ни времени ни сил. Работы много. Попробовали бы походить по участку». А Дуся: «Да, трудно вам, сочувствую». Так и поговорили. Дуся у меня менеджером по рекламе работает. Бегает по всей Москве, врачихе такие маршруты и не снились. Раньше собиралась машину купить, даже права получила. А сейчас, говорит, в Москве быстрее на метро, чем на машине, доедешь. Ну да ладно. И все-таки, Светлана, что же вас привело к нам?
- Евдокия Романовна, я даже не знаю, как и начать. Просто не знаю. Видите ли, перед своей гибелью муж отправлял факс в Москву. На ваш номер. Он отправил факс, поехал в супермаркет и погиб. Никто, кроме Сергея, не мог дать ему этот номер телефона.
- Да нет, вы ошибаетесь. Нам ваш муж ничего не мог отправлять.
- Вы ничего не принимали по факсу?
- Да мы им вообще не пользовались. Не знаю, Дуся привезла его из Африки, видимо, для работы, да так и стоял. Дуська тогда как-то странно съездила в Африку. Поехала переводчицей на теннисный турнир, неожиданно приехала, говорит, даже никого из родителей не видела, а на другой день это все и случилось.
- Как – переводчицей?
- Она работала летом с одним крутым фирмачом, очень хорошо ему переводила, по-моему, там даже что-то было у них, ну, вы понимаете. Он в России бизнес собирался открывать, переговоры вел в разных городах, и в Питере, и в Казани, много где. Она, Дуся, с ним ездила. А в августе он полетел на чемпионат Африки по теннису, он игрока какого-то талантливого спонсировал, что ли... Как раз в Кот-Д’Ивуаре и был чемпионат. И Дусю с собой взял. Собиралась на две недели, родителям не сообщила, хотела сюрприз сделать, ей ведь уже больше восемнадцати было, а вернулась через три дня и объяснять отказалась, что случилось. Поссорились, видимо, с фирмачом со своим. Видимо, так он ее обидел, что она на самолет и домой, даже с родителями не повидалась. Вот так. А факс, наверное, этот Алекс ей купил, для работы. Ни разу он нам не понадобился.
Со мной после похорон инсульт случился, так что мы эти времена никогда с ней не вспоминали даже. Факс этот потом на обычный телефон Дуся заменила, с длинным шнуром. Да. – Евдокия Романовна всхлипнула, но тут же сдержалась. - Гробы привезли, когда я в реанимации лежала, поэтому я даже на похоронах у дочери не была. Да и гробы все равно были закрытые. Как так можно было машину вести? Всю жизнь нам поломал, ирод!
Светлана задумчиво посмотрела на старушку: похоже, в смерти дочери та обвиняет зятя. По большому счету, так оно и есть. А Дуся? Какая она, Дуся, и что она думает по поводу причины смерти родителей? И если факс, тотфакс, принимала не Евдокия Романовна, то значит, это сделала Дуся, больше некому. А что аппаратом, который Дуся привезла из Африки, один раз пользовались точно, это Светлана знала на сто один процент. А старушка, похоже, не ухватила вниманием, что факс, который отправлял Бонсу, муж Светланы, тринадцать лет назад, он отправлял на номер телефона в этой квартире. Может быть, так оно и лучше. Светлана задумчиво раскатывала тесто, продолжая рассказывать старушке о жизни русских женщин в Африке, о том, какими путями они туда попадали в советское время и как все изменилось сейчас, и думала о Дусе. Может быть, испечь пирожки, попрощаться и уйти? И упустить шанс разобраться в этом давнем деле. И оставить все как есть. Больную старуху, чистенькую нищую квартирку, незнакомую молодую женщину. И деньги, неизвестно, может быть, очень большие деньги, которые никогда не будут им принадлежать. Потому что Светлана боится, очень боится. Нет, тряхнула головой Светлана, начала уже. Приехала. Нашла. Может быть, это просто письмо, может быть, ничего секретного в нем нет. То письмо, которое она нашла в бумагах Бонсу и на котором было написано по-русски «Елизавете» теми же чернилами и тем же почерком, что и на страничке, которую Бонсу отправил по факсу в Москву за несколько часов до своей гибели. Может быть, это просто письмо, обычное письмо, и Дуся не станет с ней ни о чем разговаривать. Может быть, они просто поедят пирожков, попьют чаю и Светлана поедет на вокзал к поезду. Так что еще бояться рано, еще ничего страшного не случилось.
Продолжение здесь