Среди наций, которые оставили заметный след в истории Петербурга, шотландцы занимают особое положение. Их было не так много, как немцев, французов, итальянцев, да и англичан, из которых шотландцы не выделялись в отдельную общность. Но удивителен универсализм «Шотландского Петербурга». Гости из далекой страны проявляли себя и в искусстве, и в промышленности, и в торговле.
Чем бы они ни занимались, их отличали трудолюбие и предприимчивость, соединенная с романтизмом, чувством достоинства, гордостью и любовью к далекой родине.
Первые шотландцы прибывали в Россию еще при царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче как наемные воины, солдаты удачи. Вы, возможно, удивитесь, но модное ныне слово «фрилансер», означающее ныне нештатного сотрудника, придумал великий шотландский романист Вальтер Скотт. Буквально это означает «вольный копейшик, пехотинец».
Такими фрилансерами и были первые шотландцы на русской службе. Многие из них основали русские ветви именитых родов, и не очень. А уже после основания Петербурга, в столицу Российской империи из Шотландии потянулись купцы, ремесленники, предприниматели. Без них Петербург был бы немного другим. Итак, кто они, «Шотландцы в Петербурге»?
Лермонтовский проспект. Михаил Лермонтов
То, что Лермонтовский проспект назван в честь великого русского поэта – очевидно. Но вот то, что Михаил Юрьевич был потомком древнего шотландского рода, знают далеко не все.
Причем дело не только в генетическом наследстве. Скажем честно, количество шотландской крови в поэте было гомеопатическим. Более того, современные ученые провели ДНК-анализ и не смогли подтвердить родство Михаила Юрьевича с шотландским родом. Но Лермонтов, у которого сложились очень сложные отношения с отцом и матерью, заметное значение придавал своему шотландскому происхождению. Из этой самоидентичности он черпал вдохновение для своих гимнов романтическому одиночеству от «Белеет парус…» до «Мцыри».
Фамилия поэта и в самом деле прямо указывала на имя шотландского рода Лермонт. Предки Михаила Юрьевича по отцовской линии возводили ни много ни мало свою родословную к полумифическому барду-пророку Томасу Лермонту, жившему 800 лет назад.
В 1613 году один из представителей этого рода, поручик польской армии Джордж Лермонт был взят в плен войсками князя Дмитрия Пожарского при капитуляции польско-литовского гарнизона крепости Белая. К наемникам отнеслись гуманно, и в числе прочих так называемых «бельских немцев» Джордж Лермонт поступил на службу к царю Михаилу Фёдоровичу. То есть шотландцы прибывали в Россию не только при Петре I и его отце Алексее Михайловиче Тишайшем, но и при его деде. То есть задолго до основания Санкт-Петербурга.
Джордж Лермонт перешёл в православие и стал, под именем Юрия Андреевича, родоначальником русской дворянской фамилии Лермонтовых. В чине ротмистра русского рейтарского строя он погиб при осаде Смоленска.
Своим предполагаемым шотландским корням Лермонтов посвятил стихотворение «Желание». И, конечно, Михаил Юрьевич не смог пройти мимо творчества великого шотландского поэта Джорджа Байрона – переведя несколько его стихов.
Удивительно, но близкий ему по духу Байрон тоже считал себя потомком легендарного Томаса Лермонта. В XVI веке предок Джорджа Байрона, королевский адвокат Гордон Байрон, был женат на Маргарет Лермонт, что дало основание поэту «зачислить» Томаса Лермонта (или еще Томаса Рифмача) в свои предки. И хотя Лермонтов писал «нет, я не Байрон, я другой», так уж получилось, что оба они дорожили своим родством со знаменитым странствующим шотландским поэтом 13-го века.
Няна-львица
Михайловский замок ассоциируется у нас, конечно, с трагической личностью Павла I. Словно предчувствуя свою трагическую смерть, Павел I торопил архитекторов и строителей, чтобы успеть пожить в замке, воображая себя благородным средневековым рыцарем.
В еще сырые от штукатурки здания Павел I заставил переехать и своих домочадцев, среди которых был маленький Николенька – будущий император Николай I. Тому было всего 5 лет, когда он оказался в неуютных стенах загадочного сооружения, окруженного каналом с разводными мостами… А в няни ему назначили Джейн Лайон, дочь шотландского лепного мастера, которую на русский манер называли Евгенией Васильевной.
Все мы помним, какое влияние на Александра Сергеевича Пушкина оказала его полуграмотная няня Арина Родионовна. Скорее всего не меньшее место в жизни будущего императора занимала и Евгения Васильевна Лайон. Маленький царевич называл Евгению Алексеевну "няня-львица", обыгрывая ее фамилию.
По воспоминаниям современников это была женщина с сильным характером, очень привязанная к своему воспитаннику. Она смогла внушить ему в первые и главные для воспитания годы жизни понятия о долге, чести, о рыцарских добродетелях. Няня царевича была истинной дочерью шотландского народа: энергичная, добрая, нежная, уверенная в своей правоте, Евгения Васильевна – чуть ли не единственный человек во дворце, кто мог возражать императорской чете.
При всех своих слабостях, Николай Павлович, наследуя характер и фантазии отца, усиленные шотландским воспитанием, до конца жизни тоже считал себя «рыцарем на троне», любил благородные поступки, великодушные жесты. При нем в архитектурную моду России вошла готика, в которой еще сто лет черпали вдохновение строители дворцов, усадеб.
Брюсы - потомки королей
У алтарной стены Петропавловского собора находится небольшое кладбище, где покоятся коменданты Петропавловской крепости. Фактически первым их них эту ответственную должность занял Роман Вилимович Брюс, который был не просто выходцем из Шотландии, но представителем королевского рода Брюсов, которые правили Шотландией и Ирландией в 14-м веке.
Дед Романа шотландский офицер Якоб Брюс с сыном Вилимом в 1647 году прибыли в Россию. Оба были приняты на службу царем Алексеем Михайловичем. Брюс-старший дослужился до майора и умер под Азовом в 1695 г. А у Вилима Брюса родилось два знаменитых сына: Роман и Яков, явно названный в честь деда.
Роман, тот, что стал комендантом, вместе с братом Яковом получил отличное домашнее образование. В 1683 году оба записались в «потешные войска» Петра I. В 1695 году Роман Вилимович получил чин капитана и принял в командование роту Преображенского полка. Практически сразу после этого участвовал в Азовских походах и, вероятно, сопутствовал Петру в его заграничном путешествии (1697—1698).
Не исключено, что именно он вместе со своим ипринял самое деятельное участи в визите русского царя на Туманный Альбион и способствовал знакомствам царя с местной элитой. Эти встречи во многом определили видение Петром будущего образа армии и флота России.
Роман Брюс участвовал во всех сражениях Северной войны, штурмах Нотебурга, Ниеншанца, Выборга и Кексгольма, которые привели его к вершине военной карьеры – чину генерал-лейтенанта. Царь назначил его комендантом Петропавловской крепости. Под руководством Романа Вилимовича земляная «фортеция» преобразилась в каменную.
Согласно легенде в благодарность Брюсам Петр I учредил Андреевский флаг, как флаг военно-морского флота России. Ведь это не что иное, как шотландский флаг с цветовой инверсией.
Барклай де Толли: шотландец vs грузин
Признаваемый историками лучшим полководцем Отечественной войны 1812 года князь Михаил Богданович Барклай де Толли был представителем знатного шотландского рода.
С весны 1812 года – командующий 1-й Западной армией. Фактически исполнял обязанности Главнокомандующего Русской армией в начале Отечественной войны 1812 года.
Немецкая ганзейская семья де Толли была ветвью старинного дворянского шотландского рода Баркли. Предок Михаил Богдановича, Питер Баркли из ветви Тоуи (Towie) в середине XVII века переселился в Ригу после подавления Кромвелем сторонников обезглавленного короля Карла Стюарта в Шотландии. В то время Прибалтика находилась под шведской короной. Дед Михаила Богдановича Вильгельм стал бургомистром Риги.
Перечислять успехи Барклая де Толли на пути к маршальскому жезлу можно долго, но достаточно сказать, что он стал вторым в истории (после Кутузова) полным кавалером Ордена Святого Георгия. Он же награжден и Орденом Андрея Первозванного – высшей государственной награды России, названной в честь небесного покровителя Шотландии.
Скульптурные памятники Барклаю и Кутузову работы перед Казанским собором работы скульптора Бориса Орловского были торжественно открыты 25 декабря 1837 года. В тот день отмечалась двадцать пятая годовщина изгнания французов из России.
Установка двух монументов сделала их в народном сознании друзьями и соратниками, хотя на самом деле отношения между полководцами были очень сложные. Говорят, многие горожане были удивлены, что не нашлось у Казанского собора места третьему полководцу Отечественной войны – князю Петру Ивановичу Багратиону, командовавшему Второй западной армией.
Видели в этом и посмертные интриги. Ведь у хладнокровного потомка шотландцев Барклая сложились непростые отношения с горячим наследником грузинских царей. За то, что «генерал-немец» Барклай отказался давать французом генеральное сражение у границ России, Петр Иванович называл его изменником!
Но сейчас уже никому в голову не придет отрицать вклад полководческого гения Барклая де Толли в разгром наполеоновских войск.
