Главная тема номера — «Земля» — предполагала и даже требовала, чтобы героем стал какой-нибудь первопроходец, следопыт, а по-нашенски говоря — пионер. Спецкор «РП» Александр Рохлин обнаруживает героя именно там, где ему полагается геройствовать: на заполярном краю тундры. Первопроходец изрядно моторизован. И при нем его верный Бенджамин.
Кто будет главным героем? Думаю, Бенджамин. Во-первых, его я встретил раньше, во-вторых, он всю дорогу был с нами, неотступно, и в его компании я чувствовал себя под защитой. В заполярной тундре это что-нибудь да значит. В-третьих, Бенджамин вел себя как истинный джентльмен — ни одного лишнего произнесенного слова. В-четвертых, сногсшибательная харизма. Я был сражен этим джентльменом, если не сказать больше — я влюбился в него. Конечно, стоило для этого посетить тундру.
Почти на самом краю света и на краю тундры, в краю бесчисленных озер стоит город Заполярный. Пройти его насквозь можно за пятнадцать минут. Поэтому не будет преувеличением сказать, что на краю Заполярного в обыкновенной панельной девятиэтажке живут два самых необычных жителя этого города — Эврипид и Бенджамин.
Мне придется их разоблачить. Эврипид — действительно Эврипид. И даже отчество у него Эврипидович. Видимо, для тех, кто с первого раза не понимает. В отличие от своего тезки, древнегреческого драматурга, наш заполярный Эврипид имеет и фамилию — Геронтиди. Далеко не все греки рождаются на берегах ионических или понтийских. Некоторым суждено появиться на свет в странах сумеречных и лапландских. И прославить их. Что и делает наш герой последние 44 года своей жизни. С Бенджамином дело обстоит несколько сложнее. Он не совсем человек. То есть совсем не человек. Лучший друг Эврипида, после жены, конечно, — Бенджамин (он же Беня, он же Бендер), единственный в своем роде заполярный бультерьер. Мини-бультерьер, если быть точным. Пес английских джентльменов прекрасно вписывается в пейзаж безлесых сопок, озер, бруснично-чернично-ягельных ковров и рудника «Северный» Кольского ГМК. На последнем, как нетрудно догадаться, водителем погрузчика трудится Эврипид Эврипидович Геронтиди.
Оставшуюся часть заметки мне придется посвятить этому человеку. А Бенджамину отвести второстепенную роль домашнего пса. Хотя вторые роли совсем не про этого джентльмена.
Как и было сказано выше, Эврипид живет с семьей в панельной девятиэтажке грустного цвета (слово «грусть» больше не появится в этой заметке). Но Эврипид многолик, и нам повезло: мы посетили место силы семьи Геронтиди. Стоит дворец на сопочке, с одной стороны город, с другой — рудник. Ворота дворца открываются настежь, и вы понимаете, что древнегреческий театр должен был выглядеть именно так. Как гараж Эврипида Заполярного. По драматургическому наполнению пространства. В крайнем случае можно представить малахитовую шкатулку Павла Бажова с собранием сказок, былей-небылей. Или огромную коммунальную квартиру, в которой все предметы одушевлены. Короче, представляйте что хотите — первыми входящего встречает табун железных коней. И входящий, разинув рот от восхищения, понимает, что хозяин — командир моторизованной двухколесной колонны. Мотоциклы, мопеды, мотики… Что там еще на «мо»? Все стоят, замерев.
— Любовь к мотоциклам мне мама привила, — говорит Эврипид Эврипидович приятным басом.
В этом человеке все очень художественно, но о портрете позже. Я удивляюсь маме, которая сама ребенка за руль мотоцикла усаживает, чтобы он это все полюбил на всю жизнь.
— Мы отдыхали тогда в Кишиневе, у родственников. Там по двору катался на «Верховине» паренек. Мама его остановила и меня к нему за руль подсадила. Я только раз на гашетку нажал, и все. Это мое и навсегда.
Но Геронтиди не просто влюбленный байкер. Мало ли таких по дорогам шныряют. Его влюбленность шире, глубже и граничит с чудотворением. Любое железо в его руках дышит и обретает новую жизнь. Добрая половина того, что я ретиво назвал мотоколонной, — самый обыкновенный железный хлам, подобранный на помойках, во дворах и огородах. Старое, ржавое, давно отслужившее, давно непригодное. И зачем, спрашивается?
Дед Мазай спасает зайцев. Гулливер спасает лилипутов. Нильс Хольгерссон спасает от крыс город Мальме. А Эврипид Геронтиди спасает материальную культуру Заполярья. И не только железо на колесах. Прибыв в гараж, он выгружает из багажника стопку старых, еще советских школьных учебников. Книги перевязаны бечевкой. Явно предназначались на помойку.
— А зачем вам? — спрашиваю я.
— Не могу смотреть, когда книги выбрасывают, — говорит Геронтиди.
Вид при этом у него несколько виноватый. Понятно, что далеко не все разделяют эту его слабость.
— Но я же не просто так, — продолжает Эврипид, словно с кем-то полемизирует. — У меня дочка растет, ей в школу идти. Как я ей буду помогать? Надо самому подучиться. Вот я и решил.
Вернемся, однако, к железу. Геронтиди по образованию токарь. По призванию — Кулибин. Старую технику тоже нельзя выбрасывать, как и книги. Поэтому в центре гаража стоит, конечно, шикарная шоссейная «хонда», на которой, как нам потом расскажут, Геронтиди с женой объехали пол-Европы, а вокруг «хонды» теснятся отечественные образцы мототехники, которым лет 50–70 от роду. В самой разной степени «убитости». Но многие из них на ходу. Включая два велосипеда и мотик «Рига», на котором старшая дочка героя, барышня семи лет Екатерина Эврипидовна Геронтиди уже мастерски ездит. На стенах висят старые плетенные из лозы санки и мотоколяски, похожие на древние рыцарские щиты.
Однако рядом с изящной и гламурной «хондой» стоит угрюмого, ретросексуального вида «Урал». На толстых автомобильных колесах, с коляской и закрытым верхом — напоминает одноместную карету: коляска обтянута со всех сторон кожей и прозрачным пластиком. У дверцы резная ручка. Только кучер-возчик сидит слева, открытый всем ветрам.
Эта машина известна в городе не меньше своего хозяина. Если «хонда» предназначена для выезда на Большую землю, то «Урал» — исключительно для домашнего пользования.
Это транспорт Заполярного Деда Мороза. Нетрудно догадаться, кто в городе Дед Мороз: Эврипид Эврипидович Геронтиди. Вот здесь уместно будет о внешности героя сообщить некоторые подробности.
Красотой и мужественностью Бог не обидел Эврипида. Рост, стать, глаза, борода — все как в учебнике истории Древнего мира за 5-й класс. Там, где про Грецию рассказано и ее выдающихся граждан — Македонских, Софоклов, Платонов, Гомеров и Эврипидов до кучи. Советский учебник не врал. Плюс характер — открытый и цельный. Плюс не пьющий, не курящий. Плюс золотые руки. Плюс молодость — ему чуть за сорок. И проч. А каким еще должен быть настоящий Дед Мороз? Но наш — лучше всех. Потому что не терпит фальши.
За неделю до Нового года Эврипид Геронтиди идет в парикмахерскую и красит свою чудесную, с легкой курчавостью бороду в белый цвет.
— Зачем? — не сразу соображаю я.
— Ни один ребенок Заполярного не скажет, что я — не настоящий. Потому что каждый имеет полное право дернуть меня за бороду и удостовериться.
Заполярный — территория, где детей не разочаровывают. Геронтиди ездит по городу на «Урале», а Снегурочку возит в коляске с закрытым верхом. Он немного ворчит по поводу партнерш: Эврипид Мороз несменяем, а вот Снегурочки редко попадаются талантливые и заинтересованные. Редко ведь кто живет с неостывающим праздником в сердце. В новогоднюю ночь, поздравив детство Заполярья с наступающим, Эврипид начисто сбривает свою белоснежную бороду и начинает жизнь сначала.
Но мы не закончили с гаражом. Кроме обычной ремонтной ямы здесь имеется и второй этаж. Наш Геронтиди, как и полагается герою, многослоен и многоступенчат.
Лесенку на второй этаж бультерьеру Бенджамину самостоятельно преодолеть не удается. Лапы коротки. Этот монструазный джентльмен никогда не лает, а скулит тихо, как резиновая уточка. Эврипид тащит друга охапкой наверх. И мы попадаем в настоящий театральный чердак. Или конуру артиста бродячего цирка. Или мансарду вечного поэта. Потому что здесь есть все, что абсолютно никому не нужно, кроме героя из сказок. От старой медвежьей шкуры до шлема тевтонского рыцаря из никелированного восьмилитрового вед-ра. Новогодняя елка в гирляндах. Железный камин. Телевизор «Рубин-102». Стол из огромной катушки, диван, коллекция самоваров, шкаф с дверцей в Заполярную Нарнию. Музыкальные инструменты, на которых герой собирается научиться играть. Он еще очень многому собирается учиться и жалуется, что жить не успевает. По этой причине он удивляется, почему другие жители его родного города часто бывают грустны, скучны, тоскливы и не знают, как свою жизнь дальше жить.
Бенджамин запрыгивает на диван и кладет голову с передними лапами мне на колени. Кажется, что я держу кусок чугунной батареи. Батарея источает тепло и бультерьерскую нежность.
Хотелось бы понять: каким образом здесь все так завязалось? Греки в роду — сухумского разлива. Дед Геронтиди, между прочим, ремонтировал в войну подводные лодки, бабушка, оказывается, шведских кровей, по фамилии Ландсманн. К букету добавляются, по материнской линии, исконно мурманские русские. Мама едет в отпуск в Абхазию и там встречает Эврипида Первого. Тот теряет голову настолько, что, ни секунды не сомневаясь, меняет северный берег Черного моря на южный берег Баренцева. Через двадцать с лишним лет ситуация забавным образом повторится. Юноша Эврипид поедет в отпуск на юг и там встретит девушку, которой вскружит голову настолько, что она променяет теплый Сочи на, как бы это помягче выразиться, прохладный Заполярный. Каким медом они мажут свой Заполярный??
Мама Эврика Геронтиди работала киномехаником в городском ДК, отец — электромонтером на руднике. Отсюда и вырос наш герой, на все руки мастер, включая призрачное ремесло драматического актера. В Заполярном есть народный театр, и каждый год там ставят хотя бы один спектакль. Драму или комедию. И зал всегда полон под завязку. Наверное, это так и звучит на заполярных кухнях: «Идем на Эврипида?» И идут.
Понятно, что с Геронтиди долго на одном месте усидеть не получится. Хотя нас и снабдили вкуснейшими домашними булками с брусникой для долгого и тихого чаепития. Эврипид рассказывает о красоте местной жизни. И тут выясняется, что гости, то есть мы, не знают своего счастья. Счастье в том, что мы находимся в каких-нибудь двадцати километрах от чуда отечественной научной мысли. Образца неслыханной человеческой дерзости, равного, ни много ни мало, полету в космос. Только в обратную сторону и вниз головой.
— Вы даже не слышали про Кольскую сверхглубокую скважину? — восклицает Геронтиди с неподдельным ужасом.
И разражается взволнованным монологом об истории бурения самой глубокой скважины в мире с целью изучения земной коры. Наши пробурили на двенадцать километров вглубь, а ниже уже никто и не смог. Может быть, думаю я, это был последний случай, когда научный интерес был так близок и понятен любому человеку. Расковырять Землю поглубже и узнать, что там? Говорят, докопались до чертей.
Никто не готовился, никого не предупреждали. Погрузили Бенджамина в машину и поехали.
Сначала по большаку, потом по грунтовке, потом пешком. Около часа. Я не буду описывать осеннюю тундру. Чувствую свое бессилие. Мне кажется, что ничего совершеннее, чем узоры ковров брусники, ягеля, черники и воды в бесчисленных озерах, мои глаза еще не видели. С точностью до наоборот можно сказать про скважину. Глаза б мои ее не видели. Она разбита и разорена до мерзкого состояния. Серые корпуса без стекол и груды покореженного металла под ногами. Сам вход в бездну замурован. На это тратить слов не хочется. Но очень понятна печаль Эврипида Эврипидовича. Он переживает личную боль. Он винит себя в том, что не смог уберечь народного добра. Здесь не вышло, как с книгами и мотоциклами. Только Бенджамин сохраняет невозмутимость, демонстрируя североатлантическое присутствие духа. И, устав бродить с нами по этажам химлабораторий, собирается укладываться спать на старом разбитом диване. Он прав: небо стремительно темнеет, и тундра гаснет. Нам пора выбираться домой.
Все выходят какими-то опустошенными. Но не Эврипид. Он не был бы самим собой, если бы не попытался спасти хоть что-нибудь. В руках у него три стеклянных сосуда. Два из них мы сообща отвергаем как не представляющие никакой культурной ценности. Но третий после некоторого раздумья и внутренней борьбы Эврипид увозит к себе. Это детская бутылочка-поилка с выдавленными в стекле рисками. В нашем советском детстве на горлышко таких бутылочек натягивали коричневые соски. И мы пили из них молоко.
Бутылочку спасли. Она теперь ждет своего часа в гараже неистового грека. Пока я осмысляю спасение бутылочки, меня не покидает мысль. Мысль граничит с убежденностью. Эврипид прав: если мы спасаем нечто малое, то и нечто большое вернется. Все остальное вернется. Люди вернутся на Кольскую сверхглубокую и продолжат ее бурить. Чтобы узнать: что же там еще?
И никакие черти не испугают.
Про работу
Опять рабочий день настал,
К погрузке я подал сигнал, рудой гружу я са-мосвал,
Стрелу подняв на всем ходу, кидаю в кузов я руду,
Опять кидаю в кузов я руду.
Протиснув борт в ОРТ слишком узкий,
Подал я кузов под погрузку.
Эй! Пэдээмщик, не зевай!
Руды мне в кузов насыпай!
Руды побольше в кузов насыпай!
Припев: Ну вот опять наста-али будни труд-ные,
Мы камни возим и грузим,
Ковшами ска-лы грызем.
Копаем снова мы блоки руд-ные,
И в кузовах самосвалов породу везем.
Самосвалист, мой друг, хорош,
гружу ему четвертый ковш,
Гружу ему четвер-тый ковш.
И повезет он этот груз прямехонько на рудоспуск,
Он этот груз везет на рудоспуск.
За поворотом навстречу фары.
— Ах, как разъезды уже достали!
Опять мне пятиться назад, ища тычок.
Уж уступить бы мне взрывник дорогу мог!
Да, надоели шахтные заторы!
Как хорошо, что дали новый TORO!
Там смотрит камера назад.
Чему, скажу я честно, рад!
Чему, скажу я честно, очень рад!
Припев: Ну вот опять наста-али будни труд-ные,
Мы камни возим и грузим,
Ковшами ска-лы грызем.
Копаем снова мы блоки руд-ные,
И в кузовах самосвалов породу везем.
Бежит проходчик: «Друг ты мой!
Зачисть, братишка, мне забой,
Зачисть, братишка, мне-е забой».
Забой так надо зачищать,
чтоб не пришлось им кайловать,
Чтоб вовсе не пришлось им кайловать.
На рудоспуске RAMMER клювом рыщет.
— Давай, скорей коли валун, дробильщик!
Мы так руды с тобой не кинем ни… фига.
А дома ждет меня семья.
Да, дома ждет нас всех семья.
Припев: Ну вот опять наста-али будни труд-ные,
Мы камни возим и грузим,
Ковшами ска-лы грызем.
Копаем снова мы блоки руд-ные,
И в кузовах самосвалов породу везем.
Все! Смена кончилась у нас,
мы лезем весело в КАМАЗ,
Мы лезем весело в КАМА-АЗ.
Друг против друга, два на два
азартно бой ведем в «козла»,
В КАМАЗе бой ведем в «козла».
А наверху нас сменщик ждет, приятель.
Пока сдаем мы лампу и спасатель,
Мне есть чего ему сказать.
Мне надо смену передать,
Ему мне надо смену передать.
Припев: Ну вот опять наста-али будни труд-ные,
Мы камни возим и грузим,
Ковшами ска-лы грызем.
Копаем снова мы блоки руд-ные,
И в кузовах самосвалов породу везем.
Эврипид Геронтиди
Очерк Александра Рохлина опубликован в журнале "Русский пионер" №99. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".