Как Иона в чреве кита, я проводил в его металлических кишках по несколько суток подряд. Благодаря отцу, который был командиром этого железного монстра, моим родителям была доступна замечательная опция. Когда я им надоедал или они хотели пожить своей взрослой жизнью, меня отводили в огромный инкубатор под охрану нескольких сотен исполнительных дядек.
Было очевидно, что там я буду хорошо накормлен и никуда оттуда не денусь. Мне будет интересно, и я не стану ныть и просить шоколадку. А если настроение всё же испортится, то меня станут носить на руках по очереди пятьсот здоровых мужиков. Хотя бы только ради такого суперэлитного детского сада моему отцу стоило окончить Высшее военно-морское училище.
Ранним утром пешим строем курсом на Ост, покрыв две мили, мы подходили к стоящему у "стенки" оплоту государственной безопасности нашей страны. Оплот дымил па́ром, гудел и вкусно пах гречневой кашей. Когда мы начинали карабкаться на него по тонкому трапу, дежурная смена выстраивалась на корме, призывно блестела бляхами и была похожа на деревянных солдат Урфина Джюса. Я подходил к стоящему на вытяжку огромному матросу и шептал ему в синее брюхо: "Хорошо служишь, сынок!" Громко говорить это было нельзя, так как отец, услышав такой мой патернализм, немедленно бы списал меня в морскую пехоту и отправил в штаб сидеть на стуле под охраной часового, стерегущего эскадренный флаг.
После осмотра личного состава и краткого инструктажа мы спускались в трюм и оказывались предоставлены каждый сам себе. Отец шел в радиорубку, а я отправлялся в торпедный отсек. Моя задача заключалась в том, чтобы внимательно сосчитать смертоносные болванки. Потом я выслушивал обязательную похвалу от дежурного офицера и перемещался в машинный отдел. Там всё повторялось с той разницей, что считал я работающие котлы, а хвалил меня оглохший на одно ухо матрос. Следом шёл подсчет мичманов на средней палубе, рыбок в аквариуме и полос на тельняшке у корабельного водолаза. Потом инвентаризировались ботинки в кубрике и вымпелы на грот-мачте. Повинуясь странному внутреннему голосу, я тыкал пальцем в леера и бескозырки и тихо бубнил знакомые цифры. Зачем это было надо - трудно сказать, но я точно знал, что делаю какое-то очень важное дело. Во всяком случае, все видели, что всё под контролем, все посчитаны и, значит, наш корабль не утонет, как в известном мультфильме. За этим занятием проходило полдня, пока недремлющая трансляция не звала меня на обед.
Оказавшись в кают-компании, выяснив количество вилок, а так же число картофелин в отцовском бульоне, я переключал программу в голове и начинал внимательно смотреть по сторонам. Редко случалось что-то достойное моего внимания, но были случаи, которые я запомнил на всю жизнь.
Например, один раз папа вместе с боевыми товарищами отмечал какой-то праздник. По этому поводу господа офицеры позволили себе пригубить шампанского и отправились в гости на маленькую подводную лодку. Там, помимо командира, их с радостью встретил начальник штаба эскадры. Боевые товарищи ласково звали его "наш голубок" и, наверное, очень любили. Я думаю, им нравилось, что он чистит ногти и что от него пахнет сладкими духами. Увидев гостей, штабист разволновался, захлопал ресницами и спросил, зачем они сюда припёрлись. Он переживал, что лодка взорвется, потому что от папиных друзей, по его мнению, "разило спиртом так, что страшно было курить." Но потом он разрешил им остаться, сказав непонятную фразу о том, что "нечего пьяным бакланам шататься по кораблям".
Они уместились за стол и стали пить березовый сок. Потом все развеселились, а папин старпом предложил посадить лодку на грунт, чтобы никто не мешал им приятно проводить время. Он сказал: "Давайте посадим ее на хрен". Так я узнал, что это выносливое растение растет даже на дне Балтики. Боевые товарищи согласились, а начальник штаба опять разволновался и предположил, что они сегодня ели уху. Он так и спросил: "Вы что, уху ели??"
Господа офицеры молчали, лыбились и смотрели сквозь стену. Я думаю, что они не хотели огорчать друга, потому что он ошибся... Голубок повторил вопрос. И тогда я вышел вперёд и сказал, что на обед был "гоЛоховый суп!". Начштаба посмотрел на меня, задумался, посмотрел опять и спросил: "А это кто?" Дальше начался странный монолог с применением слов, смысл которых я усвоил только тогда, когда у меня появилась борода и волосы на груди.
Лодку я больше никогда не видел; наверное, она всё же взорвалась от криков начальства и спиртовых паров. Но может, она скрытно выполняет секретное задание, а может, до сих пор лежит на дне и попирает собой героический подводный балтийский хрен.
Вот такая история. Их было, конечно, много, но если рассказывать каждую, то и всех книг не хватит, чтобы это вместить. Люди иногда говорят друг другу: "Ты сделал мой день!"
Военно-морской флот, ты сделал моё детство!