Надо или не надо хранить свидетельства своих неоднозначных поступков – кажется, этот вопрос уже становится неактуальным. Нам скоро окажется просто НЕЧЕГО хранить. И дело не в размеренной пресности карантинной жизни. Просто цифровизация практически вытеснила из обихода все материальные носители информации. Точнее, такие, информацию с которых можно считывать собственными человеческими органами чувств, без посредничества техники.
Как давно вы в последний раз писали письмо от руки? А получали? Знаете ли вы, как выглядит почерк друга, родственника? Какое там, мы почерка своих детей не узнаем! Электронные письма, электронные открытки, голосовая связь, видеоконференции – формат общения совершенно изменился. И никаких материальных следов! Максимум, данные полежат сколько-то в памяти телефона или сервера, а потом и они будут стерты. В заветную шкатулку перевязанную ленточкой смс-ску не положишь…
Да что там письма! Документы уже перестаем распечатывать. Пароль, электронная подпись – и будет с нас. А вот трудовая книжка моей бабушки, с записями о ее работе во время войны – это уже история не только нашей семьи, но и страны. У меня тоже еще есть трудовая книжка (с записями о работе в исторические 90-е, гы-гы), у моей дочери – уже только электронная. Нажмут где-то там наверху кнопочку – и растают все данные безвозвратно.
А фотографии? Вроде все только и щелкаем смартфонами, забиваем снимками соцсети. Где, в каких облаках все это можно будет найти через 30 лет? И какими средствами просмотреть? Как сейчас прослушать записи с ленточных магнитофонов, чем прочитать дискеты, лазерные диски? Будьте уверены, флешки и съемные диски скоро постигнет та же участь!
Ах, да, есть же мода на студийные фотосессии с печатью красочных альбомов! Но что на этих снимках? Какая-то чужая жизнь, точнее, мечта о красивой жизни. Вот прелестные папа и мама с малышом, на широченной белоснежной кровати в пустой комнате. Все улыбаются ясными глазами, все в одинаковых белых джемперах.
Что расскажет этот снимок об их жизни в ипотечной студии, куда такая кровать просто не помещается? О бессонных ночах, от которых синяки под глазами? О работе на износ после этих бессонных ночей? О молодости и безрассудстве, с которыми только и можно было ввязаться в такой проект? О невозможности ходить в белом, когда у тебя малыш и две работы, а стиралка стоит под раковиной вплотную к дивану, заменяющему и кровать, и детский манеж, и гладильную доску? О любви и надежде, которые только и помогают пережить это время? Лучшее время жизни, как потом окажется – только реальных свидетельств о нем не будет.
Похоже, что у наших потомков главным окажется вопрос, не КАКИМИ мы были, а – были ли мы вообще?