Ехал однажды Пингвин, посиживал в трамвае Б, который тоже ехал, катился потихоньку вперед. И катился он где именно? По Москве, по Ботанической улице, как раз мимо Ботанического сада. Поглядывал пассажир в окошко, а там, за окошком, вовсю наяривало климатическое потепление — жарило солнце, растапливая льды Арктики, Антарктики: оно поднимало температуру холодных московских подвалов и заставляло мечтать о прохладе сибирских горных поднятий. Пингвин, значит, поглядывал, одновременно по тротуару шел, подпрыгивал, перепархивал Попугай Ара, который в свою очередь поглядывал на звонкий трамвай Б и прочих московских обитателей. И вот, когда они внимательно посматривали туда-сюда, что приключилось? Внезапно увидели друг друга, обрадовались и решили гулять по московским улицам на пару, иначе говоря — вдвоем, весело и дружно. — Ты почему здесь, — спросил Пингвин, — если должен быть сегодня в зоопарке? — А ты почему, — спросил Попугай Ара, — если должен быть сегодня как раз в зоопарке? — Хочу навестить приятеля. Хрюшу, который любит по вечерам выступать в телевизоре перед ребятами. А днем он работает в Ботаническом саду научным сотрудником.
Попугай Ара подумал, посоображал — он любил этим делом заниматься — и сказал: — Вечер когда еще будет. Сейчас на московской улице светлый день, и мы имеем счастливую возможность навестить научного сотрудника Хрюшу, правильно? — Когда тот на службе в Ботаническом саду, то просит обращаться к нему не Хрюша просто, а вот так: научный сотрудник Хрюша Хрюнович Хрюшкин. — Послушай, а вдруг имеется возможность ученого называть попроще? — Когда приду, Попугай Ара, к нему с тобой? Думаю, не обидится он. Если называть его немного иначе, то есть так, чтобы именно по дружбе. — Тогда пошли к нему скорей. Знаешь, я соскучился по родной пальме. Пусть научный сотрудник Хрюша Хрюнович позволит мне побыть немного с тропической пальмой рядышком.
И вот подходят они к Ботаническому саду. Перед ними — черная ажурная решетка ворот. Пройдешь в железные створки, сразу оказываешься на зеленой лужайке. Завидев гостей, к дружной парочке научный сотрудник — здравствуйте! — спешит. Тот самый, которому вечером обязательно придется выступать перед ребятами по телевизору. Непременно веселым, очень интересным собеседником надо будет оказаться, а сейчас… ладно, расскажет он гостям всё, что знает. Про тропические растения. Попугай Ара что делает теперь? Он крутит головой. Кругом столько деревьев, пышных кустов. На изумрудном бархате листьев золотом отсвечивают метелки веток, и в этом мягком золоте виднеются шишечки зреющих плодов. От удовольствия видеть чудесный мир Ботанического сада Пингвин готов даже взлететь, хотя он из тех птиц, что как раз много лучше умеют плавать. Да, полетать ему не удалось, зато удалось пошептаться с научным сотрудником, и Хрюша Хрюнович вначале развел руками, потом почесал затылок и согласно покивал. Они договорились в обязательности привести Попугая к родной пальме? Об этом еще будет разговор, однако на эту минуту Пингвин позволил себе громко покричать.
О чем подал голос? Ему хотелось оказать дружескую услугу приятелю, поэтому он взял и прокричал: — Уважаемый Хрюша Хрюнович! Прямо не знаю, как сказать! Я не знаю, однако учтите всё равно! Попугай Ара мечтает взлететь, примоститься на пальмовой ветке, посидеть там в уюте всяческого спокойствия. Наверняка, ему нравится золотистое дерево, что растет рядом со входом в теплую оранжерею! — Вполне может быть здесь и такое. Всё же не стоит рассиживаться твоему приятелю в кроне лиственничной пальмы. Ты меня предупредил насчет мечтательного желания гостя. Поэтому я готов отговорить его от полетов под крышей оранжереи и соответственно готов поведать ему об этой удивительной пальме, о сибирском дереве. Оно родом из просторного российского Зауралья. У него завидно прочая, очень долговечная древесина. Долговечная по той простой причине, что сильно пропитана смолой. Нехорошо выйдет, если Попугай Ара испачкает в смоле свои перья.
Попугай Ара все равно уже сидит на ветке? Нет, он взлетел, уселся на спинку стула, где расположился научный сотрудник, решивший прочитать лекцию друзьям. И молодо воскликнул: — Я уже вот где! Я храбрый! Голос у него звучал молодо, потому что Попугай Ара был и вправду молод, ничуть не старше Пингвина и научного сотрудника Хрюши Хрюновича. Такие они все тут оказались не старые! Попугай Ара перепорхнул со спинки стула на верхнюю филенку входной двери, оттуда поблагодарил Хрюшу Хрюновича за рассказ о лиственничной пальме, а научный сотрудник в свою очередь весело подпрыгнул на стуле и заявил: — Ой! У меня есть время, я могу всем присутствующим кое—что интересное рассказать дополнительно. А что сказал Пингвин, увидев ловкие перелеты приятеля? Он громким криком поднял научного сотрудника с удобного стула: пожалуйста, Хрюша Хрюнович, сделайте перерыв в лекции! Попугай Ара, конечно, храбрый, однако вполне может неудачно взмахнуть крылом! он упадет, расшибется, как самый обыкновенный страус, который не умеет летать! лучше будет, если вы подскажите прекратить страшные здесь полеты, а затем продолжите интересный рассказ о лиственничной пальме.
Иной какой-нибудь ботанический сотрудник схватил бы гостя за лапу или за крыло. С какой целью? С такой, чтобы усадить на стул и сделать убедительно ученое внушение касательно спокойствия и порядка. Что касается Хрюши Хрюновича, тот лишь улыбнулся, вежливо гостя оповестил: лиственничную пальму, как говорилось раньше гостям, лучше не беспокоить! также и то станет положительным фактом, если на засиживаться на верхней филенке входной двери! — Скорей давай! Убеждай его изо всех сил! — волновался Пингвин. — Если я умею шагать и нырять, то великолепно бойкий Попугай Ара слишком разносторонний! Он хорошо ходит, прекрасно летает и очень любит поплескаться в луже! Уж я-то приятеля отлично знаю! Как бы его не занесло куда подальше! Расположив гостя, проворно разностороннего, на стуле перед лиственничной пальмой, Хрюша Хрюнович поспешил продолжить свой научный рассказ. — Пусть наш уважаемый Попугай Ара обожает водные процедуры. Я не возражаю против его привычек. Но почему не стоит сидеть на этом дереве? Сибирская пальма изобильно богатая. Смолой она испачкает любого, кто не проявит деликатности, начнет скакать по ее веткам. Очень трудно будет отмыться от липучих потеков. В то время, как смола добавляет дереву годков для долгой жизни. Не боится лиственничная пальма даже морской воды, которая готова растворять, хоть обычные деревяшки, хоть всякие железные штуки.
Тут опять принялся волноваться Пигвин. Он так громко проявлял своё чувство, так обрадовался, будто родился именно что на этой пальме. Будто поехал затем на трамвае в зоопарк, будто стал там предаваться мечтаниям о том, чтобы поскорее увидеть ее снова. — Да! — восклицал он. — Ей нипочем соленая морская вода! Ура! — Корням и стволу? Совсем нипочем? — поспешил спросить Попугай Ара. — Смола успешно любую соль отталкивает, — объяснил ботанический ученый Хрюша Хрюнович. — Тем самым сибирская древесина спасается от порчи. Несколько веков, да будет вам известно, стоят в итальянском городе Венеции дома. И ничего плохого с ними не происходит, а почему? Потому что стоят на сваях, которые сделаны из стволов этого сибирского дерева. Венеция почти вся находится в морском заливе. Улицами города там служат каналы, полные морской водой. — Прекрасная лиственничная пальма, — задумчиво сказал Попугай Ара. — Надо же! Удивительно крепкими бывают сибирские деревья. — Это нравится мне. Очень, и даже очень—очень. Пингвин сразу, много сильней прежнего стал проявлять свои взволнованные чувства. Уж так убедительно, по его тайной просьбе, рассказывал ученый друг Хрюша Хрюнович про пальму, и как здесь было не порадоваться, когда рассказ получился чувствительно распрекрасный, дивно интересный? — Да! — закричал он. — Смотри, Попугай Ара! Тут на ветках что? Прелесть! Иголочки, все желтенькие и мягкие. Сейчас хочу тебя заверить: они мне тоже нравятся. Прямо до невозможности!
Приятель сделал так, как просил Пингвин, даже понюхал веточку. Он смотрел на дерево задумчиво, при этом изо всех сил размышлял: на лиственничной пальме иголочки чересчур маленькие, это раз! нисколько не зеленые они, скорее чересчур желтые, это два! чересчур иголочки тонкие и мягкие, это три! всё хорошо, но когда всего чрезмерного чересчур много, возникают понятные вопросы, почему… — Верно говоришь, Попугай Ара! — поспешил согласиться Пингвин. И сразу подскочил к Хрюше Хрюновичу. — Поскорей, научный сотрудник, начинай объяснять, что именно здесь происходит с пальмой сибирской. А то у моего приятеля катастрофически сильно растет куча задумчивых соображений. Нам с тобой разве нужно, чтобы Попугай Ара заполучил головную боль по причине усиленной работы мозговых извилин? В конце концов, мы с ним пришли сюда отдохнуть просто. — Если необходимы простые объяснения, — ботанический ученый тронул ветку, и с нее посыпались тонкие иголочки. — Если вам так нужно, ладно. Отдыхайте. Просто слушайте без лишних умственных соображений. Ровно столько, сколько пожелаете.
О чем начал говорить? О том, что у сибирской пальмы летом убор вполне обыкновенный — зеленовато изумрудный. Осенью он изменяет свой цвет. Сибирское дерево похоже немного на березу, а почему? Потому что листочки у той в сентябре желтеют, и они потом дружно падают, падают, падают. Все до единого. Лиственничная пальма зимой, как и береза, остается без убора, и стоят по Сибири тогда леса голыми. Не очень красиво, скажешь Попугай Ара, но пусть и так, зато морозы трескучие им ничуть не страшны. Где холодов не выдерживают вечнозеленые сосны, а также березы, осины и клены, там без проблем уживаются прекрасно выносливые лиственничные пальмы. — Ага! — сказал Пингвин. — Морозы шутить не любят. И ты, Попугай Ара, должен учесть, что мне жаль те леса, где тонкие мягкие иголочки становятся желтыми и падают, падают. Понимаешь, приятель, я очень сильно переживаю за леса. Скажи, Хрюша Хрюнович, что я прав и ты в свою очередь всегда готов переживать изо всех сил. — Ой! — возразил ботанический сотрудник. — Давайте, друзья, не станем тут лить слезы. — Конечно! — сказал Попугай Ара. — Можно глядеть на лиственничную пальму. При этом лучше изо всех сил держать себя в руках. К примеру, я держу себя хорошо, не тороплюсь, хоть плакать, хоть делать иное, постороннее.
Хрюша Хрюнович на этот раз возражать не стал. Наоборот — похвалил приятеля Пингвина: молодец ты, Попугай Ара! держишься! и, значит, кое—кому с тебя пример можно брать! — Да я уже взял! — закричал Пингвин, которому не удавалось не волноваться. — Тогда у нас порядок. Продолжаем запланированную беседу. Хочу вам сказать, что сибирская лиственничная пальма не спешит гибнуть от морозов. Постоит спокойненько, переживет зимние месяцы и что затем делает? Весной снова принимается в изумрудной усердности обзаводиться иголочками, мягкими, нежно тонкими. Когда вырастет дерево большим, то уж наверняка пригодится всем. Хочешь — делай из стволов, что потолще, долговечные шпалы или телеграфные столбы. А возникнет иное желание — возводи речные причалы, крепкие мосты и даже плотины, которым вода не помеха, чтобы стоять надежно. Между прочим, в некоторых городских квартирах можно встретить паркет из дощечек, что по-завидному изящны и благообразны. Пингвин, решивший теперь поутишить свою взволнованность, проявил бодрость веселого духа, воскликнул: — А вот я, например, не завидую. Мне этот расчудесно красивый паркет нисколько не нужен!
Вряд ли кто в Ботаническом саду любил, чтобы прерывалась лекция по причине громкой веселости посетителей. Хрюша Хрюнович — уж точно! — не любил, однако по доброте душевной горячо спорить не бросился, просто засмеялся. — Простите! Должен заметить, на паркете при всем том очень удобно танцевать. Если ты, дорогой Пингвин, не испытываешь сам удовольствия от прелестных танцев, ладно: продолжай те делать вещи, которые умеешь. Шагай, куда пожелаешь. Ныряй, сколько хочешь. А летать, весело танцевать и вытворять прочие интересные вещи… можешь не вытворять. Правильно я говорю, Попугай Ара? — Да я что? — заторопился тот. — Пусть мой приятель не старается делать невозможные вещи. Разумеется, можно зазря не волноваться, зазря не веселиться и зазря не танцевать здесь. Пингвин ничего не сказал, однако позволил себе вздохнуть: не мечтал, дескать, о паркете, и не стоит перед друзьями хвастаться, что не мечтаю по—прежнему.
После того, как Попугай Ара высказался и показал: имею весьма правильное понятие о зряшних вещах, — после этого научный сотрудник Хрюша Хрюнович дополнил свой рассказ историческими фактами, ничуть не лишними, скорее необходимыми. — Зачастую в России раньше стойкая смолистая древесина шла на строительство судов. Говорят, морского флота в стране основатель, знаменитый реформатор царь Петр 1 самолично принимал участие в закладке лесов. В прошлые времена их называли корабельными рощами, некоторые из них так и значатся в народной памяти по сей день. Попугай Ара, что нам теперь скажешь? — Такие стойкие леса мне по душе. — Очень? — Очень—очень. И даже много больше.
Пингвин, только что успокоившийся и снова не на шутку разволновавшийся, обидчиво подпрыгнул, крикнул: — Можно подумать, только ему леса нравятся. Я к ним тоже не равнодушен! Научный сотрудник Хрюша Хрюнович, полный довольства от подробного ботанического разговора, улыбнулся, кивнул: — Рад за вас, друзья. Теперь позвольте дать вам загадку. Древесина крепка, не хуже дубка. Кора со смолкой, а листок с иголку. Что это за дерево? Правильно как называется? — Лиственничная пальма! — закричал Пингвин. Попугай Ара помолчал и сказал: ладно, дерево как есть сибирское. Называется оно вот так — лиственница.
Пингвин виновато посмотрел на приятеля: — Извини. Мне было так жалко тебя. Я попросил Хрюшу Хрюновича называть сибирское дерево иначе. Но почему? Ты ведь очень хотел увидеть пальму. А ее сегодня в оранжерее не было. Я подумал, мой друг расстроится, если не сбудется ожидание. Поэтому стала у нас лиственница похожей на пальму, хоть немного, понимаешь? Жалко тебя стало, вот и… прости за маленький этот обман. Ботанический сотрудник Хрюша Хрюнович поспешил добавить: — Обманывали из самых лучших дружеских чувств к птице, ранее обитавшей в тропических краях и ныне проживающей в Московском зоопарке. Попугай Ара! Если не обиделся, приходи через недельку. Я провожу тебя в другое место. Тропическую пальму мы пересадили в новую оранжерею. Там крыша прозрачней, много выше. Подросшая пальма лишь обрадуется новому простору. Попугай Ара понимающе вздохнул: — Вы меня обманули? Обманываться я сам рад. А сибирскую пальму знаю очень хорошо. В зоопарке я видел амурского тигра. Он сидел на своем участке под лиственницей и с аппетитом завтракал. Понимаете? Беда только: не было ему никакого дела до климатического потепления. Впрочем, как и всем москвичам, которые сегодня радуются раскаленным осенним небесам и думать не думают о дне завтрашнем. Вот такой сплошной в Москве зоопарк, друзья!