"И это­му не­зна­ко­мо­му анг­ли­ча­ни­ну, по­хо­же­му на ба­бу-ягу, я бро­саю свою сум­ку". Встреча через 50 лет

Ляля с мужем Гунаром, отцом ее сыновей

12 лет на­зад мой стар­ший сын за­кон­чил чи­тать курс лек­ций в Бри­тан­ском ин­сти­ту­те ки­не­ма­то­гра­фии. Он по­про­сил, что­бы я прие­ха­ла на про­щаль­ный бан­кет, ко­то­рый уст­рои­ли в его честь. И я ри­ну­лась в Лон­дон. Мне бы­ло 70 лет.

Пе­ред бан­ке­том сын ска­зал: «Я те­бя очень про­шу, ко­гда ты при­дешь, не на­чи­най со все­ми це­ло­вать­ся, здесь так не при­ня­то». Ко­гда я во­шла, то на ме­ня на­бро­си­лись оча­ро­ва­тель­ные муж­чи­ны и жен­щи­ны и на­ча­ли це­ло­вать и бла­го­да­рить за сы­на. А на офи­ци­аль­ной час­ти бан­ке­та ди­рек­тор ин­сти­ту­та на­чал речь на ка­ком-то со­вер­шен­но не­по­нят­ном язы­ке. Все с не­до­уме­ни­ем пе­ре­гля­ну­лись, и я спро­си­ла у со­се­да, что это за язык? Он го­во­рит: наш ди­рек­тор, уз­нав, что ма­ма Юры при­ез­жа­ет из Рос­сии, по­про­сил, что­бы его речь пе­ре­ве­ли на рус­ский и всю ночь ее учил...

Мы жи­ли у жур­на­ли­ст­ки Лай­лы Фе­ра­ри. И вот как-то я рас­ска­за­ла ей свою ис­то­рию. Она бы­ла так по­тря­се­на и рас­тро­га­на, что по­зво­ни­ла в ар­хив уни­вер­си­те­та, ко­то­рый окон­чил Джеф­фри, и там ей со­об­щи­ли, что он жи­вет в ста­рин­ном анг­лий­ском го­ро­де Йор­ке и да­ли его ко­ор­ди­на­ты.

Зво­ню. К те­ле­фо­ну по­до­шел он... И опять, как мно­го лет на­зад, заи­ка­ет­ся и не зна­ет что ска­зать: "Ла­ла! Ла­ла! Ла­ла!" Я тут же при­ду­ма­ла ис­то­рию, что пу­те­ше­ст­вую, что у нас за­пла­ни­ро­ва­на экс­кур­сия в Йорк, что та­ким-то по­ез­дом мы при­ез­жа­ем на сле­дую­щий день и, ес­ли у не­го бу­дет сво­бод­ное вре­мя и же­ла­ние, я с удо­воль­ст­ви­ем его уви­жу. Он го­во­рил толь­ко: да, нет, да, нет.

Я прие­ха­ла на од­ну элек­трич­ку рань­ше. По­до­шла к зда­нию во­кза­ла и за­гля­ну­ла в ок­но. Кто чем за­ни­ма­ет­ся, а один муж­чи­на без кон­ца смот­рит на ча­сы и дер­га­ет­ся. Смот­рю и ду­маю: это не мо­жет быть он, по­то­му что у не­го про­филь ба­бы-яги. Бо­же мой, не­у­же­ли это он? Я пря­чусь, и ко­гда при­хо­дит обо­зна­чен­ная элек­трич­ка, ви­жу, что эта ба­ба-яга вы­бе­га­ет пер­вой: бе­га­ет, ме­чет­ся, бе­га­ет, ме­чет­ся...

Я иду к не­му и вспо­ми­наю, как в Ар­хан­гель­ске Джеф­фри встре­чал ме­ня по­сле за­ня­тий. Я бро­са­ла ему свой порт­фель, на­гру­жен­ный кни­га­ми, он ло­вил, по­том об­ни­мал ме­ня и мы шли даль­ше. И вдруг я это­му не­зна­ко­мо­му анг­ли­ча­ни­ну, по­хо­же­му на ба­бу-ягу, бро­саю мою сум­ку. И вы знае­те - он ло­вит, а по­том об­ни­ма­ет ме­ня... И как толь­ко я уви­де­ла его гла­за и он на­чал го­во­рить, я со­вер­шен­но за­бы­ла, что это ба­ба-яга! Это был тот же оча­ро­ва­тель­ный мо­ло­дой че­ло­век, ка­ким я его зна­ла.

И он не спра­ши­ва­ет, как я жи­ву, не рас­ска­зы­ва­ет, как он жи­вет, он го­во­рит: "У нас толь­ко пол­ча­са вре­ме­ни без же­ны, а по­том она прие­дет те­бя встре­чать. Здесь есть пре­крас­ный му­зей - под­зем­ный Йорк, да­вай ско­рей ту­да по­бе­жим". Мы бе­жим че­рез пло­щадь. И вдруг он мне про­из­но­сит: "По­слу­шай, ес­ли бы я не бо­ял­ся по­ли­цей­ских, я бы те­бя сей­час здесь из­на­си­ло­вал". Ему 73, мне 70. "Джеф­фри, ты ни­ко­гда не вел се­бя так без­образ­но". А он от­ве­ча­ет: "Я столь­ко лет тер­пел..."

В об­щем, мы са­дим­ся в ва­го­нет­ку в му­зее. Кро­ме нас здесь ни­ко­го нет. Пе­ту­хи, ку­ри­цы, ко­ро­вы, все на­стоя­щее, зву­ки, за­па­хи... Мы кру­жим­ся и це­лу­ем­ся, це­лу­ем­ся... (Мой муж от ду­ши хо­хо­тал, ко­гда я ему это рас­ска­зы­ва­ла). Че­рез пол­ча­са мы вы­ска­ки­ва­ем, встре­ча­ем его же­ну Мард­жо­ри - очень эле­гант­ная, ин­те­рес­ная, мо­ло­же ме­ня да­ма, и она го­во­рит: "Пе­ред тем как ехать к нам, мы долж­ны обя­за­тель­но по­смот­реть под­зем­ный Йорк". Мы сно­ва спус­ка­ем­ся, сно­ва под­хо­дим к это­му би­ле­те­ру, у ко­то­ро­го в тот день бы­ли един­ст­вен­ны­ми. У не­го ни один мус­кул на ли­це не дрог­нул – анг­ли­ча­нин.

По­том мы прие­ха­ли к ним до­мой. Они ме­ня пре­ле­ст­но при­ня­ли. Джеф­фри, ко­неч­но, иг­рал все мои лю­би­мые ме­ло­дии, как ко­гда-то в Ар­хан­гель­ске. Мы раз­го­ва­ри­ва­ли о на­шей жиз­ни, об анг­лий­ской ли­те­ра­ту­ре, о де­тях. Свою доч­ку они на­зва­ли Ва­ле­ри – Джеф­фри хо­тел в честь ме­ня Ва­лен­ти­ной, а она пе­ре­ина­чи­ла на фран­цуз­ский лад. У них уже двое вну­ков.

От един­ст­вен­ной кол­ко­сти я все-та­ки не удер­жа­лась. Мард­жо­ри го­во­ри­ла, что Джеф­фри те­перь ре­же иг­ра­ет в тен­нис, по­то­му что од­на но­га у не­го ста­но­вит­ся кри­вой. И я, та­кая злоб­ная, ска­за­ла: "Знае­те, ме­ня ни­ко­гда не ин­те­ре­со­ва­ло те­ло ва­ше­го му­жа. Я бы­ла все­гда влюб­ле­на в его ду­шу, а ду­ша ос­та­лась как пре­ж­де".

Ко­гда она пред­ло­жи­ла мне ос­тать­ся но­че­вать, я вос­клик­ну­ла:"Бо­же упа­си!" - мне это все не­мно­го на­дое­ло. Для Джеф­фри на­ша встре­ча бы­ла очень серь­ез­ным со­бы­ти­ем, а для ме­ня - ско­рее экс­кур­си­ей в про­шлую жизнь. Джеф­фри по­ехал ме­ня про­во­жать. Он в сле­зах, я то­же. И он пе­ре­дал мне сло­ва же­ны: "Я всю жизнь жи­ву с то­бой и с при­зра­ком де­вуш­ки, ко­то­рую ты лю­бил. Но это был при­зрак. Те­перь, ко­гда я уви­де­ла эту еще очень при­вле­ка­тель­ную жен­щи­ну, от ко­то­рой ты не мо­жешь глаз ото­рвать, мне ста­ло не очень при­ят­но".

Ляля и Джеффри 50 лет спустя. Фото из личного архива

И ко­гда он мне это ска­зал, а мы уже подъ­ез­жа­ли к во­кза­лу, я ему от­ве­ти­ла так: "Джеф­фри, это был за­ме­ча­тель­ный экс­курс в про­шлое и по­это­му мы сей­час ста­вим точ­ку. Я бу­ду с неж­но­стью вспо­ми­нать те­бя, ты с неж­но­стью бу­дешь вспо­ми­нать ме­ня, я уве­ре­на, но ни­ка­ких боль­ше об­ще­ний». И вы знае­те, он со­гла­сил­ся.

Ко­гда по­езд тро­нул­ся, ко мне по­до­шел оча­ро­ва­тель­ный анг­ли­ча­нин сред­них лет и ска­зал: «Вы, на­вер­ное, с бра­том ко­го-ни­будь по­хо­ро­ни­ли, вы так пла­ка­ли, что, гля­дя на вас, я чуть не рас­пла­кал­ся сам. А знае­те, у ме­ня есть что вы­пить, да­вай­те вы­пьем вме­сте". И вот мы с этим ми­лым пас­са­жи­ром вы­пи­ли, я уже не пла­ка­ла. Он ока­зал­ся та­ким ост­ро­ум­ным, что боль­шую часть пу­ти мы смея­лись.

В Лон­до­не ме­ня встре­тил сын. И я кля­нусь вам, что тут же обо всем за­бы­ла, по­то­му что там бы­ла мас­са встреч с ин­те­рес­ны­ми людь­ми. И где-то в один из дней я воз­вра­ща­юсь до­мой и ви­жу: Лай­ла моя, ро­ман­ти­че­ски на­стро­ен­ная, и ее еще бо­лее ро­ман­ти­че­ский муж встре­ча­ют ме­ня со сле­за­ми на гла­зах... «Ре­бя­та, что слу­чи­лось?!» То­гда она вклю­ча­ет ав­то­от­вет­чик. Бо­же мой, Джеф­фри, не­смот­ря на все мои за­пре­ты... "Не­смот­ря на все твои за­пре­ты, я дол­жен ска­зать: как я те­бя лю­бил, так я те­бя и люб­лю". А даль­ше бы­ли та­кие неж­ные и стра­ст­ные сло­ва...

Мои род­ные, про­слу­шав эту плен­ку, бы­ли очень рас­тро­га­ны, да­же муж. Он мне по­том ска­зал, что его "гос­ти из про­шло­го" в нем та­ких бы эмо­ций не вы­зва­ли. А по­том про­изош­ло сле­дую­щее: моя стар­шая не­вест­ка Ру­та за­бра­ла эту кас­се­ту и спря­та­ла. Я го­во­рю: "Ру­та, от­дай, от­дай". - "Нет, не от­дам". - "По­че­му?" - "По­то­му что вы, Ля­леч­ка, тще­слав­ная и сде­лае­те из это­го те­атр, вы бу­де­те всем да­вать про­слу­ши­вать. А это та­кой крик ду­ши, что грех так от­но­сить­ся". И до сих пор эта плен­ка у нее хра­нит­ся.

Здесь Ляле Цивьян 82 года. Фото из личного архива

Вот та­кая ис­то­рия... Ко­гда ме­ня спра­ши­ва­ют, умею ли я не­на­ви­деть, я го­во­рю, что не­на­ви­де­ла толь­ко Гит­ле­ра и Ста­ли­на. А с дру­гой сто­ро­ны, я долж­на быть бла­го­дар­на Ста­ли­ну за то, что наш брак с Джеф­фри не со­сто­ял­ся и я вы­шла за Гу­на­ра, Га­ву – так на­зы­ва­ли его до­маш­ние. О та­ком сча­стье меч­та­ет ка­ж­дая жен­щи­на. Год на­зад он ушел от нас. По­след­ние де­вять ме­ся­цев его жиз­ни я все­го лишь дер­жа­ла за ру­ку мое­го му­жа, и я вам кля­нусь, что это бы­ло ни­чуть не ме­нее силь­ное чув­ст­во, чем ко­гда-то в мо­ло­до­сти, ко­гда наш ро­ман на­чал­ся с дру­гих от­но­ше­ний. Это не кон­ча­ет­ся...

После этой публикации Ляля Цивьян прожила еще 10 лет и ушла в 92 года.

Понравилось? Подпишись на наш канал!

Записала Инна Каневская (с) "Лилит"