На третий день свадьбы молодуху ставят на дежу. Иные гости обычай сей сожидают со страхом, ибо по тому как примет старая дежа молодую хозяйку судили – быть ли году сытым. Бессониха, так та и вовсе, кругля глаза и размашисто крестясь, божилась, что, ежели молодуха повалит дежу – быть скотьему мору на семь летов.
Дежу бабы вытащили на середину горницы. Постелили старую Натальину понёву, и уж на неё поставили кормилицу, зорко следя за тем, чтоб ни один мужик не глянул в разверстое чрево пустой дежи - тада беда – не подняться квашне!
Молодуху раздели до срачицы и поставили в дежу. Надлежало выпрыгнуть, не повалив, и даже мало не задев края хлебной кадки. И казавшаяся многим грузной и неповоротливой Настасья легко и ловко выскочила вон из дежи, не затронув деревянный бок и краем рубашки.
После молодуха топила печь, носила с колодца воду, затевала квашню. А гости чем могли досаждали ей – метили толкнуть, озоруя разливали воду, докучали непутной говорей. Ельферий любовался снохой. Настасья управлялась споро. Некрасивое рябое лицо её то и дело расплывалось в широкой улыбке. От улыбки той на левой щеке появлялась ямочка, нелепые черты смягчались, и гляделась она так, каково и должно быть бережёной и любимой жёнке. Такую бы и расцеловать не грех!
Вот взялась молодуха за веник, а гости принялись подкидывать сор, но вместе с сором летели и серебряные бусинки, и даже лоскуты дорогой камки. По сердцу пришлась молодуха! Ельферий искоса наблюдал за сыном - силился понять: доволен ли жёнкой. Хотелось угодить сыну. Пусть не сразу, но разглядит же, оценит отцов выбор. Да, не с приданым жить - с человеком! Но ведь в младые то годы и не разобрать: каков он и есть твой человек! Такие вот, как эта Настасья, жёнки с виду мягки, смиренны, а в лихое время подожмут губы, осуровят чело, и выдюжат, и страду поднимут, и детей народят, и мужику - опора.
Василий, уже порядком уставший от шума, от пива, от игрищ, нервно почёсывал бороду и покорно сожидал конца всей этой суетливой возни. И раньше не был он охоч до праздников, предпочитая спокойную, хотя порою и тяжкую мудрость будней. Но – куда деваться – свадьба дело общчее! Обычаи старинные не нами придуманы! - скажут люди, - не нам и рушить. Так-то!
И приходило терпеть, и целоваться, и ездить к тёще «на хлебины», и одаривать, и принимать в дар, и подставлять тёще голову, чтобы, размазывая льняное масло, приговаривала:
«Баран, баран не ходи по чужим дворам, люби свою ярочку!»
И ой-ёй-ёй сколь всего надобно было свершить, чтобы из двух разных людей слепить супругов.
Целую неделю Настасьины сродственники наведывались к Ельферию. Искали будто бы заблудившую ярку. Их усаживали за стол, потчевали щами, альбо ухой с блинами. После выводили молодуху на погляд. Родичи шумно радовались, принимались ходить вокруг Настасьи, щупаль, а то и щипать её за мягкие места, но в конце концов громко оповещали о том, что девку точно подменили и отказывались её признать.
Ряженые, в вывернутых изнанкой зипунах, с рожами, вымазанными сажей «таскали свекровку». Подкараулив Наталью у бани, подхватили, усадили в большое корыто, и проволокли по деревне с неподобными криками, бросив под горой у реки. Некоторое время Наталья лежала в корыте, не смея шевельнуться, и даже не открывая глаз. Казалось, ироды переломили все до единой косточки! А собравшись с духом, и открыв очи, узрела склонённую над ней козью морду. Тут уж, уверившись, что попала прямиком на тот свет, завопила бедная жёнка дурным голосом, испугав криком и самого чёрта в безобидном обличье старой козы бабки Сычихи.
Магия бракосочетания пронизана архаичными мотивами. Ведь изначально свадьба не праздник, а ритуальное действо, в коем умирали и воскресали не только жених с невестой, но и все их родичи.
Отгуляв свадьбу, Ельферий затеял прирубить к избе клеть, дабы по годному отделить молодых. Пока же приходилось ютиться всем вместе. Привесив ряднинку, отделили молодым угол, а снедать садились за общий стол.
Хозяйничали споро. Пока сноха таскала воду, прибиралась, у коней, кормила телка, корову, овец, мать затапливала печь и ставила квашню. Подпускать молодуху к хлебу не торопилась. Успеется ещё – походит и в большухах в своё время.
Отец с Василём, дождавши снега, принялись рубить и возить лес для клети. Работали молча. И раньше сын болтуном не был, а с женитьбы и того паче молчун. Верно бают: оженится – не узнаешь. А всё ж неспокойно на сердце – своя от кровь. И приглядываешься - прислушиваешься, как тамо у них.
Примечалось многое. Вот садятся за стол – на щеке у Настасьи играет милая ямочка, а очи будто и не видят никого, кроме Василя. Воспинки на щеках прячутся в румянце. Василь сидит молодецки, выпятив грудь. Рот до ушей. В такие минуты младшие сестрёнки Василя: Нюша, Луша и Дюшка, хихикая, толкаются под столом ногами, и получают от матери суровый окрик.
Но чаще молодуха, потупя очи, садится на самый краешек лавки, рядом с насупленным мужем. Зло, совсем по-мужицки ходят желваки у Василя. Едят молча, ни на кого не глядя. И всем, даже малой Дюшке ясно, что ладу нет.
Но и это не страшно. Чего только не бывает промежь молодых, да в первый то годок! И сколько всего ентого ещё впереди!
Пару раз слыхал Ельферий, как молодуха смеялась за занавеской. Тихонько так, робко. Но чаще слышался по ночам такой же тихий плач. И так хотелось утешить её, приголубить. Даже озлился на сына не по разу. Но встрять не посмел. Нельзя. Само должно устояться.
Миновала зима. Лесу для прируба навозили вдостоль. Сложили по годному для просушки, с тем чтоб грядущей осенью сработать молодым отдельное жило. А днесь пора было готовиться к севу. И тут повестила мать, что молодуха непраздна ходит.
- Сказаться то боялася, глупая – покачала головой Наталья.
Оседали сугробы. Уже и грачи, воротившиеся из неведомых далёких стран, где и снега не бывает никогда, хлопотливо орали и дрались за лучшие места для гнёзд. Василий поехал на санях за сеном. Норовил успеть по насту – до распутья. Хотя какой наст! Чалый вяз в рыхлом, хлипком снегу. Двигались медленно с опасом. Однако, добрались до скирды. Той самой, где летом у них с Оринкой всё и вышло. Да-а. Летом. Где она теперь – Оринка-Некраса? Где он сам?
Взялся за вилы и тут будто бы что ударило в спину. Круглый снежок! И ещё один, и ещё. Кто-то кидал в него снежками. Василь повернулся в ту сторону, откуда летели в него снежки и не враз узнал Оринку. Она сидела, прислонясь спиной к старой берёзе. Укутанная в какой-то тёмный старушечий плат по самые брови.
(Продолжение следует)
Иллюстрация - фрагмент рисунка (карандаш) Автор Мария Поленова - мать знаменитого художника. Изображена крестьянка Тамбовской губернии в традиционном головном уборе.
Начало истории -тут.
2 часть, 3 часть, 4 часть, 5 часть, 6 часть,
7 часть, 8 часть, 9 часть, 10 часть.
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!