Он прошёл полсотни сражений и ни в одном не был ранен: пули приходились в лошадей, портили ему шляпу, но офицера они не трогали, словно он был заговорённым. При этом обвинить Михаила Андреевича в трусости не смог бы никто, не случайно полная фамилия его дворянского рода - Милорадовичи-Храбреновичи.
Человек безумной смелости
Военная карьера Михаила началась весьма показательно. Его отец, генерал-поручик, дружный с Суворовым, близко знакомый с Потёмкиным, был представлен к очередному ордену, но вместо этого попросил императрицу Екатерину II оказать ему другую милость и записать сына в лейб-гвардии Измайловский полк.
Так к началу действительной службы в 1787 году шестнадцатилетний Милорадович уже был прапорщиком, а к началу Итальянского похода Суворова дослужился и до звания генерал-майора. Прославленный полководец, хоть и не любил «золотую молодёжь», высоко оценил молодого военачальника: тот был бесстрашен в бою и умел быстро ориентироваться в меняющихся обстоятельствах.
В бою за Сен-Готард Милорадович лично увлёк солдат в казавшуюся самоубийственной атаку, на спине скатившись вниз по ледяному склону прямо на ожидавших их французов. Остальные бросились за ним и буквально лавиной смели неприятеля, обеспечив прорыв основных сил.
С великим князем Константином Милорадович познакомился ещё в том самом Итальянском походе, когда вынужден был выручать войска, сумасбродно брошенные в атаку при Бассиньяно по воле цесаревича. Под генералом тогда застрелили двух лошадей, во время боя он сломал саблю, но продолжил сражаться и со знаменем в руках помчался со своими гренадёрами в штыковую.
С тех пор великий князь, благодарный за спасение его чести, покровительствовал военному. Неудивительно, что в 1825 году непосвящённый в нюансы престолонаследия генерал-губернатор Петербурга Милорадович чуть ли не заставил Николая принять присягу на верность императору Константину. Когда же позиция цесаревича прояснилась, уже сам генерал присягнул на верность Николаю.
Честь не в чести
Остаться в стороне от событий на Сенатской площади Милорадович не мог ни по чину, ни по характеру. Надеясь избежать кровопролития, он рассчитывал, что сумеет убедить солдат, для которых он был одним из любимейших героев войн с Наполеоном, сложить оружие.
Своё обращение к ним генерал неслучайно начал с вопроса: «Кто из вас воевал со мной при Кульме, при Бауцене?» Его речь была проникновенной, взывала к чести и долгу и действительно внесла гораздо больше сумятицы, чем увещевания посылаемых прежде священников.
К тому же все знали, что Милорадович – сторонник Константина, и если он говорит, что повиноваться нужно новому императору, значит так оно и есть... Его решимость и ораторский талант давали результат. Казалось, что войска вот-вот перейдут на сторону Николая. Чтобы не допустить этого, и прогремел предательский выстрел.
Генерал прожил ещё несколько часов, хотя пуля пробила лёгкое и застряла в грудной клетке. Когда её извлекли, Милорадович попросил показать и выдохнул с видимым облегчением: «Слава Богу, она не ружейная!». Он хотел умереть, зная, что никто из настоящих русских солдат не стал бы стрелять в своего героя.
Сделал это отставной военный, дебошир, разжалованный до рядового за беспорядки, лень по службе и отказ платить по долгам, - Пётр Каховский. Примечательно, что выстрелить он сумел только, когда другой декабрист, Оболенский, штыком повернул лошадь генерал-губернатора, то есть подло в спину.
Посмертное прославление Каховского дошло до того, что в Москве есть даже станция метро в его честь, хотя после такого поступка от убийцы отвернулись даже другие декабристы. А вот Милорадович в завещании попросил отпустить на волю всех своих крепостных. Такие вот у нас были идейные революционеры и такие "слуги государевы"...