В канун Дня всех святых, традиционно считающимся праздников нечисти всех мастей, думаю, самое время поговорить о страхах.
По кельтскому календарю 31 октября считался днем окончания сбора урожая и переходом в зимний сезон. По древнему поверью в этот день обитатели потустороннего мира выбирались на землю, и живые и мертвые соединялись вместе. Символом праздника была тыква – как ассоциирующаяся с урожаем, так и отпугивающая злых духов, если зажечь в ней священный огонь.
Очень хорошая легенда для того, чтобы на ее примере попробовать разобрать, как функционирует детская психика и откуда происходят страхи.
Почему опять детская психика? Да, мы снова прогрузимся в мир детской, инфантильной психики, самой ранней и, как еще ее называют, архаичной, потому что именно там формируются все предпосылки к дальнейшему взрослому функционированию. Архаика нам еще очень поможет тем, что именно в ней хранятся самые древние, трансгенерационные, реликтовые воспоминания, частью которых мы все являемся. Возможно, в каждом из нас есть частица и тех кельтов, история которые уходит во временя дохристианской эпохи.
Итак, в легенде идет речь о двух мирах, существующих параллельно и образно представляющих живых и мертвых или, если продолжать метафору, доброе и злое, плохое и хорошее.
Примерно так работает и психика младенца. Приходя в этот мир чистым листом или, корректнее, недифференцированной матрицей, первую адаптационную защиту, которую осваивает психика младенца, – это расщепление. Младенец делит мир на плохое и хорошее, не имея пока способности (в т.ч. и нейробиологической) к интеграции. Младенец не понимает границы своего тела и поэтому не может разделить мир на внутренний и внешний. Для него пока это единое пространство собственного «Я».
Мы можем представить себе этот процесс, как если бы мир живых и мертвых перемешался в единую массу и непонятно, кто есть кто. Однако мертвые (плохие) объекты постоянно атакуют младенца. Как? На уровне телесных ощущений – он испытывает голод, жажду, холод, боль, дискомфорт – и все это в его матрице воспринимается как нападение внутренних «зомби». Удовлетворение же потребностей и получение удовольствие – от сухости, сытости, тепла, мягкости материнской груди и нежности ее ладоней – воспринимается им как действие хороших (по легенде живых) объектов.
Таким образом, сортируя свои переживания по двум группам – хорошие и плохие (или удовлетворяющие и неудовлетворяющие) младенец научается с ними взаимодействовать. Все плохие объекты он бессознательно относит к внешним, как будто отщепляя их от себя (так младенцу удается с ними справляться), а все хорошие – присваивает себе, наделяя себя всемогуществом (отсюда происходят и магическое мышление). Эти ранние психические защиты – расщепление, проекция и интроекция – призваны формировать первые и самые сильные адаптационные механизмы малыша к этому миру.
Однако не всегда младенцу удается полноценно развиваться под действием этих защит.
Обстоятельства его ранней жизни, условия ухода, психоэмоциональная состоятельность родителей – все это очень влияет на его хрупкую матрицу, и любое событие, нарушившее равновесие его внутренних контрсил, может стать причиной закрепления плохого объекта в устойчивую негативную эмоцию и даже ее материализацию в конкретный образ.
Стоить заметить, что младенец, не получая удовлетворения своей потребности и будучи переполненным этим напряжением, может галлюцинировать. То есть буквально помещать (передавать) свою суперзаряженную тревогу фантазийному объекту, который создает его примитивная психика тем же способом, что и сон – только в этом случае продукт его сновидения продуцируется вовне. Это может быть как нечто абстрактное, и тогда этот страх сложно визуализировать, он существует только на уровне ощущений, (например, что-то темное, вязкое, засасывающее). А может быть представлен конкретным образом, например, висящей на стене игрушкой или картиной или узором обоев – любой окружающий ребенка предмет или образ может стать героем его сновидческой галлюцинации.
Рассмотрим очень простой пример: ребенок ночью захотел есть, кричит, явно выказывает неудовольствие, но мама не реагирует (по разным причинам, сейчас это не в фокусе нашего внимания), ребенок кричит еще больше, закипает от разрывающего его напряжения. Он краснеет, начинает захлебываться, трястись, но к нему никто не подходит. В этот момент психика ребенка, еще совершенно не способная к рационализации происходящего с ним, переполняется сильнейшими аффектами – ярости и страха. И чтобы снизить это давление, психика может продуцировать, как называют медики, позитивный симптом, то есть галлюцинировать нечто внешнее, что нападает и вызывает такие невыносимые переживания. Если рядом с его кроваткой стоит полочка с фигуркой тигренка (например), младенец может присвоить ему эти негативные переживания и таким образом закрепить в сознании образ тигренка как непереносимого фобического объекта, обреченного всю последующую жизнь вызывать в нем оцепенение и дрожь.
Ребенок, который боится собаки (а это один из самых сильных детских страхов), может, например, в раннем возрасте действительно испытать ужас при виде животного; или этот контакт совпал с его другим сильным негативным переживанием, но именно соединение этого момента с собакой могло уплотниться в его психике до образа собаки, как поддающегося визуализации.
Или очень распространённый страх воды – может быть вызван слишком сильным телесным переживанием младенца во время купания, которое ввиду отсутствия у него речи, могло быть неправильно понято или не замечено.
Причин возникновения страхов может быть очень много. Я, например, в детстве боялась спать без света. Видимо, бессознательно мне казалось, что с отсутствием света я провалюсь в мир той самой недифференцированной внутренней матрицы, когда живые и мертвые существовали вместе и самые страшные из них обязательно должны были на меня напасть.
Очень важно отметить, что роль сакральной тыквы в этих случаях может также играть близкий ребенку предмет – чаще всего игрушка, одеяльце, подушка. С этим предметом ребенок делится своими переживаниями и тем самым снижает уровень тревожности. Расставание или даже временное отлучение от этого предмета воспринимается ребенком очень болезненно. Все наверняка вспомнят потрепанного зайца или мишку – старого и затасканного, но безгранично любимого ребеночком.
Продолжая параллель с Хэллоуином, можно сказать, что поверье, лежащее в его основе, и его ежегодное разыгрывание носит прямое терапевтическое значение. Вскрывая страхи, выводя их из мира мертвых в мир живых, мы научаемся взаимодействовать с ними и так перерабатываем свои самые вытесненные, запрятанные психотравмы.
Психоаналитическая терапия дает такую возможность. Она помогает посмотреть в лицо своему страху - описать его, визуализировать, поговорить с ним – и таким образом увидеть за ним маленького испуганного ребенка, которому когда-то вовремя не отразили его переживания, не переработали их в достаточной степени и не вернули лаской, спокойствием и безопасностью.
Главное – набраться смелости посмотреть в свою бездну и понять, что чудовища так сильно хотят напугать только потому, что им самим очень страшно.
Веселого Хэллоуина!
