Из чего складывается счастье? Из посиделок в комнате общаги под канистру крымского вина. Из холодного ветра в подворотне, что старается, да не может просочиться меж двух прижавшихся друг к другу. Из бьющей в глаза светомузыки на дискотеке. Когда мы молоды, много ли нужно для счастья.
Отрывок из книги независимого автора Ю_ШУТОВОЙ "РЕКИ ТЕКУТ К МОРЮ".
Он явился в город только девятого сентября. К этому моменту Люся уже начала изводиться: почему не приезжает, может случилось что, может заболел. Вон, все уже на занятиях целую неделю, а он болтается где-то. Определенно, что-то случилось. Но нет. Просто с приятелями махнул в Крым на бархатный сезон. Горы, море, палатка. Дикая жизнь в Черепашьей бухте. «Красота, Люсьена. Ты бы видела, какие там закаты. А я, дурак, ни красок, ничего не взял. Можно было бы классных этюдов навалять».
Они сидят в Манькиной комнате, отмечают Егоршин приезд. Он приволок с югов канистру домашнего вина, сладкого, густо-бардового, пахнущего крымским безбашенным солнцем, нагретыми скалами, корнями самшита, что узловатыми пальцами вцепились в камень. А еще корзинку винограда. Наверное, того самого, из которого вино. Чуть мутные сизые гроздья бесстыдно раскинулись на блюде посредине стола. А еще большую блестящую раковину рапаны, в которой шумит море. Это для нее.
Кроме них троих, Люси, Егорши и Маньки, в комнате еще двое — Минай и вторая хозяйка комнаты, Манькина соседка, Галя. Та самая, чью койку все лето занимала Люся. Минай нынче без своей Мэри, она осталась в прошлом. Прошли, проехали. Теперь Минай обхаживает новую пассию. Кого? Да вот эту самую Галю. Именно поэтому он здесь. Девушка очень интересная: у нее круглое лицо, маленький носик и раскосые «монгольские» глаза, карими змейками уползающий к вискам. Наверное, таких девушек надо называть луноликими красавицами. Минай, как всегда, интересничает: зовет новую свою подругу Галой и Звездой Востока. В отличие от лианоподобной Мэри, Галя не вьется вокруг Миная, не льнет к нему, не заглядывает преданно в глаза. Наоборот, она как-то ускользает от него, просачивается у него между пальцами, сидя рядом с ним, в то же время остается где-то далеко, сама по себе. У них первая стадия ухаживаний.
А Люся ничего не имеет против того, что Егор обнимает ее одной рукой, поглаживая по спине. В другой руке у него стакан крымского вина, и, дирижируя им, он рассказывает про свои южные приключения.
— Ну ладно, я пошел.
Они стоят около Люсиной общаги. Уже темно. И холодно. Ветер ворочается в мокрой кроне дерева у них над головой, укладывается на ночлег. Егор проводил Люсю до дома, и, как полагается, они стоят в густом сыром сумраке и целуются. Кажется, уже давно. Люся не знает, не чувствует, сколько прошло времени. Она так соскучилась по его рукам, по его губам. Ей не оторваться.
— Подожди, я хотела тебе рассказать...
— Люсьена, я уже околел. И завтра на первую пару нужно штык из носа явиться. Просплю.
— Ладно, иди.
Рассказать про комнату, которая вот уже скоро станет ее собственной, опять не получилось.
Укрывшись одеялом с головой, свернувшись в уютном теплом коконе, Люся думает о Егорше. Она не хочет засыпать, пока не переберет, как на счетах, все моменты, один за другим. Вот он, отставив свой стакан, притягивает сидящую рядом на Манькиной койке, Люсю к себе, опрокидывает ее лицом вверх и целует в губы, не стесняясь присутствующих. «Эй, голубкѝ, полегче, не смущайте мою девичью честь!» — это Минай, он притворно жеманится, прикрыв глаза растопыренными пальцами. Вот Люся встала за чем-то, за виноградиной, может, а когда собирается плюхнуться обратно на кровать, Егор дергает ее, и она оказывается у него на коленях. Вырваться не дает, сжимает руками: «Моя... Не уйдешь...» Вот они шлепают по лужам в сторону ее общаги, застревая под каждым кустом, в каждом темном закоулке, в каждой подворотне. Не могут оторваться друг от друга. А вот они... Эту картинку Люся уже не смогла рассмотреть. Она уснула. Уснула счастливой.
Дискотека в общаге Репы.
Не первая, на которую пришла Люся. Дискотеки тут почти каждую субботу. Неделю отучились, чего ж не оттопыриться под выходной. Прямо в тапочках и спортивках. Но эта — знаковая. День седьмого ноября — красный день календаря. Праздник. Большая дискотека, народу — тьма.
Только что они танцевали. «Умца-умца», — бьет звук по ушам. Вспыхивают разноцветные огни светомузыки, выхватывая на короткий миг из пасти темноты причудливо изломанные ритмом фигурки человечков. Только что Егор был рядом. И вдруг, при очередном световом всплеске его не оказалось. Исчез в заполненном телами мраке. Люся почему-то сразу почувствовала себя одинокой. Вокруг полно знакомых, рядом Минай с Галей дрыгаются и другие всякие. А она вроде как одна. Брошенность какая-то. Откуда? Подумаешь, отошел на минутку. Люся еще поплясала за компанию, но как музыка сменилась на медленную, решила пойти поискать своего парня.
— Минай, не знаешь, куда Егорша делся?
— Неа...
Она вышла в коридор. Потом на улицу. Там у высоких, начинавшихся прямо от асфальта, окон полуподвала курили. Целая толпа парней и девчонок. Но Егорши там не было. Поднялась на второй этаж, постучалась в его комнату. Там завозились, лязгнул замок, всунулась взъерошенная голова:
— Чего тебе?
— Егорша не тут?
Голова мотнулась:
— Нет. Не заходил. Он на дискотеке.
Голова явно хотела, чтоб Люся побыстрее убралась, не мешала.
Она вернулась в зал, покрутилась среди танцующих. Его не было. Кто-то положил ей руку на плечо.
— Егоршу ищешь?
Это была Галя.
— Ага.
— Он вроде в Красный уголок двигал. Мне так показалось...
— Зачем?
Галя пожала плечами:
— Да фиг знает. Пошли покурим? — она помахала у Люси перед носом пачкой данхила.
— Не, не охота.
Галя нырнула в толпу, поплыла в сторону выхода. А Люся — обратно на второй этаж в Красный уголок. Это была небольшая комнатушка на повороте коридора. Туда сваливали отработавшую свое наглядную агитацию. Еще там была пара столов, самых затрапезных, отживших, и несколько стульев, тоже весьма почтенного возраста, помнивших еще Илью Репина. Иногда, заперев дверь с помощью ножки пожилого стула, студенты устраивали здесь пьянки. Может и сейчас Егорша там с кем-то выпивает втихаря? А чего ее с собой не позвал?
Люся потянула на себя дверь, заперто не было, вошла. В комнатке — Егор и еще какая-то девица. Они сидели по разные стороны стола. Ничего такого... не обжимались... просто разговаривали. Девушка курила, грациозно держа в пальцах длинную сигарету. Дым уплывал вверх, укутывая серым саваном и без того едва светившуюся одинокую лампочку. В желтоватом мутном мареве девушка выглядела очень хорошенькой, тонкокостной фарфоровой балеринкой. «Грациозно» — первое слово, что приходило в голову при взгляде на нее. Люся сразу почувствовала себя бесформенной неуклюжей кучей. Но не это главное. Главное, они оба, эта фифа и Егорша — ее, Люсин Егорша — повернулись и молча смотрели на нее. Как на чужую. Случайную. Будто она дверью ошиблась. Потом Егорша спросил:
— Ты чего?
— Ничего... Тебя искала.
— А-а... Ну ты иди, я скоро. Мне тут... интересно...
И опять тишина.
Молчат. Смотрят на нее.
Она повернулась и ушла.
Это все длилось совсем не долго на самом деле. Минута? Полминуты? Но Люсе показалось — целую вечность. «Интересно ему... Смылся втихаря... Бросил меня одну... С этой ушел... Беседуют... Об искусстве своем долбаном, поди... Интересно...», — Люся потихоньку закипала, накручивая себя.
Не заметив, как, она вышла на улицу. Здесь, в толпе курящих, стояла она, прижавшись спиной к пыльному стеклу полуподвального окна. На нее никто не обращал внимания. Разгоряченные танцами и выпивкой, праздник все-таки, студенты болтали, смеялись, перекрикивались над головами стоявших рядом. Она ощутила вдруг полное одиночество. Будто не люди кругом — лес. Еще немного и она впадет в жалость к самой себе, загорюет, что вот они такие.., а она... Нет-нет-нет, только не жалость. Удобное, уютное чувство. Теплое. Опутывает. Убаюкивает. Поплачешь и уснешь. Заставляет нас оставаться там, где мы есть. Лучше злость. Холодная, как зимний ветер, швыряющий в лицо пригоршни колючего снега. Обжигающая душу злость. Заставляющая идти. Куда угодно. Главное, отсюда. Выйти из угла, из тупика, из себя. Люся почувствовала, как злость заполняет ее всю, распирает, давит изнутри в виски, бьется за грудиной — выпусти.
Она согнула ногу в колене и со всей силы ударила назад каблуком, в окно за своей спиной.
И отпрянула вместе с толпой от звенящего каскада стекла, рухнувшего на асфальт.
Никто ничего не понял. Само вдруг разбилось. Люсю не заметили. Она ушла. Забрала свою куртку и пошла домой.
Напраздновалась. Хватит.
— Я что, пристегнутым к тебе сидеть должен? Шпульки-ножницы тебе подавать? Нельзя же всю жизнь, взявшись за руки, ходить.
«Почему нельзя? Можно... Я бы ходила. С тобой, Егорша, я могла бы всю жизнь за руку ходить». Полупустой эскалатор спускал их в недра метро. Где-то внизу с нарастающим гулом двигался поезд. Раньше, стоя на ступеньках еле ползущей лестницы, они обычно целовались. Но сейчас Егорша стоял вполоборота к Люсе на ступеньку ниже. Черная резиновая лента ехала чуть медленнее лестницы, Егоршина рука постепенно приближалась. Люся накрыла ее ладошкой.
— Я вообще не понимаю, чего я оправдываться должен. Сидели, разговаривали про барбизонскую школу... Я с тобой что ли Барбизон обсуждать буду? Ты вообще-то знаешь из какой это оперы? Не удивлюсь, если ты думаешь, что индейцы на барбизонов в джунглях охотились.
— В пампасах... — очень тихо сказала Люся.
Так тихо, что он не расслышал.
— Что?
— В пампасах. Индейцы охотились в пампасах. На бизонов.
Егорова ладонь выскользнула из-под ее пальцев. Он злился на нее. И Люся думала уже, что зря затеяла этот разговор. Даже не разговор. Просто с равнодушным видом спросила. Правда, показное равнодушие далось ей не просто. Она готовила вопрос. Вертела в голове, выстраивала слова: «Что за потаскушка там с тобой сидела?» Нет лучше так: «Слушай, а это что за фря была?» В результате сказала просто: «Ты чего меня на дискотеке бросил?» И понеслось... Видимо, Егор тоже готовился к этому ее вопросу. Выстраивал линию защиты. Заранее. Неужели вину чувствовал? Значит не просто про неведомый ей Барбизон... Значит, было еще что-то между ним и этой «грациозной». Что-то невидимое, неощутимое, но уже существующее. Какие-то тоненькие, легонькие ниточки-паутинки.
«Ой, девонька, ты сидела бы молчала...» — бабушкиным тоном сказала сама себе Люся. Ой, не надо было трогать... Вот же Егорша — с ней, позвал ее на концерт Кузьмина. Ее, не кого-то другого. Он же с ней. И ничего, что в груди застряла горячая лопата ревности. Можно вытерпеть. Все можно вытерпеть, если любишь. «А ведь ты меня любишь, Люсьена... Значит, все-таки я люблю? Егор... Егорша... Егорушка...» Он еще что-то говорил. Но она уже не слышала. Это не имело значения. «Люблю Егора Переверзева» — еле слышно шептало что-то у нее в голове. И оттуда потихоньку расплывалось во все стороны, наполняя ее всю: «Люблю Егора Переверзева», превращая ее, Люсю, в «люблю». Она прижала ладошку к его губам, все еще выговаривающим что-то обидное, злое.
— Прости, Егорша.
Его становилось все меньше в ее жизни. Она не попадала, не вписывалась в легкое студенческое времяпровождение. День на конвейере, вечер у Алефтины за машинкой. Она даже попросила у Алефтины разрешения дать Егорше ее номер телефона. Только выходные оставались Люсе, чтобы встретиться с ним. Но каждый раз это была компания. Поход куда-нибудь: на дискотеку в ЛДМ, в «Сайгон», на концерт в Рок-клуб или просто в киношку. Нет погоды или планов, так посиделки в общаге с гитарой и винцом. Вдвоем они почти не оставались. И хотя для окружающих она была девушкой Егора, все же это было не то. Не то, что раньше, когда они были совсем одни на свете. Совсем одни в коконе своей любви.
Теперь Люся прекрасно понимала вьющуюся вокруг Миная Мэри. Вспоминая, как эта тоненькая девочка заглядывала в глаза своему кумиру, своему богу, средоточию ее вселенной, ища там ежеминутного одобрения своего собственного существования, Люся жалела ее. Нет, сама она так не делала, не спрашивала: «Да, Егор?», «Правда, Егор?» Может потому и не делала, что не хотела быть похожей на нее, не желала демонстрировать свою зависимость.
Люся чувствовала, что зависит от него. Что вся неделя — это ожидание встречи. Просто тире между субботами. Если бы не надо ходить на работу, если бы не бесконечный поток контрафактных штанов, плывущий через ее руки, она бы просто закрыла глаза и спала бы от одной встречи с Егором до другой. Чтобы время проскакивало быстрее. Вот если бы и он так: выключался между их встречами. Чтобы не было у него жизни без Люси, жизни в которой она отсутствует, и на которую совсем не может повлиять.
Полный, написанный на сегодняшний день, текст книги независимого автора Ю_ШУТОВОЙ "РЕКИ ТЕКУТ К МОРЮ" можно читать на ЛитРес.
На Дзен есть и другие тексты независимых авторов Ю_ШУТОВОЙ и ИВАНА КАРАСЁВА:
Я летела. Именно летела, а не падала