Родной город, город детства, вспоминается будто сквозь радужную пелену, словно в отражении оконного стекла, в которое бьет солнце!
Весной, как только начинало припекать солнышко, мы с прабабушкой моей, Серафимой Михайловной, ходили гулять по набережной, смотреть на пароходы. Кама в те годы была активно судоходной рекой, поэтому, как только сходил лед, плавучие суда - всех размеров и модификаций! - выстраивались на пристани в ряд. Смотри, любуйся.
Иногда, когда навигация уже началась, а население в ней еще не участвовало, пра-пра просила кого-нибудь из матросов покатать нас с ней на барже, хотя бы до ближайшего населенного пункта. А душа ее, дыша пронизывающим камским воздухом, перманентно тосковала по «Волге-матушке реке».
- Вы нас довезите, высадите и оставьте, а потом мы уж как-нибудь сами доберемся до города, - улыбаясь, обещала она им, не выпуская мою руку. Матросы тоже улыбались в ответ, говорили «не положено», но пра-пра вызывала капитана, и нас все-таки пускали на борт. А по дороге бабушка рассказывала мне, что в произведениях Алексея Максимовича Пешкова - правда, а что - чистой воды вымысел. «Будто он Волги никогда не видал!». Рассказчица из нее была замечательная, я, пятилетняя, слушала ее, раскрыв рот. Хотя знать не знала, и кто такой, этот Алексей Максимович, и по каким критериям пра-пра оценивает его произведения, и что это за слово такое – «критерии». «И не один ли черт!».
На ближайшей стоянке, вопреки договоренности, нас не высаживали, а доставляли обратно в город. В целости и сохранности.
- Вот как быстро прокатились! - радовалась пра-пра, заматывая шарфом мой синеющий от холода рот. - И не замерзли совсем!
Потом, в качестве проверки, спрашивала еще раз:
- Ты не замерзла, Ульяна? Ох, синяя совсем! Не закаляют дитя, потом дитя соплями умывается!
После я обычно брала пра-пра за руку, и мы, тем же маршрутом, возвращались домой: пра-пра, переполненная радостью, что подышала речным воздухом, я - переполненная радостью, что меня еще «не начали лупить». В точности, как Алешу Пешкова. Который, только благодаря систематическим лупцеваниям, по бабушкиному меткому замечанию, «стал известным писателем». То есть – «вышел в люди».