Незамысловатые карантинные истории, своего рода технический "Декамерон" Сергея Ташевского.
Ока на Волге
…Покупка «Оки» ввергла друзей в шок. Особенно страдал мой лучший друг, знаменитый впоследствии поэт, отличавшийся отнюдь не скромными габаритами. Залезть-то в машину ему удалось легко — двери у «Оки» широкие. Но вот на водительском сидении мне почти не оставалось места (разве что выдохнуть и сжаться), а ручка переключения передач уверенно упиралась в бедро пассажира и сурово массировала его при смене скоростей. Выход, впрочем, нашёлся быстро: друг опустил стекло до упора и выставил в него правый локоть, после чего объем салона каким-то неведомым образом ощутимо увеличился. Иногда он высовывал туда и голову, а также регулярно выбивал трубку о колеса других, более крупных машин, стоявших вместе с нами в пробке. Эта возможность почти примирила его с «Окой», хотя смотрели на нас из джипов и гелендвагенов, конечно, с неприязнью. И сверху вниз.
Так мы с ним проездили всю осень, а когда настала зима, его тело как-то приняло форму внутренностей «Оки» и сделалось более компактным, так что стекло удалось закрыть. Недаром Достоевский говорил, что человек привыкает ко всему.
В остальном «Ока» вела себя выше всяческих похвал. В ней было тепло, сухо и иногда просторно. Правда, как и во многих других моих машинах, в ней почему-то регулярно попахивало бензином. Когда запах стал уж чересчур навязчивым, я решил разобраться в чём дело и заглянул под коврик в ногах пассажира. О, да! Конечно, там проходила тонкая трубка бензопровода. Не вполне ясно, из чего исходили конструкторы «Оки», когда проложили его именно там. Может, они были убеждены, что на пассажирское сидение этой машины никто никогда не сядет? Или, если уж сядет, то инвалид без ног? Металлический бензопровод располагался ровно под каблуками переднего седока, и был весь в трещинах, из которых сочился бензин. Он уже щедро пропитал тряпичный коврик звукоизоляции, на котором, как погасшая спичка на пороховой бочке, красноречиво лежал пепел от регулярно выбиваемой трубки и притаились несколько окурков сигарет. Я перекрестился и пошёл за ножовкой.
С тех пор, покупая новую «Оку», я делал это всегда, в первый же день: отрезал кусок металлического бензопровода и вставлял на его место толстый гибкий бензошланг в крепкой оболочке. Нет, запах бензина меня не смущал, но жизнь казалась полной перспектив. Своя и чужая.
Но «Оке» ещё предстояло пройти главное испытание, которое тогда выпадало всем моим автомобилям: поездку в город Мышкин.
О том, что это за город такой, и каково его влияние на Россию, можно рассказывать очень долго, тем более что в те годы я и сам был агентом его «мягкой силы», пропагандируя мышкинскую культуру и самобытность. Если же в двух словах, то Мышкин, небольшой городок на Волге, только-только вновь получивший этот статус (в советские времена его считали селом) «поднялся» благодаря одному энтузиасту, придумавшего единственный в мире Музей мышей. Так город сделался одной из туристических жемчужин «Золотого кольца» наравне с соседними Плёсом и Угличем. Конечно, история там сложней и интересней, я утрирую, но важно понять другое: Мышкин в те времена был абсолютной жопой мира, причём очень гордой и крепкой жопой. И люди там жили соответствующие.
В этом прекрасном городе, а вернее на хуторе километрах в семи от него, тогда располагалась дача моего отца. Старая покосившаяся изба, купленная ещё в советские времена. Она и сейчас там стоит, наверное. Царство старинных ржавых ухватов, прогнивших стропил и тоскующих домовых. Всё это располагалось на небольшом холме между ещё несколькими избами в заброшенной деревне, проехать в которую можно было лишь через овраг, рандомно размываемый ручьями. Да что там проехать — туда и дойти пешком было не всегда возможно! Конечно, при некоторой лихости, удаче и благосклонности мышкинских богов, пахнущих мхом и глиной, был шанс. Пару раз я его использовал. Потом был подвиг, доски под колеса и матюги. Так что я давно зарёкся преодолевать (а вернее форсировать — вот было такое верное слово!) овраг, и оставлял машину перед ним, а дальше мы тащили вещи, как говорится, на горбу. Это происходило каждую весну, какая бы машина у меня ни была: «жигули», «опель», «форд»… Теперь вот была «Ока».
Итак, одолев 250 километров от Москвы, мы с отцом подъехали к оврагу и спешились. «Ока» оказалась отвратительно ёмкой машиной, в неё влезло тяжеленного барахла ходок на пять. Практически всё, что отец планировал привезти на дачный сезон. С тоской и растущей решительностью мы вытаскивали из машины увесистые сумки с тушёнкой, удочками, запасом паяльников, канифоли и несчётным количеством радиоприёмников (отец любил что-нибудь половить и на коротких волнах). Овраг пребывал в эйфории паводка, но у нас были сапоги. Правда, дырявые.
Разложив все это добро на земле, мы приготовились к марш-броску через подлую весеннюю грязюку. И вдруг…
Это было похоже на появление пепелаца в известном фильме «Кин-дза-дза»: из подлеска раздался породистый, с залихватским присвистом, звук мощного нерусского мотора, и по тропинке к нам стремительно выкатило нечто на огромных тракторных колёсах. Стальной капот вездехода весело блестел на весеннем солнце. За рулём сидел мужик в клетчатой кепке и курил «Беломор».
— Привет! Ну что, подвезти? — небрежно спросил он.
— О, Серёга! — просиял отец. — Это что у тебя такое?
— Да вот, зимой нечем было заняться, собрал на досуге. Полный привод, сто сил!
— Ничего себе! А движок откуда?
— От «Ауди-100» вкорячил, раздатка тойотовская. Коробка-автомат. Давайте, грузите своё барахло, закинем до хаты.
Вездеход играючи проехал через овраг и вскоре мы были дома.
Отличная машина!
Но вообще по мышкинским меркам, это была самая обычная история — собрать вездеход «от нечего делать». Здесь чуть не в каждом втором дворе стояли тогда самодельные аэросани (по льду Волги рассекать на них, наверное, было очень круто), а участковый милиционер лишь закатывал глаза и молился, чтобы какой-нибудь умелец не построил танк или бомбардировщик, и не отправился в рейд на Москву. Столицу в те годы мышкинцы, как и вся средняя полоса России, сильно недолюбливали. К счастью, на нас эта неприязнь не распространялась, поскольку отец как инженер-электронщик пользовался тут непререкаемым авторитетом. Поэтому дома мы выпили с Сергеем по рюмке водки, поговорили о жизни, и супер-кватро-вездеход, приятно присвистнув движком, стремительно скрылся в лесу.
И тут же выяснилось, что мы забыли купить в магазине хлеб.
А как жить русскому человеку без хлеба? Так ведь и спиться можно!
До машины, к счастью, было недалеко. Перебравшись через овраг и отстучав грязь с сапог, мы залезли в «Оку», я завёл мотор, врубил первую скорость, и…
«Хрусть!» — сказал рычаг переключения передач, и безвольно обвис в моей руке.
Что за ерунда?
Поначалу я почти не расстроился. Пустяки, мелочь! Наверное, какая-нибудь тяга открутилась, или кулиса отошла. Сейчас посмотрим…
Я открыл капот и попросил отца подёргать ручку. Все ходило туда-сюда как надо, шток на входе в коробку передач тоже исправно двигался. Но двигался как-то слишком легко.
Это была не тяга и не кулиса. Поломка находилась где-то там, в недрах коробки передач. На язык определённо просилось слово, означающее полный крах всех надежд, из шести букв, вторая «и».
— Вот и съездили за хлебушком, — вздохнул отец.
Остаться в 250 километрах от Москвы, откровенно говоря, в полных ебенях, на неизвестной прикладной науке машине со сломанной КПП, — это было не фиаско. Это был п*здец.
Однако первая передача в «Оке» так и осталась включённой, и она ещё способна была ехать — с максимальной скоростью 10 километров в час. То есть до Москвы в идеале можно бы добраться за сутки. Бред, конечно. Но что делать?
— Что делать, что делать… Ехать к Серёге! — с возмущением возразил отец. — Он должен починить.
И мы потихоньку поехали в сторону Мышкина.
Серёгин гараж со старым кузовом «тойоты» на крыше стоял словно часовня во славу техногенной силы. Сбоку от него наросло небольшое автомобильное кладбище, где ржавели кузова «Волг», «жигулей» и каких-то иномарок. Вокруг были разбросаны в грязи головки двигателей, карданные валы, тяги и другие автомобильные кости, видимо, растаскиваемые хищными мышкинскими энтузиастами, как гиенами с трапезы льва. Вездеход уже стоял у ворот, значит хозяин был на месте.
— Ага, как она называется? «Ока»? У нас пока таких не ездит. Интересно, интересно…
Серёга начал ходить вокруг машины как доктор, к которому привезли пациента с чрезвычайно любопытной болезнью. Потом загнал машину на «яму» и скрылся на несколько минут внизу.
— Да, «коробка» тут своя, особенная! — донёсся снизу его голос. — Как же её снимать? А, тут подрамник! Надо полмашины раскручивать…
— Что, п*здец? — спросил я упавшим голосом.
— Ну почему же. Посмотрим. Завтра утром приходите.
Вечерело. Начинался дождь. Чавкая по бесконечной весенней грязи, мы с отцом отправились домой. По дороге зашли в магазин и опять забыли купить хлеба.
Наутро было похмелье и дурные предчувствия. К гаражу мы вернулись около полудня, и сразу увидели, что Серёга зря времени не терял. «Ока» была полностью выпотрошена, коробка передач снята и разобрана на мелкие части.
— Вот эта хитровыгнутая хреновина! — показал нам Серёга длинный стальной цилиндрик с фигурным наконечником, треснувший ровно напополам. — Легированная сталь. Крепкая. Но — бракованная.
Мы застыли над сломанной деталью в похоронном молчании. Было абсолютно ясно, что заменить её нечем. И достать такую можно разве что где-нибудь в Тольятти. А уж сделать самому…
— Да, сделать самому непросто, — вздохнул Серёга. — Тут нужен станок с числовым программным управлением. ЧПУ. Знаете, на спецпредприятиях космических такие используют.
— Ну да, слышали. Только где же…
— Да сейчас попробуем. Если электричество не отрубят.
Серёга решительно полез в глубь гаража и начал раскидывать гору промасленных ватников. Через мгновение там что-то блеснуло. Приборы, кнопочки, компьютерный дисплей…
— Ого! Откуда у тебя такой агрегат?
— От верблюда. Давайте пока, уходите и ворота прикройте. Нечего над душой стоять. Мне его настраивать надо.
Он углубился в священнодействие с лампочками и кнопочками, а мы ошеломлённо вышли за дверь. Скромное всесилие уездного умельца потрясало. Оставалось лишь молиться, чтобы в Мышкине не вырубили свет. Дождь кончился, по небу бежали кучевые облачка, погода вместе с нами снова настраивалась на весенний лад.
На следующее утро «Ока» была полностью собрана. Скорости переключались как на новой машине, даже, кажется, ещё чётче.
— Сколько мы должны? — с замиранием сердца спросил я, прекрасно понимая, что три дня подряд Серёга почти круглые сутки занимался только моей машиной.
— Да сколько не жалко. Три рубля дадите и ладно. Мне самому было интересно, я в азарт вошёл. Теперь знаю эту «Оку» до последней косточки, хорошая машина, думаю скоро у нас много таких появится…
С тех пор я на многие годы стал настоящим патриотом Мышкина. В этом крошечном, в шесть тысяч жителей, городке тогда жило немало таких людей как Серёга. Хирург-чародей из соседней больницы. Поэт-краевед, писавший школьные учебники про историю Мышкина и печатавший их в местной типографии. Основатель музея мышей, создавший на четверть города целый музейный комплекс из почти сорока музеев. Банщик, виртуоз шаек и берёзовых веников, прекрасно знакомый со всей мировой литературой. Это была иная Россия, бедная, но щедрая, провинциальная, но глубокая, со своей хитринкой, с припрятанным где-то под старыми ватниками космическим станком. И тогда казалось, что будущее именно за ней.
Cколько людей, столько машин. Часть первая
Читать полностью в журнале "Формаслов"