.
.
Какую поэзию я любою больше японскую или китайскую? Пожалуй, японскую, хотя люблю и китайскую... А какую поэзию я люблю больше, японскую , или корейскую? На этот вопрос ответить сложнее. Романтическая культура, это отражение классической (как более коллективной) культуры в культуре более индивидуальной. Скажем, китайская поэзия класична, и по сути своей колективна. А японская поэзия, поначалу много от нее взявшая, уже по сути романтична, более индивидуальна. Корейская поэзия для меня как бы располагается между китайской и японской, где- то ровно посередине. Она порамантичнее китайской поэзии, и поклассичней японской. Может быть, она чуть менее манернее поэзии японской, открытее , душевнее. Но даже, не это ее отличает от поэзии японской. Японская лирика более первозданна. А корейская поэзия более, в хорошем смысле наивна... Наивность и первозданность близки. Но наивность - более субъективна, и открыта по чувству. А какую поэзию люблю больше, я бы, даже, не ответил. Откройте , сами для себя дальневосточную поэзию.
ЕЩЕ ПАРУ СКУДНЫХ СЛОВ О КОРЕЙСКОЙ ПОЭЗИИ
.
.
Два стихотворения из корейской поэзии (имею в виду стихи про снег, одно выше, другое чуть ниже)...Так и писали корейцы, когда -то, (я бы сказал, в чем -то близко к японцам.) Люблю очень поэзию Кореи. Она и по райски чувственная, и одновременно медитативно -отрешенная, и трепетная. Все вечное в этой поэзии открывается в мимолетном, в неуловимом.. В корейской, как и в японской, (говоря шире во всей дальневосточной поэзии) , никогда не завидуешь тому, как написаны стихи. Завидуешь (разумеется, положительно) всегда чувствам поэта, его ощущениям. Но не в повседневном смысле завидуешь, а в более философском. Дело в том, что все чувства в восточной поэзии пережиты словно в первые автором. Снег в поэзии Дальнего Востока, это снег по которому никто не ступал до тебя. А цветок, который воспел ты, никто до тебя не встретил. Даже вообще никто не видел до тебя цветов. Но ты увидел этот цветок , и вдруг людям открылись в зимнем поле, все цветы, вокруг замеченного одной тобой - цветка.
ПОЧЕМУ Я ЛЮБЛЮ ЯПОНСКУЮ И КОРЕЙСКУЮ ПОЭЗИЮ
.
.
Почему я люблю корейскую и японскую старую поэзию? Только сейчас я понял главное ее отличие от поэзии русской и европейской, обозначил бы я это отличие как отсутствие гула. Каждый понимающий в поэзии человек скажет, что стихам предшествует гул, и предшествуя стихам, он присущ и самим стихам.Этот гул родственен тому, как гудит электричество( поле напряжения языка, или поэтического бессознательного) . Поэзия Бродского Блока, или Мандельштама это не только музыка, но и некоторый нарастающий гул. Без этого гула невозможны и стихи. Японская же и корейская поэзия это практически поэзия без гула. В ней удивительная ясность и лаконизм, при этом большая изысканность. В ней сквозит тишина, музыка тишины, а не гул. Как писал молодой Мандельштам "Звук осторожный и глухой плода сорвавшегося с древа". Раньше я считал что поэзия невозможна без гула. А оказывается возможна, в дальневосточной традиции...
ИЗ КОРЕЙСКОЙ ЛИРИКИ
(изысканно, лаконично, и просто)
Вольсан-тэгун (Ли Джон) (1454-1488):
*
Ночь опустилась над рекой осенней.
О берег бьет холодная волна.
Я удочку смотал, снимаюсь с места -
В такую пору рыба не берет.
Плыву домой в убогом челноке,
Груженном только чистым лунным светом.
Квон Хомун (Сонам) (1532-1587):
*
На перекате дождик прошумел.
Запруду укрепил я мхом зеленым.
Но рыба испугалась и ушла:
На берегу теперь сидеть - без толку!
Лишь месяц свой серебряный крючок
Забрасывает в волны синей речки!
Лю Джасин (1533-1612):
*
Гряда осенних гор в лучах закатных
Погружена в речную быстрину.
С бамбуковою удочкой в руках
Сижу в убогом челноке на речке.
От всех сует мирских я отрешился -
И Небом мне ниспослана луна.
Пак Инно (Ноге) (1561-1642):
*
Я задремал, над удочками сидя.
Проснулся, вижу: месяц в небе светит.
С бамбуковою палкою иду
По Яшмовому мостику над речкой.
В ночи прозрачный звук моих шагов
Услышать могут только птицы в гнездах.
Чон Чхоль (Сонган) (1537-1594):
*
Над тихою водою тень скользнула -
По мостику идет старик-монах.
Скажи мне, все дороги исходивший,
Куда теперь ты направляешь путь?
Не замедляя шаг, он поднял посох
И молча мне на небо указал.
Вон Чхонсок (Унгок)(вт. пол. 14 - нач. 15):
*
Кто говорит, что зимнею порою
Бамбук в снегу склоняется к земле?
Как мог бы зеленеть он средь зимы,
Когда б покорно перед ней согнулся?
Я верю: в этот год, такой холодный,
Прямым остался только он один!
*
Я слышу в предвечерней тишине
Далекий звук пастушеской свирели,
И чудиться, что от него проснется
Дракон, живущий в омуте речном,
И журавли, свои покинув гнезда,
К заре закатной взмоют в высоту.
("Сонсанские напевы", с.265)
* * *
.
Бесчисленные пики Чхоннянсана
Известны только мне да белой чайке.
Об их красе не скажет людям чайка,
Но можно ль верить персику и цвету?
Не облетайте, лепестки, над речкой,
Не открывайте тайны рыбакам!
Ли Хван (Тхвеге), 1501-1570, Корея
* * *
.
Мне друзья: бамбук зеленый,
Речка, камень и сосна.
А когда луна восходит,
Счастлив я тогда вдвойне.
И, поверьте, мне не надо
Больше никаких друзей.
(Юн Сон До)
* * *
.
В оконной раме из бамбука - ночь,
Луна восходит над оградой сада.
На семиструнном цине я играю,
Звук циня - как журчание воды.
И, слушая мою игру, журавль
Пришел во двор и в плавном танце кружит.
Ким Чхонтхэк (Нампха), XVIII в.