Слово о мудрости Утыз-Имяни
Имя Утыз-Имяни в литературе нередко упоминается наряду с Курсави, как его антипод. При этом имеется в виду их различие в подходе к иджтихаду. Если Курсави не ставил ограничений свободомыслию (сегодня мы его назвали бы либералом), то Утыз-Имяни строго ограничивал собственное суждение рядом условий. В «Трактате о выделке кож» он пишет: «Текст (или фразу), взятый из какого-либо источника, необходимо проверить. Если он взят из Корана, Сунны, иджма, то по этому поводу не может быть разногласий. Если же он (текст) взят не из вышеперечисленных источников, а получен путем иджтихада, то необходимо его изучить. Если он принадлежит муджтахиду, то мукаллиду следует его принять, и он не обязан требовать доказательств, т.к. слова муджтахида являются для него доказательством». Эта точка зрения популярна и сегодня. Простой мусульманин (мукаллид) должен принять некритически слова ученого (муджтахида), т.е. верить ему. Живучесть подобной точки зрения в мусульманской среде связана с желанием священнослужителей контролировать поведение мусульман. Но в случае с Утыз-Имяни все выглядит много сложнее. Он не жаловал клерикалов, но далеко не всех ученых считал достойными внимания.
Утыз-Имяни по поводу роли священнослужителей в «Наставительном трактате» пишет следующее: «После смерти праведных салафов прошло много времени, мир движется к Судному дню. За это время многие люди успели испортиться, и состояние мира достигло того, что от Ислама осталось только название». Он обращается к современникам: «О уважаемые друзья, знайте, что в этом трактате речь пойдет о том мире, в котором вы живете и о руководителях, которые вами управляют, а также об ученых, которые дают вам знания. Вы со всеми вашими проблемами идете к этим ученым и руководителям, однако, это не праведные люди, они сеют порчу, совершают запретное, занимаются ростовщичеством, берут взятки, а также употребляют алкогольные напитки во время своих собраний. Эти люди не боятся Аллаха, не стесняются других, поэтому сторонитесь этих людей. Остерегайтесь быть вместе с ними, помогать им и поддерживать их поступки. А также не обманывайтесь различными ложными фетвами… Причиной всего этого является легкомысленность ученых, которые невежественны в положениях шариата, следуют за своими страстями. Эти ученые в первую очередь опозорили себя, а затем и простой народ, они совершают грехи, а простые люди берут с них пример». Он призывает мусульман остерегаться этих людей и их поступков. Увещевание этих всевдонаставников Утыз-Имяни считал бесполезным, поэтому он призывал к личному спасению, отрешению не только от мирских соблазнов, но и ограждению своей души от влияния священнослужителей и псевдоучителей, которых считал виновниками распространения распущенности, ибо они свои усилия потратили на бесполезные разговоры. За это ответственны и суфии, ибо они, по мнению Утыз-Имяни, фальшивые мистики. Его критика выглядит достаточно жесткой и бескомпромиссной. На этом основании некоторые исследователи причисляют Утыз-Имяни к реформаторам...
Критическое начало у Утыз-Имяни было по отношению к сложившимся порядкам, но не касалось первых последователей Пророка Мухаммеда. И уж вовсе не было критичным его отношение к хадисам. Если основатель ханафитского мазхаба, которого придерживался Утыз-Имяни, весьма избирательно пользовался хадисами, то татарский богослов объявлял бид’а все, что отклонялось от любого высказывания Мухаммеда, встречающегося в литературе, не воспринимал критику в адрес авторитетных ученых прошлого, особенно первых последователей Пророка. Для него «все, что без необходимости привнесено в религию после сахабов, относится к игре и забаве». Он выстраивает длинный список нарушений мусульманами предписаний. «Если кто-либо скажет, что по всей стране распространилось то или иное деяние, которое мало кто осуждает, то это не говорит о его разрешенности. Как известно, ношение одежды длиннее щиколоток строго запрещено, однако эта мода распространилась во многих мусульманских странах». Порой, его осуждение некоторых традиций приобретает гипертрофированную форму. Он обрушился с проклятиями на татар за приверженность к чаепитию. Хотя это дозволенное деяние, но Утыз-Имяни нашел двадцать семь негативных последствий чаепития. Много «людей, – пишет он, – предаются очень частому употреблению напитка, изготавливаемого из китайских листьев. Они настолько усердны в употреблении чая, что напоминают алкоголиков, которые употребляют вино, эти люди пьют чай так, что начинают потеть. Они своими действиями уподобляются людям писания и лицемерам… Воздержание от этой привычки поможет этим людям избавиться от страшного наказания и получить огромную награду». Если рассуждения Утыз-Имяни о распространении запретов Корана на употребление вина на любые алкогольные напитки вполне логичны и имеют_под собой основания, то филиппика против любителей чая, да еще с проведением аналогии с алкоголиками, людьми Писания и лицемерами просто недостойна такого знатока ислама, как Утыз-Имяни. Тем более это удивительно, что люди Писания (в России – православные) никогда чай не пили в таком количестве, как татары, а сравнение с кораническими лицемерами носит более чем фигуральный характер. Объяснить такое выступление Утыз-Имяни можно лишь его общей аскетической позицией, которая распространялась на все, что казалось ему чрезмерным.
Утыз-Имяни не относил накопление богатства к добрым делам, поскольку это порождает беспечность, жадность и корыстолюбие. Пожертвование в благотворительных целях также для него не является добрым делом. Народ, на его взгляд, должен сохранять имущество и сам определять объем закята. Что же касается имамов, берущих пожертвования на собственные нужды, то это он считал проявлением неблагодарности по отношению к Божьей милости. В аскетизме Утыз-Имяни не было ничего похожего на протестантский подход к этому вопросу. «Отрицание роскоши и наслаждений, напротив, ставит его в острую оппозицию по отношению к новой татарской буржуазной культуре благосостояния, опиравшееся на сотрудничество ученых с купцами и русским государством», – справедливо утверждает Михаэль Кемпер. Это существенная характеристика Утыз-Имяни, ибо джадиды были сторонниками экономического процветания татар, а вся система новометодного (джадидского) образования не только финансировалась торговым капиталом, но и содействовала укреплению татарского предпринимательства в центральной России, Сибири и Азии.
Аскетизм Утыз-Имяни формулирует через суфийские термины, для него Коран привнесен, чтобы удержать человека от всего мирского. Он подчеркивал свою принадлежность к Накшбандийа, но он не принимал мистический путь аль-Газали или других суфиев, к которым относился весьма позитивно. Суфийская практика пути к Богу в виде простых приемов достижения единения с Всевышним сердцем (зикр ал-калб) для него неприемлема. Шейхи, живущие в суфийских общежитиях, для него отступники. Он считает их деятельность преднамеренным обманом мусульман и признает только путь следования правовым и этическим нормам, причем трактует их весьма радикально, даже непредосудительное (мубах) для него преступное.
Критика шейхов в татарской литературе одна из центральных тем, что заставляет задуматься о понимании ведущими татарскими богословами самого явления. Выдающиеся татарские мыслители, начиная от Курсави, Марджани и вплоть до Мусы Бигиева были горячими сторонниками суфийских ученых и одновременно критиковали саму практику в такой же степени, как и священнослужителей. Они не принимали суфийское братство с подчинением «послушника» «святому». Для них не важно было физическое присутствие и исполнение обрядов в виде ступеней (макамов) движения к Богу, им была важна теологическая интерпретация Корана. Поэтому сама постановка вопроса об отнесении или не отнесении татарских богословов (особенно джадидов) к суфиям не имеет никакого смысла. Джадиды искали истину всюду, где она могла присутствовать.
Рафаиль Хакимов. Джадидизм.