Найти тему
Александр Ульянов

Цитаты из читаемого №2. "Фонвизин в Петербурге" Н. Д. Кочетковой

Оглавление
Кочеткова Н. Д. Фонвизин в Петербурге. — Л.: Лениздат, 1984. — 238 с., ил. — («Выдающиеся деятели науки и культуры в Петербурге — Петрограде — Ленинграде»).
Кочеткова Н. Д. Фонвизин в Петербурге. — Л.: Лениздат, 1984. — 238 с., ил. — («Выдающиеся деятели науки и культуры в Петербурге — Петрограде — Ленинграде»).

Занимательное произведение. Книжка не столько о биографии Фонвизина, сколько про жизнь Петербурга (социальная, политическая, культурная, архитектурная, если можно так назвать).

Ну и сами цитатки, которые чем-то мне приглянулись во время прочтения:

[с. 18]

В театре он познакомился с сыном одного знатного господина. Как только тот узнал, что Фонвизин не говорит по-французски, его отношение к юноше мгновенно переменилось. «Он счел меня невеждою и худо воспитанным, начал надо мною шпынять», – вспоминал Фонвизин этот эпизод. Будущий писатель, однако, не растерялся и «загонял эпиграммами» – жестоко высмеял – спесивого барчонка.

Забавно за что раньше людей высмеивали – незнание французского, хотя стоит отметить, что на этот момент – Фонвизину 14 лет – и он уже знал латынь, а после случившегося он и французский выучил. Да и как видно терпилой он не был, что подтверждает и следующая цитата.

[с. 24]

«Весьма рано появилась во мне склонность к сатире, – вспоминал писатель. – Острые слова мои носились по Москве; а как они были для многих язвительны, то обиженные оглашали меня злым и опасным мальчишкою; все же те, коих острые слова мои лишь только забавляли, прославили меня любезным и в обществе приятным. <...> меня стали скоро бояться, потом ненавидеть».

[с. 32]

... Екатериногоф, хотя и ставший частью города, получил «привилегию, по которой гуляющим дозволялось курить табак». На улицах Петербурга в XVIII веке делать это возбранялось.

Ого, даже не предполагал, что раньше такой запрет существовал, думал это только в современном мире стали такие запреты делать.

[с.70]

Современники вначале знакомились с пьесой Фонвизина как слушатели, а не зрители. Собственно, происходило нечто вроде «театра одного актера» – сам автор читал пьесу мастерски, производя в слушателях «прегромкое хохотанье».

Звучит на самом деле странно, так как либо Фонвизин в кругу своих близких и знакомых пьесу ("Бригадир") зачитывал, либо на аудиторию зрителей. На самом деле его приглашали в дома разные знатные люди, он даже выступал перед Екатериной и перед Павлом.

[с. 78]

В анналах высшего света осталось достойное воспоминание о Воронцовой: она ввела в употребление английское пиво.

А. К. Воронцова – это вдова канцлера М. Л. Воронцова, а также двоюродная сестра императрицы Елизаветы Петровны. Она также приглашала Фонвизина к себе на чтение пьесы. Но автор данной книги отзывается о ней не самым лучшим образом.

[с. 96]

Составлялись планы реконструкции и благоустройства Дворцовой площади, но осуществить их сразу не удалось. В 1760-1770-е годы площадь не имела еще четкой правильной формы. После суровой зимы 1772/73 года на площади соорудили своеобразные камины, «чтобы всякого звания люди, находясь на улицах, могли обогреванием избавиться жестокости бываемых морозов». Эти камины представляли собой каменные беседки с железной кровлей.

Чем-то факт того, что на Дворцовой площади в Петербурге раньше были камины для обогревания, кажется мне забавным.

[с. 127-128]

«Если кто из молодых моих сограждан, имеющий здравый рассудок, вознегодует, видя в России злоупотребление и неустройства, и начнет в сердце своем от нее отчуждаться, то для обращения его на должную любовь к отечеству нет вернее способа, как скорее послать его во Францию. Здесь, конечно, узнает он самым опытом очень скоро, что все рассказы о здешнем совершенстве сущая ложь, что люди везде люди, что прямо умный и достойный человек везде редок и что в нашем отечестве, как ни плохо иногда в нем бывает, можно, однако, быть столько же счастливому, сколько и во всякой другой земле».

Пишет это Фонвизин в своих письмах после путешествия по Европе в 1777-1778 годах. Особенно он жалуется на стоимость дров во Франции. Ну это то, на что я внимание обратил, а на самом деле он в равной степени находит и положительные стороны жизни и уклада общества за рубежом, так и отрицательные.

[с. 147]

Известная часть петербургской публики, посещавшей придворные театр, не терпела над собой насмешек, но с удовольствием принимала многие пустые и пошлые пьесы.

Как говорится, время идёт, а люди не меняются. В особенности, если немного обобщить данное высказывание.

[с. 148-149]

Письма часто не доходили к адресатам или прибывали с большой задержкой, случалось, ямщики отдавали письма в чужие руки или бросали их где-нибудь в степи.

Это про организацию почты в начале XVIII века. Вот оказывается откуда ноги растут у "Почты России". Хотя это, конечно, же шутка. В моём личном опыте ничего подобного не наблюдалось, хотя кто его знает.

[c. 149]

Фонвизин как член правления Почтового департамента принял участие в разработке проекта реорганизации почт. В своем проекте он ставил три основных вопроса: «1) безопасность почты; 2) скорое ее хождение и 3) сбор, сохранение и возможное приращение доходов».

Фонвизин достаточно видные положения занимал в то время. И в Иностранной коллегии числился, и служил дипломатом, ещё и членом правления был. Даже удивительно. Деятельный мужик.

[с. 196]

«... Что же касается до увеличительных, будто духовным особам употребляемых, то я от роду не слыхивал, чтобы собственные имена имели когда-нибудь увеличительные. Знаю, что бывают они полные и сокращенные, например: Иоанн, Иван; но не думаю, чтобы какой-нибудь архиерей назвал себя когда-нибудь смиренный Иоаннище».

Слова Фонвизина в ответ на некоторые неразумные предложения И. Н. Болтина (историк) для включения в первый русский толковый словарь уменьшительных и увеличительных имён собственных. Сам Фонвизин в этот словарь внёс слова на "К" и "Л".

[с. 210]

«Сие сочинение хотя и готов, — сообщает издатель, — но прежде печатано не будет, как разве подпишутся на семьсот пятьдесят экземпляров до первого марта, после которого подписка продолжаться не будет». Подписаться можно было здесь же, в лавке Клостермана.
... К 1 марта не набралось указанного количества подписчиков, но Фонвизин еще раз объявлял через «Ведомости», что без подписки на 750 экземпляров издание «напечатано не может быть», и продлевал подписку до 1 апреля.

Речь здесь идёт о новых сочинениях Фонвизина ("Друг честных людей, или Стародум"), которые выпускались в виде журнала. А ещё нужно понимать, что 750 подписчиков, для того времени, — это очень много и как тут же написано "у других частных петербургских журналов набиралось немногим более ста подписчиков". Но самое интересное то, как Фонвизин подстрекал аудиторию. Мне этот фрагмент больше напомнил современность. И забавно то, что журнал так и не вышел 1 апреля. Как писал Фонвизин П. И. Панину: "Здешняя полиция воспретила печатание «Стародума»; итак, я не виноват, если он в публику не выйдет" [с. 211].

[с. 215]

Фонвизин показывает, что злоупотребление в судопроизводстве — это не частные случаи, а целая система, основанная на взяточничестве и произволе в толковании законов.

Это как раз про вышеописанное не вышедшее произведение. И тут, как говорится, не добавить, не убавить.

[c. 217]

Для извозчичьих экипажей предусматривался и цвет — желтый.

Это про манифест Екатерины II об экипажах и ливреях, где полностью регламентировалось кому и что полагается (количество запряжённых лошадей в зависимости от чина). Но на данный жёлтый экипаж ещё только чёрно-белых шашечек не хватает, чтобы их можно было обозвать — такси.

На этом всё с данной книгой. Если кому интересно у меня есть Telegram-канал "Дневник человека. Четыре стены и мысли", в котором я публикую впечатления от всего что читаю и смотрю (но не только), в том числе и о данном творении (ссылка на пост в Telegram).