Сегодня мы с Димкой пошли в тайгу, взяв с собой капканы на белку, горностая и соболя. После надоевших и скучных школьных часов мы с другом на свободе. Никто тобой не командует. Это наш первый день новогодних каникул.
Мы принялись наживлять капканы и натирать их корой с ели для того, чтобы белка или горностай не чуяли запах металла. Приготовив капканы, мы вышли из избушки.
Прохладным костром солнце медленно всплывало в бледном небе, лучи его вяло блуждали по вершине тайги. Воздух в тайге проснулся, свежие ветерки взвихрялись над угрюмой тайгой.
Мы развесили капканы на сучки деревьев и принялись городить кулемы - ловушки на соболя. За этим занятием мы не заметили, как диск солнца скатился за вершину темной тайги. Стало холодно. Мы побежали с пустыми котомками к избушке.
В холодной избушке стали растапливать железную печку. Когда загорелись сухие дрова, а дым пошел не через трубу, а через дверку печи в помещение, мы, задыхаясь от дыма, выскочили из избушки. Я взял в руки длинный шест, стоявший у стены, полез на крышу по лестнице. Держась за холодную жестяную трубу, шестом стал пробивать натрамбованный вьюгой снег. Небо покрылось тучами, пошел хлопьями снег.
Тыча шестом в трубу, я услышал волчий вой, который то отдалялся поднявшимся ветром, то был слышен близко, с завыванием. Темнота сгущалась и в ней я вижу серые, тощие, изогнувшиеся в три погибели тени. Сверкая голодными глазами, словно карманными фонариками, освещают плотную темень наступившей ночи страха. Я насчитал два десятка.
И тут из-за избушки промелькнул Джульбарс. Он кинулся к голодным зверям. Я заорал:
- Барс, назад! - Ну, думаю, пропал верный друг, они же в клочья изорвут его и сожрут. - Дима, - я кричу. - Тут волчья стая. Уходи в избушку.
- Так там дым, - отвечает он.
- А ты ложись на пол, если хочешь еще жить! - угрожающе кричу я с крыши. - Они ползут к избушке! Мой шест уже достал до дров, зажигай бересту, она лежит на пачке с коробкой спичек.
И вдруг из трубы повалил черный дым вперемешку с сажей. От трубы повеяло приятным теплом. Я обнял ее, милую, прижал к нагретому железу замерзшие пальцы настывших рук. И замер в блаженстве.
Вся волчья стая, блестя огнями, приближалась к избушке. Вот горе! Ведь они не дадут мне добраться до тепла. Так, чего доброго, и околеешь у остывшей трубы.
И вдруг на мою мольбу грозно и резко, угрожающе, как мне подумалось, завыло все кругом: буря хлынула с такой силой, что я едва не оторвался от трубы и не сполз по снегу на крыше прямо в объятия голодным волкам. А они прыжками приближались к избушке. И вот я уже в ужасе слышу клацанье их острых клыков, ворчание и грызню и ощущаю противную от них вонь. Вся стая, укрываясь от урагана, улеглась у стены, прямо у моих ног.
Из трубы повалил сильный дым, а ветер с завихрениями подхватил клочья дыма и по скату крыши погнал его вниз. Волки, задыхаясь от дыма, стали уходить в ельник.
- Ну, слава Богу! - вздохнул я.
Холодный ураганный ветер насквозь промораживал мое детское тело и я, изнемогая от стужи, опираясь на шест, стал юзом сползать по лестнице вниз. И вдруг... на меня кинулся волк. Я помню, как падаю в ночную темноту в объятия волка.
Опомнился, когда меня тряс Димка. Встать на ноги я не смог или от пережитого ужаса, или оттого, что мои ноги сильно настыли. Дима помог подняться. Опираясь на него, дополз до тепла, Дима отогревал мою промороженную душу горячим чаем, густо заваренным чагой. Отогревшись, я съел кусочек сала, зажаренного Димкой на палочке, прилег на нары. Слушая рев пурги, шум и грохот падающих деревьев, вырванных с корнями бурей, я заснул.
Ночь была вся в лунном серебре. Ее свет, проникший через стекло окошка, меня разбудил. Я встал, поглядел в окно. За ним прозрачно, тихо. Тайга успокоилась. На безоблачном звездном голубом небе во всю свою мощь светила луна.
Глядя на волшебный свет коварного спутника нашей земли, я думая о прошедшем кошмаре. Разбудив друга, спросил:
- Дима, что было потом, как я упал на волка?
- На какого волка, Саня? - загадочно спросил Дима.
- Да из той стаи, что меня прижала к холодной крыше, покрытой снегом.
- Саша, милый мой друг, да это-же был твой друг волк Барсик. Я когда через окно увидел множество огней, сверкавших в ночной темноте, то понял, что это свет волчьих глаз. Мне стало страшно. Я приоткрыл дверь, впустил визжащего, с прижатым под себя хвостом Шарика, заложил на крючок дверь, подложил в печку дров и стал ждать твоих сигналов. Но ты молчал. А потом слышу шорох по крыше и громыхание по лестнице. Ну, думаю, ты окоченел и свалился к волкам. Я, Саня, как ужаленный схватил твою двустволку и выскочил с нею со взведенными курками. Вижу тебя, сидящего на снегу, а Барсик облизывает тебя. Я помог тебе подняться и увел в избу. Барсик зашел за нами.
- Так это ты, мой верный друг, вогнал меня в шоковое состояние? Ты же чуть не угробил меня, волчина, - потрепав за уши Барсика, ласково проговорил я. - Дима, надо добираться к дому, а то нас начнут искать ночью.
- Да, Саша, я тоже такого же мнения.
Мы вышли. Луна уже приближалась к вершине тайги, звезды светили ярко, они дрожали и мы видим, как одна оторвалась, мчась и сгорая, падала из бесконечности в бесконечность. Я иду с ружьем на изготовку. Впереди Барсик, как обычно, бредет по лесу. Димка с Шариком идут, отстав от меня. И вдруг из чащи выскакивают волки. Ощерив клыкастую пасть, волк бросается на меня. Я не растерялся, выстрелил прямо в его раскрытую пасть. Слышу сзади шаги Димки и его крик:
- Ты кого, Саня, стреляешь?
Я не успел ответить, как из кустов выскакивает второй волк и, ощерив пасть, бросается на меня. Я так же, как и первому, стреляю в оскаленную пасть. Он замертво падает. И тут на меня, опешившего от неожиданности, бросается третий... А у меня оба ствола пустые. Волк бросает передние лапы мне на грудь. В ужасе, обомлев, я падаю в снег, бросив ружье на волка. Слышу откуда-то голос Димы:
- Шурка, что с тобой?
И чувствую, как чем-то влажным и шершавым по моей морде ласкает кто-то. Открыв глаза, вижу двух убитых волков, а Барсик сидит у меня и лижет мне руки и лицо. Дима, в изумлении разводя руками, стоит возле меня с визжащим Шариком.
- Дима, я вспоминаю, как убил Двух волков. А где же третий? - спросил в недоумении я.
- А третий вот он, - сказал Дима, указывая на Барсика. - А жив он остался лишь потому, что ружье твое не трехствольное.
- А то убил бы и его, ты думаешь? - жалостливо проговорил я, поднимаясь со снега.
Отряхивая налипшую шугу снега с брюк, я молча махнул рукой Димке и мы пошагали в сторону дома.
Покидая густой кронистый ельник, мы вышли на поляну, стиснутую стеной тайги из елей, сосен, лиственниц и пихт. Сквозь вершины лесной стены проникали лучи луны, еще не ушедшей на вершину тайги. Свет луны помог нам выбраться из этой глухой, непредсказуемой тайги.
Когда мы выбрались из темного леса на дорогу, было уже раннее утро. Солнце медленно всплывало в бледном небе и его лучи вяло блуждали по вершинам суровой тайги.
Был ранний час. Небо окрасилось зарею. И вот мы с другом, слава Богу, живы, здоровы, дома.
* * *
Нас с Димкой председатель колхоза отправил на лошади отвезти на дальнюю пасеку рамки для ульев. Дорога на пасеку проходила по межам полей, с них то и дело взлетали табуны косачей, которые рассаживались на высоких листвягах, растущих по межам. Я из «тозовки» стрелял по этим черным птицам, а Димка подбирал их и укладывал в повозку. Увлекшись охотой, мы не заметили, как начало смеркаться. Солнце скрылось за горизонт и стало темнеть.
В сумерках, объезжая черемуховый околок, я увидел какую-то темную кучу. И вдруг эта куча зашевелилась и кинулась из околка к бежавшим впереди лошади Барсику и Шарику. Димка, сидящий на ящиках с рамками, ничего не видит, а я сижу верхом на лошади, впряженной в повозку-двуколку, и мне сверху видно все.
Наши собаки кинулись на огромного лохматого зверя. При закате солнца за вершины вековечных сосен, я не мог определить этого черного зверя с белым «галстуком» на груди. Учуяв собак, он вскочил на задние лапы, а передними стал энергично отмахиваться от нападавших собак. И тут я узнал, что это медведь. Но у медведей нашей сибирской тайги нет на груди белого пятна. Димка мне шепчет:
- Саня, стреляй в этот огромный широкий лоб!
Я смотрю в маленькие, злобно впившиеся в коня и меня, сидящего на нем, глазки, жду его броска на нас и с ужасом представляю, как он будет сдирать с меня скальп, а затем и с Димки. Про себя думаю: «Если я стреляю из «тозовки» в этого «динозавра», то он сожрет нас с конем вместе. Ему эта тозовская пулька, что слону дробина». И я в страхе заорал, за мной и Димка подхватил.
Медведь, услышав наш рев, затряс своей лохматой головой, но сам ни с места. Мы кричим до хрипоты в горле. И он как-то лениво опустился на все четыре лапы и высокими прыжками улетел в заросли кипрея. Собаки кинулись было за ним, но на пути стена кипрея, как заплот-плетень. И они вернулись.
Лошадь, напуганная медведем, стояла как вкопанная, а сейчас захрапела и норовит кинуться к дому.
И мы поехали по освещенной лунным светом дороге на пасеку. Дорога шла между белых березок. Я кричу Димке громко, так, чтобы медведь или волк, карауливший свою жертву на дороге, мог уйти в гущу леса.
- Димка, ты видел фильм «Кривое зеркало»? - кричу так, чтобы звери слышали наше приближение. - Там у королевы Ледяного царства был туннель во льду точно такой же, как у нас сейчас туннель в березовой роще. Ты, Димка, согласен?
- Да, точь-в-точь такой.
Впереди залаяли собаки. Показался домик и из трубы дым. Из дверей вышел человек в кальсонах и с ружьем в руках.
- Что ночью шаритесь, тут и на медведя недолго напороться.
- А мы и напоролись, - сказал я, слезая с коня.
- Выпрягайте лошадь и ставьте ее в стойло. Там в кормушке насыпан овес.
За чаем с медом я рассказал пчеловоду о встрече с медведем.
- Этот медведь наподобие гималайского. Он у меня изломал все капканы на бурого медведя.
- Мне Димка велел стрелять в его широкий лоб.
- Если бы ты выстрелил в его лоб, он бы разорвал и вас и вашу лошадь.
Конец пятой части.
Продолжение в следующем выпуске.
Подписывайтесь на канал, будет интересно.