Сегодня мы с другом отправились на лодке по протоке Ангары с удочками. На реке было тихо. Нас встретило чудесное солнечное утро, воздух был чист и прозрачен. Мы пустили лодку по течению протоки, а сами забрасывали удочки с обоих бортов лодки. Проплывая у камышей, увидели плывущую утку, а за ней пять утят.
- Дима, а почему только пять? - спросил я. - Вчера мы с папой косили траву и я насчитал этих цыпляток семь.
И только сказал, как крайний утенок исчез, а по воде шлепнул широкий хвост рыбины. Утка, закрякав, улетела. Утята вмиг спрятались в камышах.
- Дим, надо спасать малюток, - проговорил я.
- А как их бедненьких спасать? - спросил Дима.
- А вот так... Я сейчас бегу домой. А ты потихоньку плыви за мной.
- Ничего себе! - сказал Дима. - Да за тобой разве угонишься?
- Ты за мной не гонись, а плыви потихоньку, - проговорил я. - Пока ты хлюпаешь веслами по воде, я в это время добегу до дома, возьму в амбарушке старенькую сеть, которую чинила моя милая мама. Дим, как мне ее, родную, любимую, жалко, знал бы, мой друг, - смахнув выступившую слезу,сказал я.
- Ну, давай!
И я побежал.
Взял сеть, уложил ее в куль, туда же опустил топорик и побежал на берег. Мой друг только подплывает. Над протокой начинал тянуть ветер. Он еще был слабый, но вода покрылась мелкими морщинками.
- Дим, надо спешить, пока ветер не прилетел из-за гор, - сказал я, укладывая мешок в лодку.
Приплыв к камышам, я вырубил два кола, с помощью топора мы забили их у камышей, за них привязали сеть и по течению отчалили от камышей вниз, опустив лески с крючками и наживкой на окуньков в воду.
Солнце уже скрылось за горизонтом, но заходило оно как-то нехотя, залив протоку красноватыми лучами, повеяло прохладой. Мы вернулись к камышам и увидали, что поплавки у сети утонули.
- Вот это да! - воскликнул Дима.
Мы тихо подплыли к колу, отвязали конец сети, сделали два круга вокруг того места сети, где поплавки были затоплены в воду, подплыли к колу, выдернули его, сбросили с себя брюки и прыгнули в воду. Обхватили в воде сверток сети и пытались вытащить его из воды, но не хватило сил. И мы волоком потащили этот тяжелый ком сети к берегу. Выволокли тяжелый мокрый сверток сети и принялись разматывать его. Из сети вывалился огромных размеров сом. Рот у него, как у соседского бульдога. И Дима произнес свою излюбленную поговорку:
- Вот это да!
Я побрел за лодкой, оставленной в камышах, и мы вынудили этого «крокодила», пожирателя малюток, заползти в мешок. Хвост его остался за мешком.
- Ну и что будем делать с этой агрессивной рыбиной? - спросил Дима.
- Давай отпустим обратно в его стихию, как в сказке Пушкина золотую рыбку! - предложил я.
- Ну уж дудки! - запротестовал Дима.
И мы вытащили на берег свою легкую долбленку - лодку, сделанную из осинового бревна. Из бревна делают корыто или колоду, как называют ангарцы, затем, распарив на костре, залив в колоду немного воды, разводят распорными клиньями и в тени выбыгивают, то есть высушивают. Эту лодку мы свободно повернули набок, подперли колышком, закатили тушу сома в лодку, убрали подпорки и лодка выравнилась. Мы ее развернули носом к воде и столкнули в воду. Когда доплыли до своего причала, было уже поздно, но темноты так и не наступило.
Как только начало смеркаться, появилась такая же круглая планета, - ночное светило луна. Приткнув лодку к берегу, я ушел домой. И с папой мы приволокли это чудовище домой.
* * *
Мы, пацаны, летом дома находились только в дождливую погоду. Сегодня стоял ясный солнечный день. Как усидеть дома?! Я не пошел, а побежал к другу. Он еще дрых на веранде, наверное, досматривал сон о вчерашней рыбалке. Но только стукнула дверь, как Димка вскочил с дивана, застеленного матрасом, набитым сухим свежим сеном.
- Ты что так рано, что-нибудь случилось? - спросил Димка.
- У тебя нет желания пойти на рыбалку? - спросил я.
- Опять на протоку за сомами? - спросил он.
- Нет, не бойся, эти рыбки без зубов. Я решил добыть рыбку-деликатес.
- В лес я согласен, - проговорил он, залезая в штаны.
- Тогда я пошел. Жду у нас, - с радостью ответил я.
Уложив в рюкзак все необходимое для рыбалки в таежной речушке, забросил за плечи «тулку», позвал своего преданного друга Джульбарса - собаку-волка, пошел к Димке.
Идти очень легко и мы прибавили ходу. Шли к позолоченному восходящим солнцем лесу и молчали. Пахло хвоей тайги и мхом. Подходя к избушке, где располагалась тракторная бригада, мы услышали грозный лай собак в ельнике. Я подумал, что собаки лают на глухаря.
- Пойдем поглядим на эту великую птицу тайги, - говорю я Димке.
А наши собаки-волки уже там, ощерившись и оскалив зубы, ворча по-волчьи, старались что-то ухватить. Подходим к ним, все собаки бросились в заросли мелкого ельника и вновь залаяли. Наши собаки что-то, ворча, рвут. И когда мы поглядели, то увидели разодранного медвежонка.
- Дима, пойдем отсюда, здесь рядом медведица.
Мы видим двух мужиков, идущих к нам. Один крикнул:
- Ребятишки, что вы там нашли?
- А мы сами не знаем, что нашли!
Подойдя к нам, один говорит:
- Это медвежонок.
Они взяли в руки палки, отогнали наших собак. Один извлек из ножен охотничий нож, выпотрошил разорванные внутренности медвежонка и вдвоем понесли в избушку.
Выходя на дорогу, Дима одной ногой угодил в углубление под лесным хламом и нарушил ступню ноги. Он не мог на эту ногу опереться. Я помог ему дойти до избушки и упросил ребят оставить Диму до утра.
- Пусть остается, места на нарах хватит на всех, можешь и ты остаться.
- Премного благодарен. У меня на речке Водяной сейчас самый хариусовый клев на «обманку».
В тайге стояла настороженная тишина. Воздух свеж и прозрачен. Чем-то печальным веяло от природы. Подойдя к речушке, я ощутил прохладу и запах сырого мха и пихтовой хвои. Сбросил рюкзак у кронистой елки, ушел к излюбленному улову и стал выуживать темно-серебристых красавцев хариусят. Вытащив больше десятка граммов по двести из улова, я подошел к рюкзаку, рядом с которым лежал, свернувшись, мой друг Джульбарс. Развел костер, подвесил котелок с водой и принялся чистить рыбешку. Сварив уху, посолил по вкусу, заправил луком, отрезал хлеба от булки. Наелся, накормил друга, надел на лицо накомарник и уселся под елкой. Ко мне прилег и мой друг. Вскоре я заснул сладким сном.
На рассвете меня разбудил как будто человеческий крик. Я вскочил. Джульбарсика уже нет. И слышу вновь крик человека. Ну, думаю, это заблудился охотник, ночь проблудил, а утренняя прохлада стала пробирать его тело и он заорал, не понимая, что в глухой тайге его крик никто не услышит. Не напрасно говорят, что тайга глухая.
Взяв берданку, вышел на тропу, наторенную рыбаками. Запинаясь за валежины, лежавшие поперек тропы, я побрел. А в тайге до восхода солнца сумрачно, в опустившемся плотном тумане плохо вижу тропу. Осторожно переступая валежник, приближаюсь к непонятному крику, издаваемому неизвестным существом. И вдруг крик прервался. Туман поредел. Я уже вижу стволы деревьев. На посветлевшем небе от луны, скрывшейся за тучи у горизонта неба за вершины ангарского кедрача, увидел затухающие звезды.
А свет от них через просветы леса осветил нагромождение хлама: тут и раскрошенные сгнившие валежины, и с корнями вырванные кусты, нагребены кучи земли, перемешанные с мохом и опавшими листьями. Присмотревшись к этому нагромождению, вижу пузырящуюся пену, а сквозь пену увидел конец носа какого-то зверя. В недоумении я уселся на валежину, покрытую влажным мохом, рядом положил свою «тулку» и стал ждать, когда вьющиеся рои таежных комаров и мошки вынудят этот нос зашевелиться.
Внимательно приглядевшись, я вспомнил, что точно такой же нос видел в лыве, когда мы с папой ходили в бор за черникой. Это же нос медведя. И я как ошпаренный схватил ружье, вскочил на ноги, позвал Барсика. Но он из ельника не вышел.
- Ну, как хочешь, - сказал я.
Я пошел по тропе к тому месту, где ночевал. Солнце уже начало всходить из-за вершин ангарского тучного кедрача. Его золотистые лучики проглядывали сквозь просветы крон вековечного кедра. Взяв свой котелок, отправился к заимке, где ночевал Димка.
Идя по тропе, запинаясь о валежник, я подумал: сегодня воскресенье, много рыбаков-харюзятников отправятся на речку Бодянскую. И пойдут друг за другом вот по этой тропе, запинаясь за валежины. И ни один из них попадет в лапы этого затаившегося зверя. Мне папа говорил, что медведь - зверь очень хитрый и мстительный, но ума у него немного. Папа го-ворил, что раньше, когда охотились на медведя с пикой, он, не соображая, тянул острую пику, воткнутую охотником в его покрытую плотным слоем шерсти грудь. Он пронзал пикой свою грудь до легких и сердца, натягивая ее на себя. И я подумал, что, оставив в петле зверя, совершу преступление.
Был еще ранний час. Восточная половина неба окрасилась зарей, из таежных дебрей вздымался нежными струями свет. Тайга, приподнятая к небу, была темно-зеленая, угрюмая. Ночные тени еще не сползли с нее. Стояла гробовая тишина, воздух не шелохнется. Ночной филин еще не умолк. Тишина стала чуткой, жадной до звуков, и плач филина издалека казался почти рядом.
Но вот как этого зверя добить, не допустить, чтобы его мощные лапы разорвали невинных пацанов с удочками, я не могу сообразить своим детским умишком. Ведь я так близко не встречался с настоящим медведем. А может, это и не медведь, я вижу небольшие уши (а они были плотно прижаты к голове), маленькие немигающие кругленькие глазки и кончик носа, проглядывающего сквозь сплошную пену с пузырьками. Может, это всего лишь барсук? Но как барсук смог вырвать кусты с корнями? Это он мог вспахать своим свинячьим пятачком. И он вспахал всю землю вокруг и перемешал ее с мохом точь-в-точь как это делают домашние свиньи.
Мне папа рассказывал о барсуке: когда они с двумя охотниками копали барсучью нору и дошли до его гнезда, то он бросился на собак, стал их рвать, накинулся на двух охотников. И пока папа вылазил из вырытой ямы, барсук вырвал из рук опешивших охотников лопаты, в кровь изодрал им ноги и руки.
И я вспомнил этот рассказ и подумал, что этот зверек очень опасный, его в петле нельзя оставлять.
Я взял в руки ружье, заряженное двумя патронами с пулями, встал на одно колено, прицелился в пятачок барсука. А тут-то и целиться не надо - пятачок-то совсем рядом. Я и не помню, как выстрелил...
Передо мной вскочил огромный бурый медведь, он вытянул огромные лапы с растопыренными острыми, с загнутыми концами вниз, когтями. Фыркнул в мое искаженное испугом лицо пеной слюны с кровью и выбитыми зубами. Оказывается, я трясущимися руками направил стволы ружья не в пятачок носа, а в раскрытую пасть медведя.
Его вытянутые лапы не достали меня лишь потому, что металлический тросик петли был туго натянут и медведь не мог дотянуться до меня. Тогда он быстро развернулся на нападающего сзади Джульбарса. Отогнав его, он круто развернулся и бросился ко мне. Но я уже опомнился от шока, стоял с ружьем на изготовку и выстрелил ему в грудь. Он тут же и упал.
- Ну, слава Богу! - проговорил я.
Но только так сказал, как медведь вскочил и кинулся не на меня, а на нападающего на него сзади моего защитника. Что делать? Пуль у меня нет, а дробью его добьешь. И я вспомнил рассказ охотника: «Если попадешь медведю в копчик дробью, его моментально парализует». И я, не долго думая, стреляю ему в копчик. Боже мой, что тут было! Медведь в считанные секунды круто развернулся, отбросив задними лапами собаку, кинулся ко мне, сломал лиственницу, к которой была привязана тросом петля. Вершина с тросом упала на березу. А медведь с яростью бросился на убегающего меня. Он успел легко ударить по моему плечу. Но спасибо божьей белой березе... Она самортизировала и стащила разъяренного зверя с моего плеча вместе с оторванным рукавом телогрейки.
Отойдя от этого гиблого места, сняв с шеи шарфик, обмочив его своей мочой, закрутил его вокруг разорванного плеча. Позвав друга, я пошел, оставив этого злодея в петле.
Идя по тропе, встретил двух рыболовов. Я рассказал им о побоище и они повернули назад, позвав своих собак, убежавших вперед по тропе и уже лаявших на медведя. Я упросил их подождать охотников, а также и рыбаков, идущих по этой тропе, а сам поплелся к избушке трактористов.
Начинался ясный солнечный день. Прозрачен был воздух, ясны бескрайние дали ангарской тайги. Я вдохнул всей грудью и боль в моем, обласканном медведем, плече напомнила о поединке. Открыл дверь в избушку, но переступить порог у меня не хватило сил и я упал на пол.
Очнулся уже с забинтованной рукой. Ребята обработали мое покалеченное плечо, а Димка озабоченно спросил:
- Шурка, что случилось? Неужели опять сом?
- Да, мой друг, опять сом, но только в шерсти.
И я рассказал. Трактористы бросили пить чай, выскочили из-за стола, сняли со стены свои ружья, опоясались патронташами, воткнули ножи в чехлы и отправились на тропу.
А Дима мне рассказал, как ночью пришла медведица - мать медвежонка, которого трактористы сварили и съели. Она разломала крышу, раскидала кирпичи, разобрала трубу - искала ход в избушку. Но приехали ребята на тракторе с пахоты зяби и напугали ее. Она ушла несолоно хлебавши.
А ребята, ушедшие с ружьями и собаками к медведю в петле, вернулись с мясом и шкурой. Мясо бригада оставила себе, а шкуру доставили мне домой.
Конец четвертой части
Продолжение в следующем выпуске.
Подписывайтесь на канал, будет интересно.