Историческими романами Мордовцева Даниила Лукича русская публика зачитывалась более тридцати лет. Как же случилось, что автор десятков интереснейших книг практически забыт? Побледнел на фоне своих современников - Толстого и Достоевского? Пожалуй.
Но, уступая им в глубине анализа психологического, Мордовцев едва ли кому уступит в глубине анализа исторического. Он первым пришёл к выводу, что исторический роман вообще не нуждается в выдуманных персонажах. Сумей изобразить характеры невыдуманные - ведь ушедшая реальность превосходит любое, самое пылкое воображение!
В романе "Великий раскол" автору удаётся достичь настоящей полифонии - читатель не сможет сказать, кто же главный герой этого повествования: Никон? Аввакум? Морозова? Разин? Алексей Михайлович?
Их вражда - и взаимное притяжение создают такое энергетическое поле, что читатель, даже и давно вышедший из подросткового возраста, начинает мысленно метаться, сочувствуя ВСЕМ. Понимая, насколько достоин сочувствия каждый из этих непримиримых врагов.
Погружая читателя в "бунташный век", автор открытым текстом утверждает, что первая и главная причина Великого Раскола - неравенство. Причём не социальное - именно оно тогда ещё казалось нормой, освящённой Писанием. И даже не имущественное: само собой разумелось, что одним избы - другим палаты.
Речь о неравенстве в доступе к элементарному - к ХЛЕБУ. Буквально. Почти для каждого голодная смерть - самая вероятная, но кругами по воде расходятся слухи о баснословных пирах в Кремле. И не только в Кремле, но едва ли не в каждой боярской "хоромине"!
Отчего же Господь попускает? За наши грехи!
Казалось бы, симпатичнейшая черта - самокритичность, умение искать причины в себе? Но здесь это происходит от неумения делать обобщения и выводы.
И можно ли ожидать от народа бОльшего, если мысль не только Руси, но и Европы билась в замкнутом круге? Атеизм этому веку неведом, речь идёт лишь о правильном понимании, чего именно от человека хочет Бог.
Но если пол - Европы ответило, что Бог хочет от нас труда, со - творчества, то ответ Руси оказался иным. Бог хочет от нас со - страдания! Страдания в память о Его муках.
Но ведь в таком случае кнут, дыба и кобыла - не бесчестье, а высшая честь: меня заметили слуги Антихриста, меня считают опасным! Моя задача - остаться для них опасным, явив превосходство, господство духа над бренным телом!
А палач в таком случае - исполнитель воли божией, личный проводник ко Христу. И прощать - то его не за что, а надо с ним побрататься!
Высшее наслаждение в страдании находит неукротимый Аввакум, и многие тысячи смотрят на него, как на пророка ... нет, не новой жизни, а правильной смерти, ведущей прямо в объятия Христа.
Вот в Соловецкий монастырь приходят ящики новых книг. Монахи ревностно сличают их со старыми:
- Аз у нас отняли, христопродавцы! Умрём за святой аз!
В чём дело? Оказывается, в Символе веры прежде писали "рожденна, а не сотворенна", а в новых книгах сказано "рожденна, несотворенна". Смысл не изменился, но здесь думают не о смысле - о букве.
И монастырь перестаёт поминать в молитвах царя. Этакая республика. Прошло шесть лет прежде, чем тишайший царь отправил команду стрельцов - призвать монахов к порядку.
Среди монахов были и беглые разинцы - опытные воины, но монастырь не выдержал осады. Сколько людей было казнено, сколько погибло в заточении? Цифры разные, одно несомненно: все погибали с поднятыми вверх ДВУМЯ перстами - "за святой аз!"
Результат страшной темноты? Да нет, какая же темнота, если грамотные... Причина недовольства ясна - а знамя могло быть любым. "Старая вера" - это знамя, повод устраивать свою, параллельную жизнь так, словно и нет никакого царя и его неправедной власти.
Социальный взрыв - это понятно. И Разин был старообрядцем, и разинцы.
Но какие причины для недовольства могли быть у Феодосии Морозовой, у сестры её Евдокии Урусовой, и у десятков их последовательниц - известных и безымянных? Как и почему самыми стойкими в старой вере оказались женщины, причём женщины именно высших сословий, вплоть до ближайшей царской родни?!
Автор подробно, со вкусом живописует сказочные, неиссякаемые богатства Морозовой, её выезд - с двенадцатью редкими белыми конями и тремя сотнями рабов, охраняющими "честь и здравие боярыньки". А толпы нищих, поджидающие появления процессии! Все знают, что "Морозиха" никого не оставит без грошика, а то и целого алтына: бросает и бросает копейки в толпу. Вот благочестие - то где! И как же двух - трёх бесед с Аввакумом оказалось достаточно, чтобы стала мила не жизнь, а смерть, причём смерть мученическая? Как можно было решить для себя, что и сынок Иванушка пусть будет отныне в воле божией, потому что "не для сына живу - для Бога"?!
Ванечка - наследник баснословного состояния, конечно же, в самом скором времени "волею Божией умре от тоски по матери". Да полно, не была ли причина его смерти более материальной, учитывая, что выморочные имения отходили в казну - а царю так нужны были деньги...
А картины медленной смерти его матери - в застенке, в земляной тюрьме, и наконец в яме - столь натуралистичны, что будут стоять перед глазами читателя ещё долго...
В кромешной тьме не могла Феодосия видеть дорогого лица сестры своей Евдокии, понимала только, что Евдокия сошла с ума. Мечется. Вот и сил метаться нет, слегла. Умолкла. Похолодела. Вот и запах пошёл - а стражи всё нет, сухари приносят раз в несколько дней. Пришли, наконец. Осветили могилу - и увидела Морозова вместо прелестного личика -почерневшую маску смерти. Зарыли тут же - потребовала, чтобы и её не вытаскивали хоронить. Как преставится - закопали бы рядом с Дунюшкой.
Бесконечно, назойливо умиляясь "белыми, пухлыми ручками" боярыни, её "робячьими ножками", автор не столько играет на контрасте ангельского облика - и нечеловеческой судьбы, сколько пытается объяснить самому себе, что же вызвало к жизни ТАКУЮ силу духа? Такую, что восхищает и спустя столетия?
А это - ещё один источник раскола, не освещаемый в исторических монографиях: пробуждение русской женщины. Самое забитое, самое безгласное создание, жившее жизнью, в сравнении с которой и басурманский гарем казался волей, вдруг обнаружило у себя ДУШУ. А если душа есть - к чему-то же она предназначена? Если есть свободная воля - неужели от неё отказаться?!
Ценой погибели собственной бренной плоти спасти многие и многие души - это ли не смысл жизни?
А каково в этом участие разума?
Человеку семнадцатого столетия сама постановка вопроса показалась бы кощунством. Но автор - человек века девятнадцатого, - не может об этом не думать. И чтобы Морозову читатель не заподозрил в слабоумии, Мордовцев её решительно "омолодил". Более чем вдвое! Сорокалетняя "матёрая вдова" у него превратилась в ребёнка, не видевшего жизни. Девятнадцатилетняя вдовушка.
Но если даже ближние боярыни захвачены "ересью" - что должен делать царь?
Как человек Алексей Михайлович безупречен - мягкий, душевный, любящий семью, родню, детей. Но его задача - "охранить самодержавство", а способов, помимо кнута и топора, он не знает! И получается - идёт прямо навстречу желаниям фанатиков, ищущих мученического венчика.
Одержимых всегда немного - но сколько сочувствующих?
Масштаб проблемы, стоящей перед самодержцем, мы поймём только узнав, что в раскол ушло... не менее трети населения. А сочувствовали им практически ВСЕ!
Что же это, если не предложение последним Романовым ВКЛЮЧИТЬ МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ АППАРАТ и поискать способы спасения царства, "расколовшегося в себе самом"?
Не вняли.