Ленка сидела на кухне, уронив голову на скрещенные на столе руки, и тихонько рыдала. Бывает так, когда изнутри захлебываешься от плача, а показать это нельзя, то рыдаешь в себя, сотрясаясь всем телом, как в судорогах, глотая потоки слез. Беда её была непоправима - Ленка, вернее, Елена Владимировна, достойная замужняя дама тридцати шести лет, доцент кафедры - влюбилась. Влюбилась страстно и знойно, абсолютно потеряв голову и разум, до кровавых искр в глазах. И вновь стала Ленкой. Той самой, тонконогой, большеглазой, короткостриженной девочкой, студенткой математического факультета, от которой когда-то давно потерял голову седой, статный профессор. Юрий Петрович враз решил проблему своей любви - 7 марта, прямо перед женским днем вызвал Ленку в свой кабинет, уставленный шикарной дубовой мебелью, вручил кольцо с бриллиантом, размером чуть не с горошину, и красиво встав на одно колено, предложил руку и сердце. И, параллельно, немаленькую квартиру в доме на Набережной, аспирантуру и дачу в три этажа.
Ленке тогда все эти штуки были по барабану, спортсменка, комсомолка, альтруистка принципиально ненавидела капиталистическую собственность. Профессор и без того недели две, как овладел её пылким сердцем. Уже с февраля она горела по ночам, представляя, как к ней склоняется его благородное лицо, а сильные и чуть морщинистые руки нежно расстегивают пуговицы на её ситцевой блузке. И конечно, Ленка, смушаясь и краснея, сказала "Да".
После свадьбы, а свадьба была такой, какую устраивают, наверное, принцессам крови, жизнь вокруг Ленки, простите Елены Владимировны, закрутилась колесом. Поездки на юга на выходные, приёмы, санатории, шубы и украшения - все это замельтешило перед очумевшими глазами бывшей поборницы комсомольских идей, и она быстро выпрыгнула из Ленкиной шкурки, как бабочка из кокона. И маленькая хозяйка большого дома приняла правление в свои крепкие руки. Елена Владимировна не давала спуска никому - ни горничной, которая жила с профессором тысячу лет, ни садовнику, денно и нощно, бегавшему по огромному саду с лопатой, ни няньке своего крошечного лупоглазого сына, появившегося на свет ровно через год. Правда, Игорек умер в три года от пневмонии, но Елена Владимировна успокоилась быстро, уж больно много было дел. Защита сначала кандидатской, потом докторской, зарубежные командировки, научные симпозиумы, ученики...
Вот на учениках и случился тот самый карамболь. Вернее, на одном ученике.
Виктор пришёл на кафедру прямо со студенческой скамьи. Военная выправка (до института он служил), широченные плечи, золотой загар, твёрдые сильные губы и жадный, нагловатый взгляд - Елена Владимировна пала сразу, как взятый бастион. Бешеный роман закрутился каруселью, аж вихрь поднялся, сметая все на своём пути, Виктор тоже совершенно осатанел. Он зверел от близости Елены, то, что здесь правила любовь - сомнений не было. Горячая от ласк Елена приходила домой, готовила ужин и шла в спальню к мужу. Юрий Петрович после четырех инсультов, прошедших канонадой, один за другим, ослеп, почти оглох и мало что соображал. Он сутками сидел в кресле у окна, мерно кивал головой и тонкая струйка слюны стекала из угла перекошенного рта. При виде жены он плакал, сжимал правую руку в кулак, левая висела плетью, потом смеялся. Елена Владимировна приносила ему мороженое каждый день. Он ждал, это было последнее, похоже, чего он по-настоящему желал. Елена отпускала сиделку, вываливала сладкую, подтаявшую жижу на тарелочку и кормила мужа с ложечки. Он ел, жмурясь от удовольствия, чавкая и облизываясь, как старый, больной кот...
Елена Владимировна жалела мужа. И ей казалось, что она по прежнему любит его. Но как-то иначе... По другому...
А сегодня Виктор сказал, что бы она подала на развод. Потому что так мерзко, украдкой он больше не хочет. Потому что любит её, свою маленькую Ленку по гроб жизни. И хочет их детей. И настоящей семьи. И она должна выбирать.
Ленка рыдала целый вечер, слезы текли градом и не кончались. Это было похоже на то, чтобы ей предложили отрубить грудь - на выбор, правую или левую. И она должна была встать и показать палачу пальчиком - какую...
Утром у Елены Владимировны совсем кончились силы. Кое как поднявшись, она позвонила на работу и взяла отгул. Долго бродила по саду, сидела на лавочке в розарии, потом сидела на краю пруда и болтала ногами в воде. Она ничего не могла решить. Совсем - НИЧЕГО. Бросить больного и совершенно одинокого старика, а у Юрия Петровича никого не было, она, конечно, не сможет. Об этом не может быть и речи. Без Виктора же - лучше смерть... И у неё не было выхода...
Видимо, она говорила сама с собой, потому что Виктор подкрался сзади, обнял её за плечи и прошептал
- А кто сказал - бросить? Что за сволочизм? С нами будет жить, пока Бог жизнь ему даёт. Не сомневайся...
...
Маленькая Верочка пускала пузыри в нарядной розовой коляске, гулила и искала глазками мать. Елена сидела чуть поодаль, в тени огромной сосны и правила статью. Работы было много, но она все равно периодически бросала взгляд на лавочку. Нянька, пожилая, мудрая дама иногда отпускала ручку коляски и внимательно следила, чтобы старик не раскачивал её сильно, поправляла амплитуду. А старик тихонько и очень осторожно качал. И то плакал, то улыбался...