Часть 6.
Свирский лес. По лесу идут (в слоумо) два охотника. Один из них, по имени Людим, целится (в слоумо) из лука в спину другому. Другой (в слоумо) чувствует спиной колебания силы и изменение цвета ауры первого и оборачивается (в слоумо) как раз вовремя, чтобы первый вместо него попал в белку, которую, по идее, за спиной первого охотника видеть не мог.
«Забери!» - речёт первый охотник. И второй, подойдя к сосне, открепляет от нее успевшую уже закоченеть от этого слоумо белку, которая не двигает ни одной лапкой и имеет вид, словно померла несколько месяцев назад. Ибо у нее, вдобавок к трупному окоченению, ещё и серый цвет шкурки, которым белки щеголяют зимой. А у нас лето.
Тем временем родичи охотников терпеливо ждут на лесной дороге, когда на них нападут викинги Олафа, ограбят и поубивают.
Так и вышло.
На крики из глубокого леса прибегают наши охотники, и Людим начинает трясти старого деда с воплями: «Отец! Скажи, кто это сделал!» (см. допрос свидетеля у князя). Дождавшись наконец того момента, когда в этот ор можно будет вставить слово, бедный дед, напрягая последние силы, шепчет: «В шкуре один был…». И кончается, оставив сына орать: "Куда они пошли? Куда? А?", и бегать во всех направлениях.
Дед, ты ж его, осла, сам так воспитал. Так хоть бы жестом показал, куда ему идти. А то теперь этому охотничку остается только белок допрашивать. Понятно, что твой сынок даже след не возьмет. Хотя там викингов целая толпа топталась. Это в учебниках истории русичи следы читали, с собаками охотились. А наш Любим будет теперь по всей Руси искать мужика в шкурах.
Удачи ему: в этом фильме все щеголяют в шерстяных накидках от «Икеи» - от разбойников до самих охотников. Заколебешься перебирать.
Тем временем к месту дислокации охотников приближается дружина. Аникей останавливается у ближайшего следа козьего копытца попить водички, но кузнец предупреждает его, что не каждая вода – «святой источник». В это время их сослеживают охотники, заметившие на одном из дружинников медвежью шкуру. Сказочные дружинники даже не замечают, что за ними следят, хотя весь лес редкий, как зубы певца Шуры.
Охотники подкрадываются к ним и устраивают дождь стрел.
Как? Это же не армия эльфов Лориэна! Охотников всего-то четверо! Но дружина, прикрываясь щитами, успешно отступает на три шага и кастует инвизибл, моментально пропадая из поля зрения. Охотникам только и остается сбежаться всем вместе и проорать: «Где они? Куда исчезли?»
Вот такое оно – чудо сценарное!
Березовый берег. Ставка Олафа. Викинги притащили вождю две курицы и шкуру.
Олаф негодует. Он уже третью деревушку разоряет, а выхлопа – ноль без палочки. Даже амортизацию корабля не оплатить. Олаф орет, что он удачливый конунг, и раньше Один никогда не оставлял его без добычи.
«Ну офигеть теперь, - слышится в моих ушах обиженный голос Одина, - сначала вы принимаете христианство в 10 веке, а теперь, в веке 13, я виноват в ваших бедах! …Ну, что сказать! Поражен я вашей неудачей, но раз вы уже 300 лет как христиане, то и с вашими просьбами пусть теперь сношается Христос, а я теперь ни при чем. Как говорится, кошка бросила котят – хай ипутся как хотят!»
"Это что! - вторят ему возмущенные рыцари Тевтонского ордена. - А ты знаешь, что все мы, по сути, являемся потомками скандинавских викингов, принявших это самое христианство и даже успевших смотаться в пару-тройку крестовых походов? И вот теперь волею дурацкого сценария на нашем пути появляются вывалившиеся из некоего загадочного портала наши же прапрапрадедушки, где-то проспавшие в летаргии 300 лет, и, даже чайку не попив, с места в карьер дают нам дрозда!"
Молчит в ответ предводитель асов, лишь губы его шепчут нид:
Зрителям русским
Вы, гореносцы,
Очи кровавой
Слезой омрачили.
Души историков
В черной печали,
Как в Рагнареке,
Скорбью полнятся.
Троллям отдать надо
Всех сценаристов,
Пусть подвергают
Анальным их пыткам.
Хоть так пробудят в них
Пусть уваженье
К памяти предков,
К их славным деяньям!
