Около года назад фрагменты этой статьи были опубликованы в одном тематическом издании, но с весьма существенными смысловыми правками от редактора, а потому я сочла нужным разместить-таки в открытый доступ первоначальную авторскую версию.
Сначала было слово
Сегодня защита животных выстраивается вокруг двух основных понятий — гуманность и этичность. Каждому ясно, что вкладывается в них, когда речь идёт об обращении с нашими «меньшими братьями». Между тем, если заглянуть в толковый словарь русского языка, мы увидим, что, в строгом смысле, оба эти термина применимы только к отношениям между людьми. Так, «гуманный» означает «человечный, отзывчивый, внимательный к чужой личности, культурный». Под этикой же имеется в виду либо философское учение о нравственности человека, либо совокупность правил поведения среди членов какой-либо общественной группы или профессии.
При чём же здесь, в таком случае, животные? Ведь получается, что в современном медиапространстве «гуманность» и «этичность» употребляются неправильно, но вместе с тем каждому ясно их контекстуальное значение и не вызывает затруднений его отличие от словарного.
Лингвоантропологи ещё в середине ХХ века назвали этот феномен языковой и концептуальной картиной мира. По мере того как меняется общество, трансформируются его убеждения и установки, и это находит отражение в языке. Словари фиксируют норму с определённой задержкой, ведь неоправданно трудоёмко было бы переиздавать их чуть ли не каждый год. И, вероятно, через поколение в словарных статьях, посвящённых гуманности и этичности, уже окажутся добавлены формулировки, подразумевающие допустимость их соотнесения с животными. А сегодня мы наблюдаем, как люди в своей речи демонстрируют то, что уже произошло в их сознании: ставшее более человечным и уважительным восприятие представителей фауны.
Подтверждение тому — принятый в 2018 году федеральный закон «Об ответственном обращении с животными». Гуманность, нравственность, ответственность, этичность получили законодательное обоснование и закрепление в области зоозащиты.
Зато, правда, возникла неоднозначность с самым базовым определением ФЗ — с понятием «животные». В трактовке биологов, это царство, объединяющее максимально широкий круг живых организмов. В трактовке законодателей, подзащитная среда отнюдь не стала инклюзивной: из-под охраны от жестокости изъяты сельскохозяйственные, промысловые, лабораторные животные и те, кто причисляется к «охотничьим ресурсам» и «аквакультуре». Иными словами, все, кому наиболее нужен пересмотр их прав: категории наиболее уязвимые и эксплуатируемые.
От слов к делу
Провозглашая гуманность и этичность в отношении одних, общество приемлет дискриминацию других. Так можно подытожить анализ современного российского законодательства в отношении животных. Но, вчитавшись в этот принцип более отвлечённо, мы сочтём его до боли знакомым, потому что уже не раз встречались с ним где-то ещё.
Например, при изучении Древней Греции. Аристотель в трактате «Политика» писал о рабах: «Если он стоит ниже себе подобных в такой степени, как тело ниже души или животное ниже человека, то он является рабом по природе, и для него же лучше быть в рабстве. Подобными людьми являются все те, кого судьба обрекла добывать себе средства пропитания при помощи своих физических сил и кто не имеет никакой возможности заниматься чем-нибудь лучшим». Сейчас подобный ход мыслей кажется диким. Но это не мешает нам до сих пор признавать античную цивилизацию просвещённой и ориентироваться на неё как на некий архетипный образец в ряде других вопросов.
Так же как в ХХ веке научно-технический прогресс и достижения философской мысли не помешали нескольким развитым странам попасть под влияние идеи, будто некоторые народы заведомо бесправны и другим в отношении их позволительно поступать как вздумается.
В основе национализма, расизма, сексизма и спесишизма лежит одна и та же суть: априорное допущение, что отдельные группы людей или животных подлежат дискриминации. Признак, по которому общественная мораль выбирает, кто попадёт в эти группы, варьируется, но общий принцип не меняется.
О рациональном обосновании «жертв», исключаемых из ограничений закона и нравственности, говорить не приходится, часто обычай обращения с той или иной категорией не поддаётся логике. Вспомним, что в Древнем Египте кошки почитались как священные животные. И этому — на первый взгляд положительному — фактору они были обязаны тем, что их разводили на специальных фермах в целях жертвоприношения. Известным примером священного животного нашего времени является статус коровы в Индии. Однако страна почему-то уже много лет лидирует по экспорту говядины... Как тем временем обстоят дела у несвященных кошек и коров в России? И тех и других содержат в домохозяйствах. Первым принято покупать всю их жизнь вкусняшки, игрушки и спальные домики, и никого не удивляют избалованные квартирные питомцы, на которых хозяин тратит по несколько тысяч рублей ежемесячно, не ожидая от них никакой самоокупаемости. Вторые дают молоко, и не даром в своё время крестьянские семьи называли бурёнок кормилицами: они кормят хозяев за то, что те кормят их. Но здравая мысль о благодарности этому животному и отправке его в пожилом возрасте на пенсию, а не на бойню никого не посещает. Мы готовы оплачивать жизнь кошек, которые не приносят экономической выгоды, но не готовы оплачивать несколько лет жизни коров, которые ранее экономическую выгоду годами приносили.
И законодательство лишь фиксирует то, что общество находит нормальным. Убить человека — преступление, которое карается уголовным кодексом. Убить бездомную собаку — преступление, которое менее строго, но тоже карается уголовным кодексом. Убить свинью не преступление.
Впрочем, путаницы добавляет и то, что животные классифицированы в законе не по биологическим видам, а по их социальным ролям, которые они, к тому же, в течение жизни могут менять. Если кролик сбежал со зверофермы и попал в добрые руки или, к примеру, был выкуплен из исследовательского центра каким-нибудь зоозащитником, он из животного промыслового или лабораторного эволюционирует в животное домашнее, и с этого дня на него уже распространяется ранее закрытая для него защита федеральным законодательством.
«Недомясо» и «перемясо»
Как именно предрассудки укореняются в сознании — отдельный непростой вопрос. Нас больше интересует, как они его покидают.
Наличие в обществе дискриминации — это его слабое место, но не показатель того, что оно совсем пропащее. И если современники Аристотеля сумели создать великую цивилизацию, хотя и отнюдь не сразу избавились от рабства, то и наше поколение движется по верному пути, пусть пока и не слишком быстро.
Современный мир обладает огромными ресурсами, для того чтобы обойтись без эксплуатации животных.
Завоёвывают рынок материалы, успешно заменяющие продукты животного происхождения. От натуральных кожи и меха полностью отказываются многие крупные бренды (Calvin Klein, Versace) и даже целые страны (Германия, приняв соответствующий закон, с 2017 года пришла к закрытию всех звероферм).
В экспериментах над животными всё меньше необходимости за счёт развития альтернативных методов тестирования продукции. В некоторых государствах запрещено использование животных при производстве косметики и бытовой химии, в других опыты in vivo пока сохраняются, но по крайней мере уже не являются единственно возможными и обязательными.
Год от года становится легче делать выбор в пользу этичности благодаря новым технологиям, движущимся в этом направлении. Не обошли они стороной и продовольственную сферу.
Пару десятилетий назад переход на вегетарианство требовал от людей, привыкших ко вкусу мясных блюд, некоторой силы воли и самоограничений. Теперь же так называемое «искусственное мясо» делает перестройку рациона максимально комфортной и безболезненной. Если сейчас широкому потребителю доступны блюда на основе растительного белка, то в обозримом будущем на масс-маркет выйдут и искусственно культивируемые продукты на базе клеток животных тканей. Уже был анонсирован успешный опыт создания курятины, для которой птице достаточно лишиться одного пёрышка, а не головы. И в то время как соевые котлетки консервативные приверженцы животноводства могут назвать пародией на мясо, то новые проекты выпускают продукцию, которая «мяснее настоящего мяса», потому что сразу мясом «родилась» — с правильным составом и вкусом, минуя стадии выращивания и убийства животного.
Когда лицемерие бывает полезным
Этичную продукцию можно приобрести как в специализированных заведениях, ориентированных исключительно на вегетарианцев (по той простой причине, что учреждены и возглавляются они тоже убеждёнными вегетарианцами), так и в обычных кафе и магазинах, где рады широкой аудитории.
Производители, которые наряду с натуральными шубами запускают линию одежды из экомеха, и рестораны, помечающие особым зелёным значком блюда без мяса в длинном и на 80% неэтичном меню, очевидно идеологии не имеют. Их задача — удовлетворять спрос и привлекать максимум потребителей ради процветания бизнеса. И если, чтобы не терять платёжеспособных клиентов, надо адаптировать под них часть ассортимента, им не важно, как именно. Раз в моде красный цвет — пусть будет больше красных вещей. Раз многие спрашивают cruelty free косметику — почему бы не закупить партию у бренда со значком в виде кролика.
На первый взгляд, такая позиция лицемерна. Но у неё есть два плюса. Во-первых, ресурсы предпринимателей не безграничны: чем больше средств под влиянием растущего спроса они выделяют на производство и дистрибьюцию этичных товаров, тем меньше финансов у них остаётся на неэтичные, а значит меняется процентное соотношение этих категорий на рынке. Во-вторых, хотя статистики и заверяют нас, что вегетарианцы составляют в обществе меньшинство, меньшинство это довольно влиятельно, если на него ориентируются как на отдельный экономический сегмент рынка, ради которого стоит выпускать специальные позиции.
Парадокс ветеринарии
Уровень этичности в обществе можно представить себе в виде шкалы, по которой распределены разные подходы к обращению с животными. И если внизу расположатся те, кто хладнокровно приемлет страдания «братьев меньших» ради выгоды людей, то на вершине разместятся те, кто, напротив, предлагает полностью пресечь все формы взаимодействия с животными и их одомашнивания, превратив, по сути, наше общество и фауну в два параллельных мира.
Достижим ли подобный «апогей этичности» и создал ли бы он благоприятную для всех модель?
Для сравнения рассмотрим более умеренные позиции, которые подразумевают запрет на причинение вреда животным при продолжении их участия в разного рода человеческой деятельности. Предположим, что они останутся задействованы в зообизнесе (зоопарки включая контактные, спектакли с элементами дрессуры, конный спорт и т.п.) и в сельском хозяйстве (получение молока и шерсти, пахотные работы и т.п.). При таком раскладе экономическая система не претерпит разительных потрясений. Когда продукцию убойного происхождения вытеснят гуманные альтернативы, рынок труда лишится только специалистов по убою. И, хочется полагать, люди, занятые в этом довольно небольшом в масштабах общества сегменте, в состоянии перепрофилироваться и обучиться чему-то ещё, кроме как отнимать жизни. Если же при этом не отменено содержание и разведение животных, то сохраняется востребованность профессий, связанных с заботой о них, с их воспитанием, социализацией, обучением: ветеринары, зоопсихологи, технические сотрудники по уходу, тренеры и дрессировщики, кинологи и т. п.
В настоящее время люди, решающие связать свою работу с животными, нередко попадают в идеологическую ловушку: специальности, которые могли бы быть самыми гуманными, на деле идут бок о бок с мучением и убийством. В детстве ребёнок мечтает уподобиться доброму доктору Айболиту. Повзрослев, для воплощения своей мечты он поступает на ветеринарный факультет… где его учат ставить опыты над живыми существами и контролировать качество изготовляемой из них продукции.
Признаем, что помимо страданий человечество приносит животному миру и что-то хорошее: медицинская помощь, создание среды, необходимой для размножения находящихся на грани исчезновения видов, увеличение продолжительности жизни слабых особей, обречённых на гибель в природе. Всецело отказавшись от контактирования с фауной, мы не только поставили бы под серьёзную угрозу собственный социально-экономический строй, но и животных лишили бы тех преимуществ, которые им способно дать проживание с людьми.
Оптимальная модель отношений между человеком и его «меньшими братьями» — это симбиоз. Многие из наших современников любят животных и потому не хотели бы избавлять от их присутствия свою жизнь. Конечно, любить кого-то означает думать о его благе. Но «человек разумный», сотворивший развитую цивилизацию, должен справиться сделать ради блага других видов что-то ещё, кроме как оградить их от себя. Прежде чем радикально устранять всякие точки пересечения людей и животных, давайте попробуем убрать из них всё негативное и посмотреть, что останется. Если ликвидировать бесправный статус, пренебрежительное отношение к здоровью и лишение жизни дискриминируемых сейчас особей, то мы получим именно тот идеальный мир, в котором цель ветеринаров — делать животным хорошо ради них самих, а не ради людей, которые затем воспользуются их телами.
Ценности — фундамент возможностей
У каждого человека есть некий внутренний ограничитель. В тех случаях, когда нам было бы проще соврать или, например, своровать, мы, видя такую возможность и понимая её выгоду, обычно воздерживаемся и предпочитаем поступить честно. Наши ценности для нас важнее.
Но бывают ситуации трудного морального выбора, когда человеку приходится поступиться с его ценностями, потому что в противном случае он предвидит слишком трагичные последствия для себя, своих близких и т. д. Следовательно, наличие этических ценностей само по себе не гарантирует возможность придерживаться их.
Общественное мнение для оправдания неэтичных, но удобных действий имеет привычку подменять понятие «сложно» понятием «невозможно».
Примеров вегетарианцев, которые прожили долгую, здоровую, полноценную жизнь, в истории слишком много, чтобы не звучал абсурдно тезис, будто без мяса прожить невозможно. Но, разумеется, в современном мире с его традициями употреблять мясо менее хлопотно, чем придерживаться рациона без продуктов убойного происхождения.
Десятки стран, где уже много лет отменены тесты косметики на животных, наглядно доказывают, что соблюдать безопасность при производстве продукции возможно без принесения в жертву лабораторных особей. Но государствам, по старинке проводящим опыты in vivo, легче следовать заведённому порядку, чем менять законы и закрывать виварии.
Для того чтобы новая модель прижилась в обществе, её функционирование должно быть не только возможным, но также удобным и выгодным. Однако в первую очередь требуется, чтобы в её основе были заложены соответствующие ценности. В противном случае, руководствуясь только коммерческим интересом и экономией трудозатрат, мир рискует скатиться в какую угодно безнравственность.
Возвращаясь к вопросу о перспективах формирования гуманного и этичного по отношению к животным общества, мы видим, что возможности для отказа от эксплуатации человечеством прочих биологических видов созданы уже в большинстве областей. В некоторых из них они к тому же стали не менее или даже более выгодными, чем использование животных. Что касается ценностей, они постепенно проникают в сознание, закрепляются в лексиконе, просачиваются в законодательство… И если нынешний курс будет продолжен, однажды — и не так уж не скоро — Земля встретит поколение людей, которые будут недоумевать, зачем интеллигенты ХХ века разводили на убой животных, так же как мы недоумеваем, почему столь великий мыслитель, как Аристотель, не усматривал ничего предосудительного в рабстве.
Проблематика статьи также раскрыта автором в научной публикации (см. стр. 53-62 сборника).