Явление 46. Паутина Татьяны.
- Не крючьте шею, сидите ровно - проблем с давлением меньше будет.
- Да я не крючу.
- Крючите.
- Да и Бог с ним, я старый, мне можно.
- Что вы такое говорите, папенька. Вы у меня в самом расцвете сил!
- Не болтай ерунды, Танечка.
- А вот и не ерунда, - обиделась дочь, - Чем вы, между прочим, занимаетесь?
- Я сижу у камина, дорогая, - честно признался Селиверстов, - А между тем Рихтера слушаю.
- Вот оно что. Для единственной дочери найдёте время?
- Конечно, возьми пуф, присядь.
- Только головные телефоны снимите. Как у вас дела на работе?
- Обычно, - меланхолично ответил Селиверстов, - Все как всегда.
- Даже несмотря на последние события?
- Не было никаких событий, Татьяна. Знаю, девочку ту жалко, но в масштабах города это не событие.
- Да как же так? У нас тут маньяк орудует, а вам и дела нет? - возмутилась она.
- Им занимаются, кх-м, соответствующие органы. Дело на особом контроле. Однако это ни имеет никакого отношения ни к жилищно-коммунальному хозяйству, ни к транспортной системе, ни к благоустройству, ни к внешне-экономическим торговым связям.
- Ну хорошо, ваша позиция как политика ясна, а что насчёт гражданской?
- А что с ней? Я простой русский чиновник, милая, откуда у меня гражданская позиция.
- У всех она должна быть.
- Мне деньги не за это платят.
- Что ж теперь, у нас все только за деньги?
- У «нас» - да, - твёрдо ответил Селиверстов.
- Понятно, - протянула Татьяна, подвесив паузу.
- Все же, - зашла она с другого края, - Меня эта ситуация как потенциальную жертву крайне беспокоит.
- Что ты такое говоришь, - заёрзал в кресле Селиверстов.
- То и говорю. Олю Тимофееву убили, Настюшу убили, а между прочим была ещё такая Маша Розгина, не забыл?
- А… - начал было Селиверстов.
- …ключевое слово «была», потому что что? Потому что ее тоже наверняка убили.
- Что ты сравниваешь, - начал оправдываться Селиверстов, - Маша, скорее всего, сама утопилась. Девица эта, Настя, просто пропала. А Ольга… - он запнулся, - А с Ольгой Бог его знает, что стало.
- Вот именно. Скорее всего, просто Бог его знает, что происходит в вашем городе.
Селиверстов молча смотрел на огонь.
- Ладно, я не за тем пришла, чтоб вас ругать, - вновь подступила Татьяна, - Я пришла к вам за отцовским успокоением.
- Это как же? - заинтересовался Селиверстов.
- Хочу вас попросить посодействовать тщательному расследованию, надавить на кого нужно. Дядю Витю прямо наизнанку вывернуть, только пусть дущегуба найдёт.
- Поверь мне, дядя Витя в поте лица всю неделю работает.
- Целую неделю работает в поте лица! Какой молодец! - не удержалась Татьяна.
- И не только он, - заметил отец.
- Ну пожалуйста, папенька, найдите же негодяя этого. Знаете, как страшно, когда друзья умирают! Да ещё и вот так…
- Могу только догадываться, милая. Все будет хорошо.
- А можно мне в дом Ильи Фёдоровича попасть? - в лоб спросила она.
Селиверстов поперхнулся:
- Это ещё зачем?
- Статью хочу написать об истории удивительной семьи Розгиных.
Селиверстов поперхнулся.
- Я вам зуб даю! Будет чисто Шекспир от журналистики!
Селиверстов поперхнулся.
- Что вы такое выдумали, Татьяна Михайловна?
- Я правда хочу написать такую статью. Интересно будет. Что-то вроде краеведческого очерка, но с нотками биографического эссе. Я хочу проникнуться атмосферой их дома, ну и понять чем они жили - какие книги читали, какие пластинки слушали, фотографии может какие найду и всякое такое.
- Милая, если хочешь знать мое мнение, я против. Розгины - это вообще не та тема, с которой стоит связывать свою жизнь, тем паче дом этот. Никому ещё в нем счастья не было. Вон хоть на дружка своего глянь - не успел вселиться, а уже в тюрьму попал…
Татьяна открыла было рот…
- …и там сгниет, уж поверь мне! Я не допущу, чтобы в нашем городе наркотиками торговали, и тем более чтобы моя дочь общалась с такими негодяями!
- Я поняла, вам более по душе, если доченьку на ремни пустят. Невиновного человека за пару грамм сгноить вы, значит, можете, а маньяка, который уже кучу молодых девочек на тот свет отправил, найти не хотите! Однако!
- А ну прекрати передёргивать, - занервничал Селиверстов, - Думай, что говоришь! И кому!
- Правда глаза режет, никак?
У Селиверстова заходили желваки.
- Я вас прошу помочь, успокоить меня, приложить все силы к расследованию. Прошу вас помочь написать шикарную статью для конкурса. Что вы мне даёте в ответ? Обещание сгноить невиновного человека в тюрьме? Может быть, оставите это электорату? Может быть, хотя бы дома будете вести себя как любимый отец, а не как депутат? - вскричала она.
- А ну тихо, - зашипел он, - Прислуга услышит!
- А то они не знают, на кого работают, - усмехнулась Татьяна.
- Мне не нравится этот разговор, - честно признался Селиверстов.
- Я пришла к отцу просить о помощи, ведь он такой сильный, он может, он сделает. Только похоже забыла конвертик занести, чтобы кумовство сработала, - и, вильнув хвостиком, выскочила из комнаты.
У Селиверстова обильно отошла злость, но выблевать ее было уже не на кого. Тем временем, Татьяна бесшумно взлетела вверх по лестнице, заскочила в свою спальню и закрыла дверь, навалившись, вслед за этим, на неё спиной. Глубоко выдохнула, удовлетворенно улыбнулась и проследовала к письменному столу.
Четверть часа спустя раздался робкий стук в дверь.
- Так что там за конкурс? - опустив глаза поинтересовался Селиверстов, когда, наконец, был допущен внутрь.
- Очень престижный, - повернувшись к отцу ответила Татьяна, - Одно участие чего стоит, а если хотя бы номинацию получу, любой журфак с руками-ногами оторвёт. Времени всего-ничего осталось, через две недели приём заявок заканчивается, а у меня одна вода, скелетик статьи. Мне плоть нужна.
***
- Маргарита Андреевна, а знаете ли вы, что мы с вами нового Шекспира родили?
- Рожала-то я одна, положим. А что такое? - Маргарита Андреевна не отрывалась от утреннего туалета.
- Это Картье? Хотите сегодня быть совершенно неотразимой?
- Хочу всегда, - ответила Маргарита Андреевна, любуясь ожерельем, лежавшим на столе.
- Позвольте, - Селиверстов взял украшение, накинул на шею супруги и аккуратно застегнул.
- Что тебе нужно? Не юли.
- За дочь пришёл похлопотать, Маргарита Андреевна.
- Так-так, отцовские чувства проснулись? Шёл двадцать первый год…
- Что вы знаете о конкурсе «Кобальтовая полоса»?
- Впервые слышу.
- Это конкурс журналистского искусства.
- Увольте, - рассмеялась Маргарита Андреевна, - Только в вашей среде столь обыденное ремесло может сойти за искусство.
- Дочь ваша, знаете ли, иного мнения, а она поди больше нашего с вами в журналистике смыслит.
- Наша дочь - запомни - вообще пока ни в чем не смыслит. Она ребёнок.
- Она вполне взрослый и разумный человек. В двадцать один год человек в состоянии отвечать за себя сам.
- Не в состоянии! Я в двадцать один за тебя, недотёпу, замуж вышла! О каком разумении может идти речь? Разве поступила бы я так сейчас, находясь в расцвете своей личности?
- Как бы там ни было, наша дочь видит себя в журналистике. Грядёт очень серьезный конкурс, она намерена участвовать, и я хотел бы принять в этом посильное участие.
- Вздор! Это пройдёт. Она получит лучшее заграничное образование, и журналистика - это последнее, чем она будет заниматься, уж поверь.
- Кем же вы ее видите?
- Графиней Монако.
- А если серьёзно?
- Я серьёзно.
- Не сию ли минуту изволите, чтобы она шла за графа?
- Браво! Очень смешно.
- Рита, ей нельзя запретить, ее нельзя уговорить и нельзя заставить. Можно лишь позволить пойти и обжечься самой.
- Это правда, этим она в меня. Жесткая стерва.
Селиверстов поморщился:
- Пусть поучаствует, обожжется, да быстрее на путь истинный встанет.
- Вот! Вот, Михаил Алексеевич, ведь можете, когда стараетесь: умом повеяло хоть.
- Она хочет написать биографический материал об истории Розгиных.
- Что?
- Про Розгиных статью.
- Спасибо, у меня со слухом проблем нет. Что за вздор?
- Вот именно! Неужели думаете, что про Розгиных можно написать такого, за что потом в любой институт без экзаменов берут?
Маргарита Андреевна молча хлопала глазами.
- Это очень престижный конкурс, участие в нем даёт серьёзные привилегии при поступлении, особенно за рубежом, они там такое любят.
- Это хорошо, - задумалась Маргарита Андреевна.
- Согласен, было бы чудесно, если бы она получила награду, но! Тогда она пойдёт на журфак, а нам с вами этого не хотелось бы, правда?
- Сомнительное предприятие, да, - подтвердила Маргарита Андреевна.
- Значит что получается? Она берет заведомо провальную тему, согласны?
- Да, - вынужденно кивнула Маргарита Андреевна.
- Выходит, если она с такой темой выиграет, нам будет проще устроить ее в Оксфордский…
- Гарвардский!
- Пусть будет! - горячо поддержал супругу Селиверстов, - А если она с такой никчемной темой провалится, вы сможете направить ее по тому пути, который сами считаете верным.
- Верно, - задумалась Маргарита Андреевна.
- Самое важное - завоевать ее доверие, ведь если она почует, что мы ей противимся, непременно выкинет какой-нибудь фортель. Поэтому я считаю, что мы должны оказать ей полное содействие, никоим образом не выказывая сопротивления, а дальше будь что будет, мы с вами в любом случае оказываемся в победителях.
- Не зря вы ничего в жизни больше не умеете, кроме как чиновничать, Михаил Алексеевич. Стелиться и болтать - ваша стихия. Какая от меня требуется помощь?
- У неё есть наброски статьи, там одна вода.
- Это она сказала?
- Я сам видел.
- Ужели? - удивилась Маргарита Андреевна.
- Она показывала мне сегодня, - напустив гордости ответил Селиверстов.
- Она никогда никому не показывает того, что пишет.
- Это не помешало вам прочесть ее стихи, - заметил Михаил Алексеевич.
- Я должна знать, чем занимается моя дочь на досуге.
- Как бы там ни было, она показала мне сама. Может быть, знала, что я буду обсуждать это с вами, и хотела дать мне какие-то доводы..
- Вы же не думаете, что это она в вас такая умная и сметливая?
Селиверстов закатил глаза.
- Нужно поговорить с Обществом, чтобы дали ей доступ в дом на пару часов.
- Вы с ума сошли? - возмутилась Маргарита Андреевна.
- Ничего особенного. Она осмотрит дом, выяснит, какие книги читали Розгины, какие картины на стены вешали, чем увлекались, как жили, может, пару фотографий сделает.
- Все, что он не успел продать, уже растащили, на что там смотреть?
- Да пусть посмотрит, Господи. Нам с вами какое дело? Пусть ребёнок развлекается. Не опиатами же баловаться она туда идёт!
- Типун тебе на язык!
- Ты поговоришь с остальными? Думаю, тебе не откажут, а я тебя поддержу, - пообещал Селиверстов.
- Ой! - махнула рукой Маргарита Андреевна, - Твой мышиный вес…
- Ну так что? - потребовал Михаил Алексеевич.
- Черт с тобой, - сдалась Селиверстова, - Чего не сделаешь для родной дочери.