Сначала позвонила Вячеславна. Долго рассказывала как пообщалась с заказчиком и как навтыкала по первое число - у него свадьба в москве, видать, пил без просыху, говорит, ждет большого поступления и уж после расплатится по-полной...
Сказал три "угу", пять "хорошо" и два "ладно".
Вообще, треп за невозможность оплаты-сейчас или возврат долга, поражает отсутствием всякой новизны - завтраки, вечные завтраки - должны перечислить, буквально вот-вот, понимаете, тут такое дело...
С просительно-вопросительными интонациями, понимательным выражением и унизительной психологией порядочного человека - круглыми, полными правды, телефонными глазами, деланным возмущением или притворным раскаянием.
Уборку делал наспех - смахивал, мылил, тер влажной, а сухой протирал насухо.
Покормил котов - еле дождались, ходили вокруг швабры, тянули хвосты и морды, Федя громко блажил, а Сема тихонько поддакивал, и вообще, оба изображали голодающих и несчастных.
Консьерж Витек весело помахал из-за окошка, но не было времени переброситься словечком, хотя обычно мы топим за спецназ или погоду, иногда за спорт или внезапные болячки - бывший десантник, и когда Андрюха попал в спецназ, активно интересовался воинскими успехами.
Улица шелестела листвой, грела солнышком и торопила машинками, а суд встретил новой формой у приставов - обещали к новому году другую, сказал тот, что постарше - деда мороза, спросил адвокат - кто знает, улыбнулся второй, лишь бы не снегурочек.
По коридорам сновали полузнакомые маски, деловито пробегали помощники и специалисты, и кто-то громко, на всю ивановскую, обсуждал чудо-лекарства.
Отзаседали наскоро - чего там, одно ходатайство. Судья улыбнулась, разумеется, из-под респиратора, буркнула "отложено" и мы вежливо распрощались.
Выйдя на воздух осознал системную ошибку - одежда, мать ее, опять не в масть - нужно было по-летнему, а я запарил зимнее - нет, чтобы глянуть наружу или в телефон, не угадал и приполз сваренным.
Контора встретила привычной тишиной, парочка голубей неподалеку сосредоточенно хрустела падшей оземь листвой, а во дворе мелкий гуманоид таскал за собой лампасно разодетого папашу.
Написал два письма, выставил акты и счета, проверил ящики и почты - оказалось, заметку про Камерные Петушки, трижды перепостили в Контакте, а главные действующие лица поставили жирные пятерки. Лепота.
Как будто не было и нет войны, и вдруг прилетело.
Умер Григорий Бочаров, Челябинский Шаляпин, Гриша. Скоропостижно.
Пишут, коронавирус. Второго октября отметил шестьдесят пять, и пожалуйста.
Были знакомы шапочно, не дружили и даже не приятельствовали. Несколько раз пересекались в кругу общих знакомых, мимоходом на баскетболе, а один раз побывал у него в гостях - слушали джаз и травили анекдоты под красное сухое.
Его творчество лежало в плоскости, совершенно противоположной моим пристрастиям - оперный бас, русская народная песня, вдо-оооль по Пите-еерской...
Веселый, большой, громогласно талантливый человек - песни, шутки, прибаутки и приколы. Остроумный, резкий на язык, мгновенная реакция, и за словом в карман не лез. Артист, балагур, тамада.
***
Потери и утраты, утраты и потери. Началось в шестьдесят пятом, когда умер деда Саша, и понеслось.
Вовка Добрынин, Элька, Мишка Бойко, Квят, Сашка, Петрович, Хейман, Динус, дед Митя и баба Поля, баб Сима и Луиджи.
Роберт Шрон, Даммеры, Павловы, Кербель, Жуков, Бокарев, феодосийская тетя Лиля и ленинградская теть Валя-блокадница.
Папа в две шестом и мама в две двенадцатом.
Какое тут творчество, откровения, письмо. Скорби и страхи - что ни день, то привет.
На западном фронте Беларусь, серднеазиатском - Киргизия, а в душе Карабах - здравствуй, племя молодое, незнакомое.
Осталось дождаться победы демократов в штатах и вздохнуть с облегчением - настало. Или настал, пришел, прибыл - три четырнадцать сто пятьдесят девять бис со звездой - экспонента, плато, свежие яды, цифровой юань, демократы и революции.
Короче, Камчатка.
В такую погоду метафизика прячется и нет никакой охоты вскапывать логосом фюзис. Нехай полыхает бытие, нехай себе высвечивает сущее или просто сквозит мимо, нехай за речью стоят контекст с подтекстом, а психология подсовывает разные личины - подчинимся склонению и поплывем без сопротивления и усердия, тяжелых испытаний или тягостных раздумий. Лехаим.
Когда человек говорит, мир просыпается. Нет, слушателю скорее не повезло, но мир восстает из небытия.
Слова, живые слова, которые тянут за собой остальное - язык и логос, галактики и микрокосмы. Всего одно слово "Я" способно разбудить вселенную, породить большой взрыв.
Актерство не профессия, хотя и профессия тоже, но главное, правильное удержание или смена маски. Одна, вторая, третья, десятая. Сын, друг, любовник, адвокат, инженер, спортсмен, гитарист, культурист, интеллигент, верующий атеист, рубаха-парень. Свой среди чужих и чужой среди своих.
Иногда компилируют, иногда распадаются на отдельности, но общий знаменатель один - сначала индивид, потом субъект и наконец личность. Желатель, соперник и должник.
И надо жить, каждый день, каждый божий день жить - и жить, и жить. Дышать вполную, грустить потерями и улыбаться солнцу, утру и снегу.
Я отвергаю три четырнадцать сто пятьдесят девять бис со звездой - в топку пи, в топку фальшивый мундир с погонами, в топку постылость, унылость и долженствование объективного.
Нам нужно небо - яркое, живое, зовущее, ибо без него жизнь превращается в рутину, привычку или калькулятор, на котором ежедневно сводится баланс прибылей и убытков, потерь и приобретений, слез и улыбок.
Любимые всегда, слышите, всегда живы - надо просто поверить в это, взять и поверить, без проверок и скепсиса, экспериментов или опровержений - знаешь, Зинка, я против грусти, но сегодня она не в счет, где-то, в яблочном захолустье, мама, мамка твоя живет*
* Строчка из стихотворения Юлии Друниной "Зинка"