Найти в Дзене
Дмитрий Тараторин

Отель сатаны

Христианин и мир. В каких они отношениях? Как эту реальность должен видеть христианин?

Святитель Игнатий Брянчанинов очень образно и доходчиво объясняет: «Я – "странник" на земле: странствование начинаю с колыбели, оканчиваю гробом: и странствую по возрастам от детства до старости, странствую по различным обстоятельствам и положениям земным. Я – «пришелец и странник, якоже вси отцы мои». Отцы мои были пришельцами и странниками на земле: вступив на нее рождением, они удалились с лица ее смертью. Исключений не было: никто из человеков не остался навсегда на земле. Уйду и я. Уже начинаю отшествие, оскудевая в силах, подчиняясь старости. Уйду, уйду отсюда по непреложенному закону и могущественному установлению Создателя и Бога моего.

Убедимся, что мы – странники на земле. Только из этого убеждения мы можем сделать расчет и распоряжение безошибочные для земной жизни нашей; только из этого убеждения можем дать ей направление верное, употребить ее на приобретение блаженной вечности, не на пустое и суетное, не на погубление себя. Ослепило и ослепляют нас падение наше! И принуждены мы насильно, в течение долгого времени убеждать себя в яснейших истинах, ненуждающихся, по ясности своей, в убеждении.

Святитель Игнатий Брянчанинов
Святитель Игнатий Брянчанинов

Странник, когда остановится на пути, в странноприимном доме, не обращает на этот дом особенного внимания. К чему внимание, когда он приютился в доме на кратчайшее время? Он довольствуется одним необходимым; старается не истратить денег, которые ему нужны на продолжение пути и на содержание в том великом городе, в который он шествует; недостатки и неудобства претерпевает великодушно, зная что они – случайность, которой подвергаются все путешественники, что ненарушимое спокойствие ожидает его на том месте, куда он стремится. Не привязывается он сердцем ни к какому предмету в гостинице, как бы предмет ни казался привлекательным. Не теряет он времени для посторонних занятий: ему нужно оно для совершения многотрудного путешествия. Постоянно углублен он в размышление о великолепной царской столице, в которую направился, о тех значительных препятствиях, которые должно преодолеть, о средствах, могущих облегчить путешествие, о разбойничьих засадах, наветующих путь, о несчастной участи тех, которым не удалось совершить этот путь благополучно, о счастливейшем положении совершивших его с желанным успехом. Пробыв нужное время в гостинице, он благодарит хозяина ее за оказанное ему гостеприимство, и, ушедши, забывает о гостинице или помнит о ней поверхностно, потому что хладно было к ней сердце его».

То есть, очевидно, что, воспринимая мир сей, как гостиницу, место временное и чужое, христианин не стремится перестроить работу ее менеджмента. Не может принимать всерьез любые попытки найти оптимальную управленческую стратегию, которой могут быть воодушевлены те, кто рассматривают этот отель, как «дом родной». А что же тогда Церковь? Это сообщество странников...

Когда христианин знакомится с любым «измом» (все равно национал- или либерал-) он не может не быть поражен фиксацией его адептов на мире сем. На некоем «благе», которое зачем-то надо обеспечить здесь и сейчас (в случае коммунистов всегда послезавтра) некой человеческой общности. Но как может быть воистину благом и воистину целью и смыслом что-то земное, если мы все умрем? И это обесценивает любое «благо».

Этим удивлением делился некогда с читателями Константин Леонтьев:

«А общее благо, если только начать о нем думать (чего, обыкновенно, говоря о благе и пользе, в наше время и не делают), что в нем окажется реального, возможного?

Это самое сухое, ни к чему хорошему, даже ни к чему осязательному не ведущее отвлечение, и больше ничего. Один находит, что общее благо есть страдать и отдыхать попеременно, и потом молиться Богу; другой находит, что общее благо это

— то работать, то наслаждаться всегда и ничему не верить идеальному; а третий — только наслаждаться всегда и т. д.

Как это примирить, чтобы всем нам было полезно (то есть приятно-полезно, а не поучительно-полезно)?»

Так было не всегда. Средневековье знало только одно благо – Спасение, жизнь вечную. Сейчас знают только временную, которую воспринимают (парадокс), как вечную.

Что же, из этого следует? Аполитейя, как рекомендовал совсем не христианин, но «человек Средневековья» барон Эвола?

Осмысленную христианскую позицию в мире сем можно назвать «реакционным» подходом. То есть, реагировать на то или иное явление, исходя не из догм любого «изма», а исключительно из своей христианской совести. Без всякой надежды на победу в «мире сем», но с полным осознанием своего долга сопротивляться до последнего разложению, деградации, оскотиниванию и осатанению окружающей реальности.

-2

То есть, христианин не может быть безучастным по отношению к тому, что творится в «гостинице». Должен свидетельствовать об Истине. Должен бороться (как – это опять же вопрос его христианской совести) с насилием и произволом. Но не должен никогда забывать, что управляющим отеля (в результате рейдерского захвата) издревле является сатана. А потому он не подлежит перестройке. Просто он однажды сгорит…

Мои книги можно скачать здесь: https://www.directmedia.ru/author_192118_taratorin_dmitriy_borisovich/