ТЫ ГОВОРИШЬ С РЕБЕНКОМ В ВЕЧНОСТИ
В очередной раз наблюдала вчера до боли затертую картину: ребенок падает в грязь, мать хватает его за локоть, а через секунду сотрясается в аффекте, нет, не потому что ребенок ушибся, а потому что он штаны замарал.
В какой бы точке мира ты ни оказался, везде всё как под копирку. Помню, как в Японии в Кавасаки мальчик лет четырех задел стойку газетчика на перроне, и часть газет свалилась на асфальт. Старик стал их спокойно поднимать. Вдруг мать схватила ребенка за грудки и стала трясти:
- Что ты наделал! Что ты наделал!
Ребенок зашёлся в рыданиях, а она продожала трясти его и орать:
- Проси прощения у господина! Проси прощения!
Спроси после припадка эту мать, что же это было? Разве ответит она честно: "Это был припадок".? Нет, никто никогда так не говорит. Эта японка ответила бы примерно то же самое, что всякая мать в любой точке мира: "Я хочу для него лучшего, а когда он не понимает, что я желаю ему добра, я выхожу из себя". Да, мое терпение лопнуло не потому, что оно только и ждет любого предлога лопнуть, ведь мое детство было ровно таким же. Нет-нет, просто катализатором были какие-то совершенно простые действия ребенка. Там внутри раны из детства превратились в гнойные нарывы, и все это гнойное месиво копошится внутри и разбухает, и раз от раза вырывается наружу, чтобы затихнуть на время, до следующего раза. И вот наконец, о боже, наконец он уронил стойку с газетами, чтобы мой рот снова превратился в огнедышащую пасть и обрел долгожданную возможность излиться этой гнойной лавой ярости.
Ах, как хочется верить, что вот сейчас ты, пользуясь властью старшего, выплеснул на маленького свой негатив, а потом это забылось и растворилось в ушедшем дне. Мы всегда говорим с ребенком в вечности. И отлично знаем, что не растворится. Не растворилось же в наших взрослых головах то, что у папы синели вены вокруг рта, когда он бил меня, 8-летнюю девочку, дневником по голове и орал, что я тупая тварь. Не растворилось же, как родители залезли в мой портфель, достали оттуда мою переписку с друзьями, и меня, 12-летнего мальчика, крыли матом за то, что я в переписке пользовался матом. Никто не устыдился того, что посмели влезть в мое личное пространство, что школа всегда была лучшим поводом войти в исступленный припадок. И никто не попросил за это прощения.
Мы ничего не забыли. Так почему, когда мы сами стали родителями, мы то и дело трусливо лопочем, что все забудется, ничего страшного, и вообще мы делали это из любви. Родитель упорно называет любовью свои изощренные издевательские выпады. А уж сколько слов хочется сказать о столь надёжном холодном оружии, как слово "мама"! Слово это с поразительным упоением швыряется в ход, как только нужны безоговорочно работающие рычаги манипуляций: "Или ты мать уже не любишь?", "Уже слово мамы для тебя ничего не значит?!", "Мама лучше знает, что для тебя лучше!". Но ведь если человек вдруг говорит о себе не от первого лица, а называет себя третьим лицом, разве это не признак расщепления личности?! Стало быть, я уже не вижу себя как себя, а вижу со стороны некую маму?! Если бы ребенок не был так легко распят этим ругательством "мама", если бы у него было осознание и силы спросить: "Что за беда случилась с тобой? Почему в моменты, когда ты испытываешь особенно одержимую жажду размазать меня моим чувством вины, то непременно начинаешь говорить о себе в третьем лице?!".
«… как слово наше отзовется»…. А оно отзовется. Непременно отзовется каждое наше слово. И сколько бы мы ни пытались искать себе дешевые оправдания, что я плевал слова-пули из неосознанности, я не ведал, что творил, я не думал, я не знал, и вообще это было давно и неправда… Слово отзовётся в любом случае, потому что каждое слово - гравировка на Душе.
С нами случилось то, что случилось. Прошлое было таким, каким было. Его не изменить. Но от него и не убежать. Потому что прошлое - это не выброшенная за борт устаревшая видеопленка. Это то, что является нами прямо сейчас, каждую секунду нашей жизни. Прошлое - то, что воспроизводится в настоящем и будет воспроизводиться и в дальнейшем по зловещему кругу, если продолжать сидеть в яме трусливого упрямства и малодушно делать вид: "Забыто всё то, что делали родители по отношению ко мне, и я не повторяю всё то же самое в отношении своих детей". Разве не было бы громадным шагом хотя бы начать с правды о том, что наше детство было калечащим? Ведь уже это больше не зажмуривание пугливых глазок, а смелый взор под лупой в то, что следует разглядеть. Сказать себе: "Да, моя психика больна, и мне необходима серьезная работа с этой психикой". Разве уже ЭТО не замечательный шаг к добрым переменам?!
http://yankovskaya.su/ty-govorish-v-vechnosti