Но в чем смысл слова святой? Не ради смелости или глупости выбрал его. И я никого не канонизирую — все проще. Святой бродяга — он аскет, он добр к окружающим и романтичен до мозга всех костей. Он прост.
Ничего не требует от других. Но любопытен и прекрасен сам по себе — вагабунд*; душа поэта. И он предан дороге. Всегда, даже в теплой постели — он мыслями там, в вечном своем пути, который начал когда-то и никогда не закончит. И я знаю, о чем говорю. Я в глубокой тоске.
Ведь сейчас, пока льется этот текст и я вижу, как собираются буквы в слова и далее-далее, ниже по строчкам, в абзацы — романтичные, потоковые умозаключения, без поденщины журналиста, но крайне художественно, крайне затянуто, крайне бессмысленно, но эмоциями полно — говорю о собственном пути путешественника.
Три ночи сейчас — начало понедельника. Утром редакция — утром начало недели. А я тоскую — мне хочется выйти на дорогу. Где нет правил, нет дедлайнов, нет строгих задач и обещанных наград, но все спонтанно. Спонтанно, как сейчас у меня в жизни: тянул с собственной колонкой в газете до последнего и сейчас сонный, пьяный усталостью, пишу.
Краткая справка
Я три лета по стране гулял. Проехал больше сорока тысяч километров автостопом с отключенным Интернетом на телефоне и без начального капитала. Почти триста дней дикой жизни: ел что попало, много ходил, долго искал способы добыть воду на юге страны, замерзал на северах и в сердцах Сибири. Заходил в города-миллионники и выходил на своих двоих, не пользовался общественным транспортом.
Играл на губной гармошке у метро, мылся и стирал одежду в речках и озерах нашей необъятной. Грузил в Березниках детские батуты, помогал армянам под Ростовом за фрукты и квас. Писал в придорожных кафешках, писал в палатке, на берегах, на скамейках неизвестных дворов в неизвестных мне городах, примечал разные акценты людей.
Подметал территории шиномонтажек за пачку сигарет и кофе, «метался кабанчиком» за еду, много раз мне деньги просто дарили. Я ночевал в незнакомых городах и пшеничных полях, на пляжах, под мостами, на кладбищах и в парках отдыха, на свалках и в христианских монастырях. Разбил палатку на Мамаевом Кургане, у Волги на Жигулевской ГЭС. Впридорожных кафешках стелил спальник на стулья.
Залезал в сады за вишней и сливой, днями не ел ничего, кроме сухарей и воды, а порой уплетал неделями только мясо. Люди обращались со мной как с бомжом или как с дорогим гостем — я многое испытал. Не нравился христианским монахам, ибо моя одежда была в пыли. Меня поили чаем и давали кров буддийские монахи, потому что моя одежда в пыли и я измучен дорогой.
Я пил природную минералку, видел оленей вблизи, боялся медведей, плавал в горных озерах, мылся под напором водопадов, ловил рыбу острогой, обошел весь берег Байкала, обучался буддизму у монахов — и дальше.
Замерзал в середине июля до полуобморочного состояния, разжигал огонь после дождя. Часами ждал, когда выспится дальнобойщик, чтобы уехать дальше. Меня кусали бездомные собаки, я видел сотни бродячих котов. Находил друзей в таких далеких краях, что даже не верится — жил жизнью, которая вдохновляла и захватывала. И писал, писал об этом, как пишутся дорожные дневники, и был попросту счастлив.
А сейчас я всего этого лишен. Не скажу, что счастлив, не нравится мне эта жизнь с работой-домом-работой-домом и стабильностью, пресловутой такой — взрослой. Хочу назад ребенка в себе, а он в системе мрет. Весной вернулся из путешествия, уже полгода прошло. Я думаю, через год завою по свободе еще пуще. Либо приму такую жизнь и превращусь в обычного взрослого человека.
Дикими тропами
Привычка путешествовать меняет людей. Когда попробуешь раз выйти на дорогу с сухарями в рюкзаке, переночуешь в спальнике на границе какой-нибудь деревни и поймаешь утром долгожданную попутку, что пытался остановить битый час, замерзая и жалуясь на холод, и получишь наконец это — испытаешь катарсис такой силы, что поймешь, о чем говорил Аристотель, рассуждая о перерождении.
Некоторые путешественники называют таких, как я, Гнидами. Это голодные бродяжные люди, вагабунды. Всегда с вдохновением, всегда с музой рядышком, и сил у них в запасе больше, чем кто-либо может подумать.
Это две разные вещи — пройти свой родной город, от края до края, на каком-нибудь променаде со своей девушкой под руку или пройти неизвестные тебе города с рюкзаком, в одиночестве — просто воздух там меняется...
Ты выбираешь дикарский вид путешествия, выбираешь стать Гнидой не потому, что беден. У тебя может быть достаток, у меня во время моих походов достаток был — небольшой, но я не голодал. Ты выбираешь путь Гниды, потому что чувствуешь, что не можешь назвать коробку на улице N своим домом, не можешь смириться со скукой и видишь свою жизнь отрезком о двух концах, и концы эти работа — дом, а сам отрезок — он стабильность.
Тропами в рай — самые важные ответы
Бывает, что одиноких странников, ребят, которые ушли из дома в поисках какой-нибудь тайны в своей душе, на рассвете дня (чаще поутру, когда те чистят зубы на своей импровизированной стоянке или готовят на костре кофе), только что отошедших ото сна, посещает резонная мысль: «Что я тут делаю?» Или как можно еще ее интерпретировать: «И что дальше?» Как я уже сказал, вопрос этот весьма логичный и довольно серьезный. Если он все же посетил странника, значит он (странник) переходит на новый уровень своего мышления: старые постулаты его жизни ослабевают, и в его сознании открываются пути, прежде засыпанные камнем. Сейчас поясню.
С самого начала времен до нас дошли две истины: «В одиночестве рождается мудрость» и «Путешествуй, дабы мудрость эту потом познать». Чаще всего познанию какой-нибудь мудрости мы открыты именно с утра, а точнее, в первые минуты пробуждения. В это время нашими мыслями еще не управляет дневной взгляд, и сознание наше чисто.
Следовательно — и я в этом полностью уверен — утро стоит начинать в той обстановке, которую нужно постичь. Нельзя врубиться в город, не переночевав в нем, так же как и не стоит уходить в лесные походы, не остановившись на ночлег под каким-нибудь деревом. В лес так не врубишься, а врубиться стоит. Наша монотонная домашняя жизнь с каждым годом засыпает проходы (в нашем сознании) камнем и каменной крошкой, за которыми находятся ключи к эфемерному счастью.
И их уже не откопать в привычной обстановке. Дабы стать снова счастливыми, нужно покинуть нашу зону комфорта и перетерпеть подобные вспышки вопросов «что же я тут делаю?!» в голове, ведь ответив на них и продолжив путь, мы в крайний срок почувствуем облегчение, и нам покажется, что все в нашей жизни идет правильно.
Эту мысль я записал в дневнике в то утро после ночевки под мостом, и даже сейчас я в ней уверен. Да и как можно в нее не врубаться теперь, если родилась она как раз под грохот тех самых разрушающихся камней, что перегородили мне ранее путь к чему-то сакральному, что я ищу...
Я хочу, чтобы вы почувствовали мое настроение — мое вдохновение сейчас. Пытаюсь текстом показать настрой свой поэтичный — хаотичный, журналистски-нелогичный.
Ведь подобные темы важны в жизни, и в специфике моей работы — уж точно.
Ведь в море бессмысленных новостных случаев каждый день, когда ты знаешь, что кто-то кого-то обманул, кто-то украл у кого-то, нужны прекрасные моменты вдохновения, и нужен человек, который приметит, что вчера кроны тополей над домами были еще желты, а вот ночью поднялся ветер и забарабанил дождь. Теперь деревья голы, листва лежит вдоль мокрых улиц, и ты осознаешь простую истину — время твое проходит, вчера умерла золотая осень, и серая осень уже почти здесь. И ты еще здесь...
Владислав КОНСТАНТИНОВ
* Вагабунд — человек без определенных занятий и постоянного места жительства (Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. — Чудинов А.Н., 1910 г.)
