12-часовые смены, армейская одежда и невероятные случаи выздоровления.
Медицинский журналист Ярослав Соколов взял интервью у тех, кто оказался «на передовой» борьбы с коронавирусом: врачей и неравнодушных волонтеров. Их трогающие до глубины души истории вошли в книгу «Узнать по глазам».
Делимся четырьмя рассказами медиков, для которых «красная зона» стала буднями.
Антон Родионов — доцент университетской клинической больницы № 1 Сеченовского университета. Сейчас — врач-инфекционист.
«В первые дни было тяжело. Довольно жесткий график: 12 часов — работа, 24 часа — отдых. Трудно, за сутки не успеваешь восстановиться. Плюс работа в этих костюмах. Респираторы, душно, все потеет, резинки давят, нос отваливается.
И с непривычки было тоже очень тяжело. Но человек ко всему привыкает. Сейчас я на ночном дежурстве могу даже поспать в респираторе. Появляется куча всяких лайфхаков, как сделать, чтобы тут не давило, там не терло.
Чтобы нас, одетых в полный комплект СИЗ, узнавали, пишем фломастером имена на костюмах. Или носим бейджики. Я ношу бейджик с фотографией. Это даже больше не для коллег, а для пациентов, чтобы они видели, как выглядит без маски человек, которому они доверили свои жизни. Это помогает им психологически во время общения со мной».
Станислав — врач больницы
«Сначала ты заходишь на пост охраны, проходишь шлюз, где тебе выдают носки, нательное белье, тапочки и наводят на лоб пистолет. Пистолет — моментальный измеритель температуры, но когда тебе что-то нацеливают на лоб — уже малоприятно, сразу понимаешь, что пахнет чем-то серьезным. Это шутка, конечно. Но доля правды в этом есть.
Впрочем, белье, которое нам выдают, оно тоже с намеком: на нем написано «Армия России»: свое белье из дома надевать нельзя, а у больницы нет нужного количества, вот и выдают то, что смогли найти. Итак, вешаешь ключ от шкафчика на шею и надеваешь СИЗ — защитный комбез, респиратор, очки, перчатки — две пары — и бахилы.
Дальше — «красная зона». Чтобы понять, что такое «красная зона», лучше всего представить себе аварию на Чернобыльской АЭС. Там была зона отчуждения, а здесь — «красная зона». Примерно одно и то же. Мы шутим, перефразируя фильм «Мальчишник в Вегасе»: все, что было в «красной зоне», остается в «красной зоне». Вроде как тот же мир, но там есть свои правила и законы. Входишь туда и... знаете, я вспоминаю, как в кино показывают выброс десанта с самолета: «Первый пошел... второй... третий!» — у нас так же примерно.
Меня сейчас многие спрашивают: как же вы там работаете? Расскажите, что там происходит. И знаете, надоело, что вдруг врачей стали считать героями. Будто до коронавируса у нас была легкая работа. Да у нас каждый день такой. Как медицинский заканчиваешь, так до выхода на пенсию каждый день и работаешь в таком режиме».
Галина, врач больницы
«Вот у тебя за час двадцать новых пациентов. У них коронавирус — заболевание, которое пока неподвластно ни врачам, ни ученым, так как никто не может объяснить, почему один умрет, а другой вылечится при одинаковом лечении.
Это как бой с тенью — ты ее догоняешь, а она еще дальше. Может быть, я несколько перегибаю палку, но именно такие эмоции и ощущения были в первые дни пандемии. К нам поступали очень тяжелые пациенты. Намного тяжелее тех, что привозили до эпидемии.
Помню, была пациентка, говорит: «Так все ничего, но одышка мучает». По рентгену у нее пневмония, сатурация, то есть насыщение крови кислородом, в пределах нормы. Одним словом, показаний к подключению на вентиляцию нет — просто кислородная маска. И вдруг буквально за минуту на глазах все показатели резко меняются в худшую сторону! Самое страшное, что сама пациентка-то ничего плохого не чувствует и жалуется только на небольшую одышку.
Сейчас все врачи — вирусологи. Неважно, кем ты был до, закончил медицинский — добро пожаловать на фронт борьбы с COVID-19. Вот тебе километровая инструкция — и в бой!».
Ольга — медсестра Первой градской больницы
«Первый наплыв зараженных был для нас кошмаром — их было так много и часто тяжелые: одышка, температура. Капаем внутривенно парацетамол. Час-два — их опять начинает лихорадить. Часто паникуют.
У нас совсем молодой парень лежал с одышкой, его лихорадило, он очень волновался, переживал и все время спрашивал: «Может быть, антибиотики какие-то другие надо мне назначить?»
Везде в СМИ идет информация, что люди умирают от коронавируса, и пациенты начинают паниковать. Представляете, какая прекрасная «добавка» для улучшения состояния.
А некоторые тяжелые прямо на глазах задыхаются, их везешь в реанимацию, а они просят: «Не надо меня туда! Я хорошо себя чувствую, все хорошо». А сами уже синюшного цвета. Конечно, начитались про врезанные трубки ИВЛ в горле, которые якобы еще и не помогают, а только мучают. Представляете, как смещены все представления у пациентов! И некоторые умерли, думаю, именно от такого настроя своего внутреннего.
Спасибо СМИ, в которых несколько месяцев не было никаких других новостей, кроме как про коронавирус и «легкие в труху». Лучше бы писали, например, вот о таких случаях. Один из первых пациентов у нас был мужчина лет шестидесяти, у которого одна сторона тела была парализована. Мы еще думаем, он-то где заразился? Ведь постоянно дома, казалось бы. Наверняка, родственники принесли или сиделка. Он к нам поступил в очень тяжелом состоянии: отказывался от еды, вообще не шевелился. Мы его переворачивали сами, так надо, чтобы легкие лучше работали. А через неделю он начал вставать, сам есть. Мы за него так искренне радовались! Ведь пугают, что как раз такие не выживают. А он выздоровел, выписался.
Или вот еще. Молодой мужчина. 75% поражения легких. Сильнейшая одышка. Разговаривал с нами и задыхался при разговоре. Но мотивация бороться, очевидно, у него была такая, что выкарабкался. Ну и мы ему, конечно, помогли. Что касается полного восстановления тканей, мне кажется, даже врачи еще не знают, что дальше будет. Минимум через полгода можно об этом говорить. Вирус такой коварный».
Еще больше о героях 2020 года, их переживаниях и опыте борьбы с вирусом читайте в книге «Узнать по глазам. Истории о том, что под каждой маской бьется доброе и отзывчивое сердце». Купить ее можно по ссылке.