Фантастика. Приключения. Параллельные миры.
***
Первая глава книги "Не больше трёх секунд" - здесь.
Предыдущая глава - здесь.
***
Это продолжение второй книги цикла "Там, где кончается время". Книга называется "Не больше трёх секунд". Предыдущая книга, "Идущие через Сельву" также есть на моём канале, по этой Дзен-гиперссылке.
***
Дни потянулись унылые, однообразные, тоскливые. Вначале Ант даже испытал облегчение. Окончилась череда изматывающих допросов, не нужно было гадать, что будет дальше. Закрытая камера давала ощущение защиты и неприкосновенности – никто не мог сюда войти, потребовать ответа на многочисленные непростые вопросы, выдвинуть обвинения.
Можно было спать целыми днями, лежать, глядя в потолок, и ни о чём не думать. Потом пришла пора активных исследований. Он тщательно осмотрел всю камеру, залез во все уголки, изучил всё, что возможно. Все сведения об устройстве своего последнего жилища и правилах существования в нём он почерпнул из просмотренного в своё время документального фильма, созданного для назидания и устрашения тех, кто замышлял преступления, и просто для любопытной публики.
Помещение, где ему предстояло провести остаток своих дней, представляло собой комнату около шести квадратных метров. Ант тщательно измерил шагами её длину и ширину, получилось четыре метра на полтора.
Вдоль длинной стены шло сплошное каменное ложе, накрытое толстыми, плохо струганными досками. На них лежал поролоновый матрас в чехле из прочного брезента, и плоская подушка, обтянутая таким же материалом. Дальше был стол в виде каменной тумбы, на котором стояла металлическая кружка для воды вместимостью около литра, ящик со скудным набором лекарств – обезболивающее, противовоспалительное, кровоостанавливающее.
Дальше, за тонкой металлической перегородкой находился санузел: вмурованный в пол каменный унитаз без сливного бачка, с наглухо прикреплённым стульчаком из толстого пластика, и две металлические трубы, выходящие из стены. Одна на уровне пояса, с загнутым книзу концом, и вторая, под потолком, снабжённая раструбом с дырками – душ. В полу санузла имелось сливное отверстие с решёткой внутри.
Всё оборудование было сделано из тяжёлого камня наподобие гранита, либо металлического сплава – прочного и, очевидно, нержавеющего. Никаких открывающихся крышек, петель, кранов и так далее. Всё логично – узник может прожить в камере долгие годы, а вход для ремонтников в неё не предусмотрен.
Противоположная длинная сторона камеры оставалась пустой и могла служить неким коридором для прогулок вдоль неё. В торце, под потолком имелись три круглых отверстия – трубы, вмурованные в стену, и забранные снаружи решёткой. Это были окна – для поступления в камеру света и воздуха. Противоположный торец представлял собой глухую стену из каменных блоков, залитых сверхпрочным монтажным раствором. Скорее всего, узников в бессознательном состоянии заносили внутрь камеры, а затем наглухо заделывали вход.
Внизу этой стены располагался длинный и узкий жёлоб, в который три раза в день подавалась еда. Раздавался звонок, автомат проталкивал внутрь лоток с пищей. Узник забирал плоские металлические тарелки, закрытые плёнкой, кружку с чаем или кофе, пластмассовые одноразовые вилки и ложки. Тут же нужно было положить в лоток посуду, оставшуюся от предыдущей трапезы. Металлический поднос уезжал в коридор, где освобождался от ненужных остатков. Действовало простое правило: получил завтрак – сдай посуду от ужина, иначе обеда не будет.
Иногда утром лоток, получив грязную посуду, возвращался с комплектом постельного и нательного белья, это значило, что сегодня после ужина воду дадут не на полминуты из крана, а минут на пять из душа – помыться.
Реже давали одежду – брюки, рубаху и куртку из тёмного материала. Иногда Ант находил новую упаковку лекарств, туалетную бумагу, мыло. В первые дни заключения он обнаружил в лотке ножницы для волос и щипцы для ногтей.
Вначале его удивило наличие подобных вещей. Это было странно – обычно руководство тюрем лишает своих постояльцев предметов, годных для самоубийства. Однако в данном случае налицо было именно такое садистски-равнодушное отношение: система не может убивать своих граждан, но сами они в полном праве делать это.
В общем, имелось всё для поддержания непритязательной жизни, больше похожей на растительное существование. Не было никаких стёкол на окнах, ставней и тому подобное. Вода из кранов всегда текла комнатной температуры, и в камере было довольно тепло. Где находилась тюрьма, Ант не знал, но, очевидно, что это место с одинаково ровным климатом, без резких потеплений или похолоданий.
Он тщательно, буквально по миллиметру исследовал всю камеру и убедился, что творцы этой тюрьмы создали систему, реально исключающую побег, как таковой.
Гранитные стены, полы и потолок метровой толщины, можно было ковырять ножницами не меньше десяти лет, только, чтобы выдолбить небольшую ямку. В окна, сливное отверстие и жёлоб для еды нельзя было не только пролезть, но и просунуть голову. А самое главное – полностью исключалась возможность контактов не только с внешним миром, но и внутренним пространством тюрьмы. Узник сидел в закрытом помещении, не выходил на прогулку, и даже не видел живых надзирателей – лоток с едой и вещами доставлялся в камеру роботами, при этом толстый камень не давал возможности перестукиваться с соседями.
Страшно было осознавать, что эта камера не откроется никогда – если узник умрёт, в отверстие для лотка заведут трубу, по которой начнёт поступать быстрозастывающий раствор, который похоронит и узника, и его жалкие пожитки, и малейшие надежды на лучшее…
После этого Ант всерьёз задумался о самоубийстве. Совершить такое можно было довольно легко. Имелись ножницы и щипцы, годные для того, чтобы вскрыть вены. Из простыни можно свить верёвку, привязать к трубе душа, соорудить петлю, и вуаля! На крайний случай существовала экзотическая возможность разбить голову о гранитные стены.
По зрелом размышлении Ант всё же отложил это решение до худших времён. Пока ещё он боролся с хандрой и безнадёжностью: восстанавливал в памяти свои научные статьи, работы оппонентов, даже устраивал подобие лекций и диспутов, выступая попеременно то от себя, то от научных противников.
При этом бывший профессор Ривер совершенно оставил попытки вести календарь. Делать отметки было нечем, он несколько раз сбивался со счёта, и вскоре махнул рукой. Какая разница, сколько времени прошло, если в его жизни уже никогда и ничего не изменится? Даже «банные дни» устраивались через различные промежутки времени, и по его глубокому убеждению, делалось это нарочно, как дополнительная пытка обитателей абсолютной тюрьмы.
***
Звякнул звонок, и в жёлоб просунулся металлический лоток с завтраком. Ант равнодушно выгрузил тарелки с едой, кружку со скверным кофе, ломтики хлеба в плёнке, затолкал в лоток использованную посуду. В первые дни он бросался к лотку, с нетерпением перебирая доставленную еду или вещи – всё ждал, что обнаружит какое-нибудь послание, уведомление о том, что дело пересмотрено, и его ждёт освобождение.
Когда стало понятно, что изменения в его судьбе не предвидится, он начал надеяться получить весточку от родственников, друзей, его бывших студентов, в конце концов. Но в какой-то момент с ослепительной ясностью осознал, что никаких писем не получит – он мёртв, официально, по всем документам и реестрам – мёртв. Пришло время тупого равнодушия и безысходности…
Он двинулся к столу, но вновь услышал звонок. На этот раз в лотке было чистое бельё и кусок мыла. Значит, сегодня банный день. Он поел, и улёгся на койку – за время своего заточения Ант научился спать много – и не только ночью, но и днём. Сейчас спать не хотелось, и бывший профессор просто лежал, иногда забываясь дрёмой, а иногда отдаваясь вялому течению мыслей.
После отдыха мистер Ривер позанимался гимнастикой: походил вдоль камеры, поупражнялся в поворотах корпуса и выпадах, сделал два десятка приседаний. Немного отдохнул, и занялся любимым делом: облокотился на стол, и стал громко читать лекцию по истории воображаемым студентам. Горячился, доказывал, отпускал убийственные комментарии. Как всегда, поклонился в конце, важно произнёс: «Благодарю за внимание, лекция окончена. Все свободны!». И добавил негромко: «Кроме меня, разумеется…»
***
Вскоре им овладела новая навязчивая идея, что в отверстия для воздуха, защищённые решёткой с довольно крупными ячейками, когда-нибудь залетит птица. Любая – голубь, воробей или какой-нибудь хищник. Ант регулярно оставлял часть хлеба, заворачивал его в плёнку и прятал под подушку, чтобы всегда было, чем угостить залетевшую гостью. Потом стал рассыпать крошки и ломтики по столу, ухитрялся даже забрасывать кусочки внутрь труб под потолком.
Мечтал о том, как будет с пичугой разговаривать, учить всяким фокусам, кормить остатками тюремного обеда. Стоя под «окнами», пытался чирикать, подражая воробьям, как делал когда-то в детстве. Всё было напрасно. Птицы или не водились в этой местности, или предпочитали не залетать внутрь сомнительных труб-окон. Никаких звуков снаружи не доносилось, и он не мог понять, есть ли вообще здесь птицы.
В этой тюрьме не было даже мышей. Впрочем, откуда здесь появятся мыши? Всё задраено наглухо, открыты только окна-трубы, да три раза в день в жёлобе для лотка с едой появляется крохотная щель. Нет, мышей ему не дождаться. А тараканы? Почему нет ни одного таракана? Он вспомнил, как будучи студентом, снимал с другом крохотную квартирку, на кухне которой эти рыжие разбойники царствовали безраздельно.
Студенты боролись с ними всеми доступными средствами, и однажды, после применения какой-то особенно эффективной отравы, тараканы частью погибли, а частью сбежали. Как радовались этому глупые мальчишки! Плясали весёлый канкан, орали похабные песни, и на последние деньги купили бутылку какого-то дешёвого пойла, которую благополучно прикончили вдвоём.
Но здесь никакой живности не было. Всё чаще Анту казалось, что вместе с машиной, раздающей пищу и одежду, идут специальные люди… нет, роботы, методично уничтожающие всё живое в коридорах, чтобы не дай Бог, к узнику не пробрался ни один несчастный таракашонок, готовый разделить с ним вязкое тюремное одиночество.
Теперь бывший профессор стал ждать раздачи еды возле жёлоба, и когда раздавался звонок, начинал орать в сторону коридора страшные ругательства на многих языках, которым научился у своих студентов. Облегчал немного свою душу, и втайне мечтал о том, что кто-нибудь услышит эти ругательства, обидится на них.
Верхом счастья для узника было бы получить при очередной кормёжке письмо с требованием прекратить хулиганить и угрозами наказания за это. Или пусть бы кто-то крикнул в ответ, обозвал его распоследними словами. Самым страшным, самым изощрённым издевательством было именно это полное игнорирование его, как живого человека. Он действительно был теперь мёртв, как и записано в свидетельстве о смерти, которое он может читать и рассматривать каждый день.
Но в один прекрасный день в его камеру залетела муха. Он проснулся утром от надоедливого жужжания, а затем почувствовал на лице щекотное прикосновение невесомых лапок. Чуть было не хлопнул себя по щеке, рискуя убить или покалечить неожиданную гостью. Вовремя спохватился, убрал руку. Рывком сел на койке, расплылся в улыбке: наконец-то судьба избавила его от одиночества!
Теперь надо приручить это крылатое существо, убедить его в том, что он не представляет опасности, наоборот, будет всячески развлекать, кормить и лелеять неожиданного друга. Нашарил на столе кусочек хлеба, который всё ещё оставлял для птиц, выскреб им дно кружки с остатками вечернего чая, вновь положил на стол.
Муха пожужжала немного, покружилась над столом и опустилась невдалеке от этого куска. Подбежала к нему, обхватила лапками, стала теребить. Ант с умилением смотрел на насекомое, бормотал какие-то нежности, даже прослезился немного. Очень хотелось погладить гостью, но он понимал, что вряд ли она позволит это сделать. Тогда он осторожно положил на стол открытую ладонь и стал ждать.
Муха полетала по комнате, села на стол, покружила немного и залезла на ладонь Анта. Она стала потирать передние лапки, словно умываясь, косила на него огромные телескопические глаза. Он провозился с мухой целый день, сделал для неё крохотную кормушку из пластиковой упаковки лекарства, набил крошками от обеда, залил сладковатым чаем.
Засыпая вечером под прерывистое жужжание, улыбался во сне. А утром нашёл несчастную муху лежащей на столе лапками кверху, и не подающей признаков жизни. Значит, это оказалось правдой. Бездушные хозяева тюрьмы уничтожали всё живое в ней… кроме узников, которые и так были мертвы. Ему не дадут завести себе друзей, убьют любое существо, посмевшее нарушить запрет на общение с живыми на самом деле, но мёртвыми по закону узниками.
Какой тогда смысл в дальнейшем нелепом существовании, пародии на жизнь в бездушном вакууме, где он живёт только своим воображением? Ант Ривер, бывший профессор истории, а ныне узник камеры смертников, стал готовиться к настоящей смерти.
По зрелом размышлении он отказался от идеи вскрыть вены щипцами для ногтей или ножницами для волос. Когда-то он прочитал, что делать это надо умеючи, резать вену не поперёк, а вдоль, и желательно лёжа в тёплой ванне. Если сделать что-либо не так, то рана может затянуться, кровь перестанет вытекать, и придётся либо снова кромсать жилы тупыми ножницами, либо валяться на полу, не имея сил подняться и забинтовать истерзанные запястья.
Нет, куда лучше петля. Ему как раз выдали комплект относительно новых, крепких простыней. Если разорвать одну из них вдоль на три части, то можно сплести довольно прочную верёвку. Он весит не так много, и верёвка не должна порваться. Привязать её одним концом к трубе душа (она прочная, выдержит), на другом соорудить петлю, намылить её, встать на унитаз и спрыгнуть вниз. Да, ещё рассчитать длину, чтоб ноги не доставали до пола.
Если подготовиться правильно, вдумчиво, не спеша, дело должно закончиться быстро. Это лучше, чем гнить заживо неизвестно сколько и зачем.
Он тщательно измерил все расстояния, длину простыни и свой рост. Надо будет взять поправку на то, что импровизированная верёвка может растянуться, а также на слепой инстинкт самосохранения, который заставит его ноги тянуться к спасительному полу. Получалось, что если привязать верёвку к трубе, и оставить над петлёй совсем немного длины так, чтобы не упереться в эту трубу головой, то выходило в самый раз.
Унитаз находится чуть в стороне, когда петля затянется и он с него соскользнёт, то не сможет забраться обратно. Да, скорее всего, придётся пережить неприятные моменты, когда он начнёт задыхаться, но это надо перетерпеть. Что ж, нечего откладывать, надо совершить своё дело сегодня же ночью.
Ант сорвал простыню с койки, разметил ширину на три части. Надрезал ножницами и разодрал на ровные полоски. Стал аккуратно сплетать верёвку самым простым методом косички, завязав узел в начале плетения. Когда дошёл до конца, завязал такой же узел в конце. Старательно изготовил скользящую петлю. Привязал свободный конец к трубе душа, ещё раз прикинул все расстояния. Да, всё должно получиться, как он задумал.
Ант устало потянулся, распрямил затёкшую спину. Раздался звонок – ужин. Почему-то захотелось поесть в последний раз. А что, ведь в те времена, когда преступников реально казнили, они имели право заказать себе последний ужин.
Он вынул из лотка тарелки и кружку, сел за стол, начал есть. Внезапно навалилась усталость, и Ант подумал, что после ужина можно будет немного прилечь – он привык много спать, а сегодня днём не прилёг ни разу, и теперь организм требовал отдыха.
Ладно, он ведь сам себе и судья, и палач, петля от него никуда не уйдёт. Ант с непонятным для человека, готовящегося умереть, удовольствием доел свой ужин и растянулся на привычном ложе, прямо на голом матрасе, не раздеваясь. Сладко зевнул, и провалился в глубокий сон…
Среди ночи, не то проснувшись с тяжестью в голове, не то продолжая спать на ходу, он добрёл до унитаза, забрался на него; ватными, непослушными руками натянул на шею предварительно намыленную петлю, соскользнул вниз и забился в страшных конвульсиях. Горло сдавила неумолимая рука, он попытался скрюченными пальцами растянуть петлю, скинуть её с шеи.
Но вскоре конвульсии стали слабее, уже не ощущалась нехватка воздуха, в голове прояснилось, боль ушла. Стало тепло и даже уютно. Он открыл глаза, увидел мечущееся пятно яркого света, какие-то фигуры, похожие на людей. «Наверное, это рай, ведь не могут безвинно пострадавшего, пусть даже самоубийцу, отправить в ад! Зря я при жизни не верил в загробный мир, вот и ангелы тут, и я умер, и теперь всё будет хорошо!»
***
Окончание по этой Дзен-гиперссылке.
***
Вторая книга цикла, "Не больше трёх секунд" опубликована и продаётся здесь https://andronum.com/product/sorokovik-aleksandr-ne-bolshe-treh-sekund/
А первая книга цикла, "Идущие через Сельву" продаётся здесь: https://andronum.com/product/sorokovik-aleksandr-idushchie-cherez-selvu/
Я выкладываю свои книги на Дзене абсолютно бесплатно, но по частям, с промежутками, таковы условия публикации в свободном доступе. По ссылкам выше можно приобрести электронную версию книги с красивой обложкой и полным текстом, по цене менее 200 рублей.
***
С приветом, ваш Ухум Бухеев