"Ты любишь всё горькое, - говорил он мне, - в будни горький чёрный кофе и горький чёрный шоколад, в праздники - "горькую". Он верно это заметил, я всегда отдавала предпочтение тому, что горчит, и в пище, и в напитках, и даже в отношениях. И даже моя любимая фраза для начала любого разговора всегда звучала так: "Мне горько от того, что я..."
Так вот, мне горько от того, что я не осталась с ним. Навсегда.
Это сейчас я понимаю, что он не просто на меня смотрел – он меня видел. Он не просто меня слушал – он меня слышал. Он не просто меня любил – он понимал меня..., как самого себя.
А я... была слишком занята своими мыслями, мечтами, фантазиями. Я его не замечала. Он просто был в моей жизни. Был так, как у каждого человека есть голова, руки, ноги...
А он... В вечно полуобморочном состоянии от любви ко мне, он переходил все рамки, все границы, все табу. Мужчине нельзя готовить завтраки, обеды, ужины? А он (всем моим подругам на зависть!) варил, жарил, парил, пёк еду для нашей "зыбкой семьи".
Определение "зыбкая семья" придумал он, пытаясь объяснить мне, почему я должна родить от него ребёнка: "На стуле с двумя ножками долго не усидишь, устанешь и упадёшь", - говорил он. А я... отвечала, что совсем не готова взвалить на себя ответственность "за себя и за того парня". А он продолжал убеждать. А я продолжала отшучиваться.
А он... мыл пол в нашей маленькой квартирке, доставшейся ему по наследству от бабушки, нисколько не гнушаясь выполнением "не мужской работы". Он вообще практически все бытовые хлопоты взвалил на себя, стараясь показать мне "личным примером", что семья – это "не обязанности", это "доставление радости любимому человеку". "Знаешь, как мне приятно, когда ты надеваешь чистое платье, которое я для тебя постирал и погладил?" – говорил он мне. А я (про себя, разумеется!) морщилась: не мужчина – тряпка, подкаблучник!
Ну, согласитесь, разве "нормальный мужчина" откажется от того, чтобы иметь любовницу?! А он её не имел! "Потому что мне вполне хватает тебя", - говорил он с плохо скрываемой нежностью в голосе. Он пил меня. До донышка. Он ел меня. Глазами.
А ещё он рассказывал мне, что нужно сделать, чтобы человек влюбился в тебя. Окончательно и бесповоротно. И, главное, он об этом не только говорил, он это делал! Пытаясь приучить меня к мысли, что из него и меня может получиться вполне приличная семья.
А я... внимала каждому его слову. И запоминала. Чтобы проверить, работает ли придуманная им теория на практике. Он говорил. Я проверяла. Проверила с одним. Не сработало. Проверила с другим. Мимо. Проверила с третьим, четвёртым, пятым... Ох, сколько их было, тех, с кем я проверяла "правила", придуманные тем, с кем я жила, не замечая ни его любви ко мне, ни его самого.
Стерва!
Стерва?
Стерва...
И, главное, правила были такими простыми! Раздели с человеком воду, пищу и кров. Раздели с ним утро и день, вечер и ночь, землю и небо, ветер и облака, реки, моря и озёра, дождь и снег, жару и холод. Всё, что у тебя есть, раздели с ним. С ним одним...
А я... понимала эти правила, но "по-своему". Теперь я понимаю их так, как понимал их он. Но мы уже не вместе. К сожалению.
Меня обуревало желание попробовать всё в этой жизни. И я пробовала. А он ждал, когда я "перебешусь". Ждал долго и терпеливо. А потом... "сдался", сказал, что больше не может смотреть на то, как я убиваю себя, своё тело и душу, и поэтому он уходит. Он оставил мне квартиру, доставшуюся ему по наследству от бабушки и, действительно, ушёл.
Потом он снял квартиру. Уволился с работы. Открыл свою фирму. Женился. Родил детей. Завёл любовницу. Она родила ему ребёнка. Потом ещё одну любовницу, и ещё одну... Он стал "крутым". Во всех отношениях. Как я и хотела тогда, когда жила с ним, не замечая ни его самого, ни его любви ко мне.
Он рассказал мне о том, как он теперь живёт, когда я пришла устраиваться на работу в фирму, директором которой оказался... он.
"Ты всегда любила всё горькое, - сказал он мне после краткого пересказа его жизни в "эпоху после меня", - теперь у тебя даже взгляд... горчащий".
Я попыталась "подсластить" горчинку в своём взгляде, сказав, что рада за него, что горжусь его целеустремлённостью и умением достигать поставленных целей. Но он заметил мою плохо замаскированную горечь. Он всегда видел меня насквозь. Как рентген...
И тогда он сказал: "Не сожалей об упущенных возможностях". И тогда я заплакала. А он протянул мне носовой платок и сказал: "Не плачь. Этим меня теперь всё равно не проймёшь. Не верю я женским слезам. И женщинам вообще не верю. Думаете одно, говорите другое, делаете третье. Цените тех мужчин, которые вами не дорожат. Унижаете тех мужчин, которые вас боготворят. Но... тебе я благодарен. За то, что научила меня тому, как обращаться с женщинами, чтобы быть желанным. Ты оказалась права: чем больше горечи доставляешь женщине, тем сильнее она тебя любит, тем сильнее боится тебя потерять".
"В этом наша ошибка, - сказала я, - сначала мы учим мужчин быть козлами, а потом жалуемся, что нарвались на очередного "такого же". Интересно, откуда бы взялся "другой", если все мужчины проходят через наши, женские руки?"
Вот и вся история. Закончилась она тем, что я... работаю в его фирме. Но мы не любовники. Потому что у него есть всё, чего он хочет от жизни, а я (конечно, пока безрезультатно!) пытаюсь доказать, что не такая уж я и стерва. Да, я повзрослела и поняла, что к человеку нужно относиться так, как ты хочешь, чтобы он относился к тебе. Но это "теория". Потому что "на практике", то есть в жизни, всё происходит совсем не так. Тех, кто нас любит, мы избегаем, а те, кого любим мы, избегают нас.
"А семья – это, как в бизнесе, всего лишь договор между мужчиной и женщиной: ты – мне, я – тебе, - сказал он, когда я спросила его мнение по поводу создания и сохранения семьи, - и если одна сторона нарушает договор, вторая вправе его расторгнуть".
Анжела