Культура халифата по праву считается одной из самых «книжных». Арабы не просто любили книги – они создали из них настоящий культ. Поэт и вазир Фатх ибн Хакан ни одной свободной минуты не проводил без какой-нибудь книги, которую таскал с собой в рукаве и читал даже в уборной. Известный филолог Сагляб зачитался на улице книгой, попал под лошадь и погиб. А когда в Рее разграбили дворец халифа аль-Мутаваккиля, тот больше всего радовался тому, что уцелела его библиотека: «Все потери можно возместить, кроме этой!»
Рассказывают, что персидский астролог аль-Балхи однажды отправился в паломничество в Мекку и, добравшись до Багдада, зашел в местную библиотеку. Просидев там с утра до вечера, он решил остаться в ней навсегда, не в силах расстаться с открывшимися ему сокровищами мудрости. «Он забыл про хадж и про ислам», – с грустью сообщал его биограф.
Переписчики
Вся мусульманская учеба в халифате была основана на книгах и отчасти заключалась в их переписывании. Считалось, что нельзя усвоить книгу, не переписав ее или не выучив наизусть. Это делали не только ученики, но и крупные ученые, историки и богословы. Один ученый переписал столько книг, что их хватило на четыре книжных шкафа. Другой переписывал по 80 страниц в день. Но и это был не предел – философ Ибн Ади побил все рекорды, переписывая по сто листов в день.
Профессиональными переписчиками становились не от хорошей жизни. Это был тяжелый и неблагодарный труд, которым занимались в основном рабы и бедняки. Многие ученые и богословы в молодости были вынуждены зарабатывать перепиской книг. Некоторые занимались этим только в первой половине дня, чтобы обеспечить себя пропитанием, а вторую посвящали учеными занятиям.
Переписчики занимали низший ранг в иерархии учености. Их считали поденщиками, которые из-за своей бесталанности вынуждены работать за гроши. Платили за такой кропотливый труд совсем немного – по дирхему за лист. Изготовление рукописных копий называли «злосчастным ремеслом», жаловались, что это жалкое и проклятое занятие, которое не дает «ни куска хлеба для жизни, ни савана для смерти». Отчаявшиеся копиисты мечтали, что избавятся от этой каторги хотя бы в раю, где им больше не придется переписывать ни строчки.
Переписчики иногда превращались в книгопродавцев – таких называли варраками (от «варак», лист). Они держали лавки с канцелярскими товарами и одновременно торговали копиями книг, которые сами же снимали с хранившихся у них оригиналов. На базарах существовали целые ряды варраков, где можно было купить практически любую книгу. Здесь собирались поэты, любители словесности и библиофилы, желавшие приобрести какой-нибудь редкий экземпляр. Варраки, в свою очередь, старались раздобыть необычные раритеты, свежие новинки или книги с автографами знаменитостей.
Иногда переписчик, продавец рукописей и даже сочинитель могли быть одним и тем же лицом. Филолог ас-Сиджистани не только изучал книги, но и сам продавал их на базаре. Некоторые торговцы работали агентами знатных и богатых лиц, странствуя по городам и собирая книжные коллекции для своих клиентов. Другие просто разъезжали по стране со своим бумажным товаром, предлагая его ценителям и знатокам. Таких людей называли даллалами, одним из них был знаменитый географ Йакут аль-Хамави.
Во времена джахилии арабы передавали свои знания устно, полагаясь только на собственную память. После появления письменности эта традиция не исчезла и обрела новое дыхание в хафизах – хранителях, «людях, знающих наизусть». Хафизы продолжали носить знания в своей памяти, но запоминали не древние поэмы и устные сказания, а опубликованные книги. Это были «ходячие библиотеки», помнившие множество разных трудов и текстов, как религиозных, так и светских. Человек, знавший книги наизусть, пользовался уважением в обществе и почитался так же, как ученый: считалось, что тот, кто запомнил книгу, тем самым овладел и ее смыслом.
Библиофилы и библиотеки
Книги был недешевым удовольствием. Особенно ценные экземпляры стоили очень дорого – до 10 тысяч дирхемов (столько заплатили за знаменитую «Книгу песен» аль-Исфахани). Крупные библиотеки уходили за астрономические суммы – 500 тысяч дирхемов и выше. Коллекцию кордовского судьи Ибн Футайса, помешанного на книгах и покупавшего все, что имело хоть какую-то известность, продали за 40 тысяч золотых динаров. Существовали целые семьи библиофилов: трое сыновей Ибн Шакира, как писал историк, «до крайности были одержимы желанием приобретать книги по наукам древних, расточали ради этого все милости и преодолевали любые трудности».
Количество книг в библиотеках было так велико, что их измеряли верблюжьими вьюками. Например, халиф аль-Мустансир передал в основанную им библиотеку в Багдаде 160 верблюжьих вьюков книг (около 80 тысяч томов). В это время крупнейшие библиотеки Европы содержали в лучшем случае несколько сотен томов.
Кроме Багдада, знаменитые библиотеки существовали в Дамаске, Халебе, Каире, Кордове, Бухаре, Нишапуре, Мерве, Рее. Часто они погибали при пожарах или во время нашествий. Некоторые из них потом восстанавливали, другие исчезали навсегда. Сеть более мелких библиотек покрывала практически весь мусульманский мир. Книжная культура была распространена повсеместно, везде находились свои знатоки и любители, собиратели, меценаты, авторы и переписчики.
Как выглядела книга
В халифате существовали уникальные книги, создававшиеся как произведение искусства. Например, послание к кордовскому халифу было написано золотом на небесно-голубой коже и убрано в роскошный футляр из чеканного серебра, украшенный портретом из цветного стекла и завернутый в драгоценную парчу.
Однако большинство арабских книг внешне выглядело довольно скромно. Обычно листы рукописи заключали в неброский кожаный переплет с картонной крышкой, украшенной простым геометрическим орнаментом (звезды, квадраты или ромбы) и круглым или миндалевидным медальоном в центре. Первую страницу книги или раздела украшали декоративной заставкой – так называемым унваном – в форме расписанного красками купола, а заголовок выделяли крупными буквами.
На этом все украшения заканчивались: дальше шла только белая бумага и простой прямоугольник текста, иногда заключенный в рамку. Не было никаких абзацев, заглавных букв, красных строк и даже знаков препинания: только в конце главы или большого куска текста ставили красивые звездочки, кружочки, треугольники или сердечки, выведенные цветной краской или золотом. Номеров страниц тоже не было: арабы считали в книге не страницы и не листы, а куррасы – блоки по 10 или 12 листов.
Самой красивой частью книги считалось само письмо. Ему уделялось все внимание, в него вкладывалась вся тонкость, вся сила книжного искусства. Арабская вязь, писавшаяся справа налево или сверху вниз, была красива сама по себе, а усыпанная множеством диакритических точек, надстрочных и подстрочных знаков, которые громоздились в несколько ярусов вместе с витиеватыми хвостиками связывающих буквы окончаний, она напоминала сложную и изысканную вышивку на восточном ковре.
Правда, чаще всего все эти знаки, уточнявшие значение слов, просто опускались, поэтому текст становился многозначным и расплывчатым, допускавшим множество разных толкований. Филологи утверждают, что арабская книга содержит только 75 процентов смысла, а остальное додумывает читатель.
Мастера каллиграфии доводили красоту букв до совершенства, по-своему расставляя точки, меняя толщину букв, ширину строки и пр. Существовала официальная номенклатура почерков, принятая у чиновников. Самым популярным был почерк насх, которым переписывались суры из Корана. Появление нового красивого почерка воспринималось как важное событие, а его авторы превращались в знаменитостей.
Не меньшее, если не большее значение имел инструмент, которым писался текст. Это был калам – тростниковая палочка, очищенная от коры и раздвоенная на одном конце. Мусульмане назвали его «вторым языком» и считали, что калам – одна из первых вещей, созданных Аллахом. Каллиграфы придавали своему каламу не меньше значения, чем японские самураи – боевому мечу.
Изготовление калама требовало особого искусства: правильного выбора тростника, мастерства очинки, умения должным образом расщепить кончик палочки и отшлифовать ее поверхность. Каждый уважающий себя писец делал калам сам, сохраняя в секрете свои приемы. «Люди пера», чиновники и ученые, почти не расставались с каламом, таская его с собой вместе с чернильницей в особом футляре – каламдане.
Книги арабов делались из бумаги, что в то время было новостью. Как известно, секрет ее изготовления арабы переняли у китайцев. После этого она еще лет двести производилась только в Самарканде, и лишь к X веку бумажные фабрики появились в Сирии, а еще позже – в Египте и Испании.
По китайскому рецепту бумагу делали из льняного и конопляного тряпья, смешивая его с известью и размалывая на мельнице или в ступе. В получившуюся массу добавляли крахмал и образовавшееся тягучее сырье вычерпывали сетчатыми рамами, расстилая тонкими слоями для сушки. Потом высохшие листы снова смешивали с крахмалом и глянцевали, делая их тонкими и безупречно гладкими. Так получалась бумага, на которой написаны почти все известные нам книги мусульманских авторов до XV века.
Чернила для книг делали из чернильного ореха и сажи, смешанных с яичным белком, камедью, медом, сахаром, индиго, хной и другими ингредиентами. Потом их ароматизировали мускусом, розовой водой и шафраном.
Книг в империи ислама насчитывались миллионы. Сейчас в мире известно около шестисот тысяч арабских рукописных книг, включающих больше ста тысяч произведений.
© Владимир Соколов
Мои книги на портале «ЛитРес» и в издательстве "Ломоносовъ":