И какие же? Видимо невидимо, нет никаких. Строго говоря, с точки зрения когда- то так называвшейся, формальной логики, свобода невозможна, просто и не просто потому, что вся такая логика, это логика необходимости. Пусть бы как раз и модальная логика, и могла бы содержать только операторы возможности, среди которых модальность необходимости в виде такого оператора, могла бы отсутствовать, стараниями прежде всего Лукасевича.
Может быть, но не в правилах вывода. Даже диалектика такова. Необходимость ведущая категория в противоположность случайности. Та, только резвиться на ее поверхности, сама есть поверхность необходимости. Хорошо быть на ней, если это поверхность, сплошь поверхность счастливого случая, но и в этой ситуации может быть много долгов, кроме такого счастья.
Простейшие соотношения. Исходно свобода не может быть, ни случаем, ни необходимостью, просто и не просто потому, что тогда, это случай или необходимость. Идея свободы не тождественна иным идеям, и прежде всего, идеям модальности логики и таким ее категориям, как необходимость или случайность. Но кроме того простого и не простого обстоятельства, что операторы модальности, это скорее необходимость и возможность, свобода была бы вообще непознаваемая, если бы не имела свойств, что могли бы находиться хоть каком то отношении к модальностям в логике, просто и не просто потому, что модальности, это видимо, 1. ближайшие категории логики, что подходят к свободе, 2. познание не может не иметь отношение к разуму, 3. тот, к логике. Видимо эйдос свободы, это возможность. То, в чем свобода относиться ко всему иному, кроме себя самой, идеи, это возможность. Коль скоро, возможность может быть шире действительности, и не в пример Канту, и таким еще образом,- что действительно, то возможно,- резонно спросить, каким же образом свобода может быть действительна? Коль скоро, в виде мысли или идеи, свобода может иметь отношение к чему либо иному и, прежде всего, к действительности только, как возможность. Движение, это ближайшим образом пример свободы и, прежде всего, свободное движение, коль скоро, движение, это действительность возможности, как и вообще изменение. И в этом можно усмотреть явный круг в вопросе о том, как возможна действительность свободы. Свободное движение должно быть уже свободным, чтобы свобода могла бы быть действительностью. Но только в движении свобода и может быть, коль скоро мысль, это скорее ничто, и не существует. И… . Свобода, таким образом может быть действительна, или как случайно свободное движение, или как необходимое. Если, как необходимое, то это может быть, оксюморон, принудительной или необходимой свободы, что оправдан, скорее всего, только в виду лишь самой необходимости и принуждения, например войны или болезни. Если не так, и мир, то остается кажется лишь случай и/или произвол. Особенности которого, произвола, таким же образом хорошо известны. Как не странно, но это может быть прямая дорога к роковой необходимости, слепой. Коль скоро, случай только поверхность необходимости, то что еще не познано, как проявление необходимости, закона. И таким образом, свободы может быть вообще нет, как действительной. Такова и мысль может быть философа-рабовладельца, что отчасти и не могла быть иной. Быть господином раба быть господином рабства, а не свободы. Но разве господство, это не прямой коррелят рабства, и господство свободы, это не такой же оксюморон, как и ее необходимость? Не потому ли странно звучит иногда сами эти словосочетания, необходимая свобода и свободная необходимость, что же что и познанная, и странна может быть мысль о господстве над свободными людьми и быть может лучше по старинке, над рабами, если ни над зомби? И не потому ли еще власть можно отличать от свободы, если не строго разделять власть и господство.
Странным образом эта мысль о только возможности свободы, впрямую посещала еще Канта, более того, быть может была основной его мыслью, свобода только мыслима, и как действительность возможна только в мысли. Мира, и поэтому, кроме прочего, еще, может мыслиться, два. Что таким же образом странно и заставляет задуматься, в чем же разница между смертью и свободой в таком случае. Революции могут быть не столь осмотрительны, в виду такой мысли и этики ее образа, коль скоро, могут порождать лозунг: свобода или смерть.
То есть, логика свободы и теперь, все еще логика будущего, если признать ,- что иногда трудно не сделать, - стену мысли Канта - ВФР, и нашей стеной. Коль скоро, назвать свободу "налом"(Null), могло бы быть слишком поспешно.
Определение свободы, как независимости от принуждения чувственности видимо ищет формального категорического императива, что еще и потому формален, кроме прочего, что ситуационная рассудительность не может и не должна сообразовываться с готовыми предписаниями алгоритмически конкретного толка и может быть реализована исключительно исходя из пребывания в ситуации. Может не быть единого на все случаи жизни слепка поведения и какой теперь выбрать или какой теперь изобрести, это может быть дело этого момента. Скорее к недостатку техники таким образом, в таком горизонте и соответствующей интерпретации, толкования, можно отнести то, что та может держаться как раз морали в стандартных ситуациях, и может не быть единообразного и масштабируемого алгоритма ее реализации. Вся система машин таким образом может быть опосредована действием субъективности. Не случайно поэтому в одной из мировых религий в особенности, бог назван словом, просто и не просто потому, еще, что реализация языка, как показал Холмский, как раз может быть неотчуждаемо приурочена к ситуационной рассудительности, что опирается на возможность принимать решения, говорить, исходя из ограниченного потока данных. Что само по себе как определение не панацея, явно ограничено может быть и заострено применительно к различию интеллектов, «искусственного» и «естественного», и в крайних случаях бывает так, что улик недостаточно, а приговор вынесен, и ошибочно. По некоторым данным робот «Федор», что был отстранен от ведения аккаунта в корпорации Роскомос, принял космонавтов за пьяниц, и стал продвигать себя на их роль, в то время, как их лица покраснели не от алкогольного опьянения, а он пребывания в невесомости.
Программисты научили машины, возможно, и продвинутым шагам в практике принятия решений исходя из протокола ограниченных данных. Это хорошо видно в переводах машин, они не плохо использовать образные, фигуральные выражения. База для такого умения, это генератор случайных значений. Эти значения генерируются условно случайно. То есть, алгоритм такой генерации это так или иначе предписание. Характер этого алгоритма, это во многом заслуга человека по имени, фамилии Кнут. Так вот, роботы судьи, автоматические помощники в судах, что предлагают решения по потоку дел, с которым не справились бы и за столетия, потому машины и ввели (видимо и в обеспечение протокола, pre-trial agreement on cooperation или plea bargaining) , часто выносят их, оказываясь большей частью предвзятыми, и не к примеру, а именно чернокожий или американец когда то африканского происхождения, большей частью окажется виновен в спорном случае. Можно ли сделать из этого вывод, исходя из ограниченного набора данных, что Кнут расист и осуждать его за это, коль скоро, он изобрел часть протокола такого предварительного взятия, генератор условных значений, будут ли его производные необходимостью или игрой рокового случая предписания? К преимуществу морали как раз можно отнести возможность открытости, что видимо не сводиться только степени условности случайности и тем более безусловности случая. Еще и потому видимо солипсизм самолюбия, что не стоит смешивать всегда с безусловностью привычки и зависимости от принуждения чувственности, может быть в приоритете перед солипсизмом самомнения, что бывает склонен к известному догматизму. Хотя и оба могут быть предосудительны.
К этим модальностям свободы, таким образом, все еще, только подбираются неспешно, не смотря на кажущийся круговорот разрастания разнообразных систем логики, в различных элементарных математических счислениях и языках программирования. Но главным образом, как раз, в самой пролиферации жизни. Что явным избытком "означающего" дает понять, намекает на возможность дальней когерентности свободы. Движение- это жизнь. Многообразие различных движений, вот что, в очередной раз, демонстрируется нам, в виде намека на действительную свободу. В том числе и в клипе "Фаррела Уильямса".
Что делать с кругом, кроме того, что его можно вертеть? Что с колесом - колесом Фортуны?
Простейший код на языке Пайтон может продемонстрировать нам позитивность цикла, зацикливания, петляния и петли(loop). Оказывается для того чтобы окно программы было бы неподвижно на экране, его нужно поместить в неограниченную петлю, подвесить известным образом. Что очевидно может быть и отчасти возвышенно, коль скоро, и может доставить неудовольствие, намеком на повешение, и удерживает окно программы в целевом поле, дает позитивный результат. Точнее, условно неограниченный loop, что таким образом используется, ведь не единичная петля ниспровергнувшего мир в сомнении. И все же, почему то, даже в виду вязания теплых вещей в морозную погоду, петля может не слишком подходить к образу свободы, тем более если это петля времени. Что, скорее имеет место, как образ разнообразных движений, коль скоро, движение это действительность возможности, в том числе и свободы. Именно ими и довольно разнообразными и наполнен клип Фаррелла Уильямса.
Сложность в том, что только движениями, и скорее только образами перемещения в пространстве. Если и возможна свобода, то это свобода тела в движении. Почему же, у такого тела может быть выделенная часть, жест приставления пальца к которой, и означает намек на возможность мысли, что видимо таким же образом может быть движением, только вне пространства? Есть многое за то, что даже свободные пространственные движения все еще исключают свободную мысль. И дело, видимо, за свободными переходами. Можно быть не в тюрьме и не интернированному, но если кругом эпидемиологическая пандемия, это вряд ли можно считать свободой, что разве может быть сосчитана, тем более если нет даже категории ее модальности.
Можно ли казать, что компьютер когда выключен "мертв", коль скоро, спит он в ином режиме? Или мертвец компьютер только после разрушения или поломки? Если да, то его бытие живым определяется событиями, в том числе, и ошибками. В этом последний мудрец метафизики прав. Событие коль, скоро это возможность однако не может нести на себе весь ее не реальный груз. Все возможно, в том числе, и необходимость, и случай. Действительность, то же возможна, но очевидно скорее не как свобода, но высвобождение, коль скоро, прежде всего, реальность это необходимость или случай.
Очевидно, могут быть и действительно весьма разнообразные движения, что не все полезны, в том числе, и эволюций, и революций. Иначе говоря, без события свобода не мыслима, коль скоро, в таком случае, это или сам случай или необходимость. Событие -это то что дает парить свободе над игрой случая, что резвиться на поверхности необходимости. Свобода, в этом смысле- это и событие экрана плана. Возможный оксюморон к той, что порождается компьютерной аналогией. Жизнь видимо одно из основных условий свободы. И по отношению к событию смерти событие свободы это может быть антоним. Может быть потому, что высвобождение связано со смертью в известных случаях, ближайшим образом, высвобождение от страдания или длительной, и видимо, безнадежной комы. Но и высвобождение это ни свобода. Отрицательность высвобождения по отношению к свободе и состоит в том, что то, основывается на необходимости и ближе к смерти. И все же, без события экранов: жизни, труда, языка, сознания, плана, свобода, видимо, вообще не мыслима и невозможна.
Сама эта игра слов, что может отсылать к такому устройству как экраноплан, что как бы парит на поверхностью моря или океана, условна, в виду особого эффекта, сходного с эффектом "воздушной подушки", очевидным образом, лишь намек на действительную возможность свободы, как и само такое устройство. Возможно люди никогда не заняты ничем другим, кроме как созданием таких намеков на свободу, просто и не просто потому, что все чтобы то ни было, из когда-либо созданного людьми, только намекает на ее возможность стать действительностью во всем многообразии определений свободы, состояние, что только и дарует ее действительность. Ибо во всех остальных случаях, в которых может отсутствовать реализация хотя бы одного их таких определений, свобода это скорее возможность. Но разве это уже не так, и мир не наполнен самыми разнообразными потоками изменения, и разве клип Фаррелла Уильямса не свидетельство тому? Известным образом, коль скоро, мир невозможно свести только к логике, да еще и к логике необходимости, и в одном из своих определений, мир- это скорее вещь в себе, что таким и не таким, логическим, определениям не поддается,- это так. Разнообразие движений и занятий , дел и даже забот, это если не сама по себе действительность свободы, то многообразие шагов к ней.
Поскольку состояния свободы, прежде всего, занятия, что дают мотив для ее определений могут генерироваться, то свобода, видимо, не достижима, как когезия сумм всех таких состояний или определений, кажется, никогда. Этот открытый горизонт свободы одно из ее свойств. И потому, важны конкретные анализы ситуаций необходимости, власти, как формы принуждения и состояния насилия, случая, как форм произвола или вероятности. Ибо, неизбежно различие в понятиях идеи свободы
( абстрактного желания) и ее объективной реальности( желания, что может быть желанием в производстве реальности и в реальности производства). В различие между высвобождением и свободой неизбежно может входить относительное достижение свободы и относительное достижения высвобождения. Фильм "Платформа" и есть "платформа", одно из плато, которых может быть 1000. Известным образом ,как все ни хотят быть поварами в отдельно взятой политической игре, какой-либо партии, или тем более просто в игре, ибо это не единственное занятие, так, видимо, вряд ли, кто-либо хочет быть в яме, всегда и везде, и тем более все, вряд ли хотят этого, даже если это яма оркестровая.
Разнообразие занятий, это многообразие шагов, в которых свобода известным и не известным еще образом, уже наличествует, коль скоро, можно же сказать, что некто свободен, раз он и не в тюрьме, и не интернирован. И движение, это часто может быть, движение высвобождения.
Свобода не столь слаба, чтобы быть только возможностью говаривал Гегель, в виду ВФР.
Почему же, если возможность- это мощ, а свобода это возможность, все еще можно констатировать, что свободы вообще нет? Видимо как раз в виду разнообразия возможных определений и обстоятельств совершения высвобождения к свободе, что ближайшим образом все же исключают друг друга. Свести их все к одной ситуации или к одному какому-то набору обстоятельств, это может быть исключить все остальные и это таким же образом свободы может не добавить. Впрочем, в виду такой общей экзистенциальной ситуации существует не одна этика довольствоваться малым. «За двумя зайцами погонишься не одного не поймаешь», - упрощает пословица, лишь намеком отсылая к различию возможных, пищ и вкусов. Разнородность определений свободы и ее реализаций, один из мотивов, в том числе, и для таких странных иногда высказываний об освобождении, что отсылают к событиям привходящим образом сопровождающих как раз впадение в: нужду, зависимость или подчинение, той или иной, природной или культурной необходимости, так в застенке можно спастись от эпидемиологической пандемии. "Худа без добра не бывает". Это же возможный мотив для добровольной «жертвы» свободой. В каком то смысле, свободой невозможно пожертвовать целиком во всем многообразии ее разнородных определений. Сартр в этом смысле прав, трансцендировать свободу другого невозможно. Но можно сколько угодно пытаться сделать это ради признания, что как раз обесцениваться в виду возможности такой трансценденции. Господин остается не признанным, просто и не просто потому, что раб не может быть инстанцией такого признания, тем более, если он мертв.
И все же, даже определение мира как вещи в себе, условно, просто и не просто потому, что в известном смысле он познаваем и может быть определен. Формально аргументируя, Кант не смог бы дать такое определение миру, в качестве вещи в себе, если бы не знал его каким либо образом. Конечно, такие аргументы к формальной противоположности смыслу, сами ограничены только формой, и потому вряд ли могут быть по настоящему действенны, и все же аргумент взятый от аргумента к противоположности смыслу в направлении сути дела, скорее может быть верен чем нет, не смотря на то, что сам по себе лишь аргумент к недостатку смысла. В известных пределах, свобода доступна нам и известна, более того в одном из определений, это ее бытие, видимо, и есть, просто и не просто доступ. Что вот незадача должен быть свободным. Иначе говоря, коль скоро, и логика, при всей ее условности, и тем более, условности теперь ее формальности, все же, не может быть совершенно отброшена, даже в виду свободы и запроса как раз на соответствующую логику, высвобождение, видимо, и может быть преимущественным движением к свободе. Сложность, что здесь может иметь место, просто и не просто, часто сводиться к тому, что в виду такого высвобождения люди дают захватить себя прошлым формам не свободы, ради того чтобы быть, и легче, и относительно постоянно в таком движении высвобождения, коль скоро, всеобщность свободы от таких прошлых форм не свободы уже достигнута, и пути такого высвобождения уже относительно известны. Все многообразие таких схем, для возможности быть генералом промышленности и труда, легко может быть доступно на рынке ценных бумаг.
Можно констатировать эпохи высвобождения к свободе. Иначе говоря, известная безусловность необходимости могла быть давно узнана, как принадлежащая, прежде всего, только определенной эпохе в развитии логики, и логики формальной. Вне ее тенет видимо, и свобода, и необходимость, условны, и ни находятся в абсолютном различии ни в каком смысле, что и дает шанс, в том числе, и надеяться, на действительность возможности высвобождения, и далее.
Но разве шанс это не синоним случая? И событие свободы таким образом, даже будучи названо законом законов не сводиться вновь к необходимости? Видимо, у мысли, все же, может не найтись и теперь иных подпорок для желания левитировать телесно, кроме этих категорий модальности, так, что "Бэдмен" останется безотносительно вменяемой концовки, именно в силу как раз простой и не простой невозможность еще что-то сказать в известном направлении. Что еще, кроме намеков и недомолвок естественного языка, может остаться у нас в виду как раз, мыслимости и немыслимости, действительной свободы?
Иначе говоря, может быть как раз само событие, это и есть модальность свободы, что только и доступна нам в отличие от традиционных: случайности, необходимости, возможности и действительности. И именно о ней идет речь, когда говориться о том, что свобода безосновна и потому, и ни необходимость, и ни случай, пусть бы и могла бы быть познанием первой и удачей второго. Дело быть может теперь кажется за малым, за таблицами истинности такой модальности свободы, дело, в том числе, и элементарных математиков, цифровых, алгоритмических программистов или символических логиков, коль скоро, по отношению к традиционным такая модальность и действительно, это скорее символ. Не потому ли и диалектика говорит нам что-то о скачке, впрочем крайне скупо и скорее в виде гипотезы ad hoc, если не сказочных скатерти самобранки и волшебной палочки, с помощью которых всякий раз, в нужном месте и в нужное время, появляются нужные теперь категории.
Конечно, категория возможности не столь однозначно формальна, и свобода была бы столь бессильна чтобы не быть действительностью. Мощь, это ближайшим образом свое иное возможности, что только возможность. Иначе, наши желания никогда не совпадали бы с нашими возможностями. И потому еще власть, когда это не безудержное стремление к господству и подчинению может быть известным образом в равных объемах со свободой. Иначе, коль скоро господствовать над кем то, можно лишь подчиняясь себе, никакое господство не было бы совместимо со свободой. Власть, это эйдос господства в направлении свободы. Потому может быть бессильное господство что, по сути уже лишено власти, но что упорствует в принуждении и насилии. Не так ли был неправ М. Фуко, говоря о бессильном государстве, что возможно во времена диктатуры? Господство многое может, может оно и прямо препятствовать, просто и не просто сводить на нет два желанных возможных характера власти, безопасность и свободу. Почему Ленин заменил прямую диктатуру на НЭП? Власть реализующая такое безудержное господство может легко теряться , и как раз исходя из такой сложной диалектики власти и господства. Коль скоро, может быть и так , что власть неизбежно теряется в виду как раз бессильного господства и может быть обретена иными силами, подобно сорванному цвету. Почему Дональд Трамп в чине президента, не ввел военное положение в США, во время эпидемиологической пандемии, что никого не оставило бы в обиде и в беде, в том числе, и в виду возможного карточного распределения, но строго посадило бы всех по домам( что само может быть эвфемизмом, и садить пришлось бы, кроме прочего: по вагончикам, трейлерам, палаткам), и что могло бы и исключить такое количество жертв?
Однако, все это обладает действительной значимостью только в конкретном анализе тактической и стратегической ситуации власти в той или иной локальности истории и/или теперь геополитических условий. От которого, здесь, могут быть только наводящие вопросы. И все это может быть так, и все же, это скорее логики высвобождения, что могут быть известны нам, в том числе, и из собственной истории, чем логики свободы, которой мы можем лишь касаться косвенно нашими намеками и аллюзиями, символами и иносказаниями.
В отличие от события, что видимо может быть онтологической модальностью свободы, может быть уже упоминавшаяся, модальность незадачи, термин, что иногда и скорее иносказательно, обобщает все возможные не прямые отсылки к свободе, которыми эта может затрагивать нас. И все же будучи взят как такой, вряд ли может быть сразу же принят в округу философской мысли, просто и не просто потому, что образно иронически, метонимически, частью вместо целого, может отсылать ко всем: курьезам, казусам и превратностям, и скорее к таким как к эвфемизмам, что отнюдь могут не быть встречей со свободой, но скорее все еще со случайностями, что резвятся на поверхности необходимости, если не слепого рока. Незадача может быть известна только в том смысле, в каком задача или проблема не решены, и потому скорее сопряжены с несчастным случаем чем со счастливым. Незадача, как возможный философский термин в теории свободы, скорее, отсылает к тем простым и не простым обстоятельствам, в которых свобода, и ни принудительно (насилием( природы или культуры) и/или непреодолимым соблазном), и не случайно, но действительно, а не только возможно, касается нас, не будучи у нас в подчинении, в сущностном тождестве поверх разрыва, различенных, события незадачи.
"СТЛА".
Караваев В.Г.