К лету 1905 года вопрос о победителе в русско-японском противостоянии уже вполне однозначно определился. После падения Порт-Артура и поражения 2-й Тихоокеанской эскадры в Цусимском бою флот Страны Восходящего Солнца добился абсолютного господства на море. В этих обстоятельствах десантная операция с целью захвата Сахалина становилась лишь делом времени, тем более что ее успех позволил бы японцам заключить мир на еще более выгодных для себя условиях. К 20-м числам июня все приготовления были завершены.
Защитники острова мало что могли противопоставить атакующим. Хотя выделенная для проведения высадки 13-я пехотная дивизия генерала Кенсаи Харагути являлась совсем свежим соединением, завершившим формирование 1 апреля 1905 года, она была укомплектована очень неплохо подготовленным личным составом и имела над будущим противников двухкратное численное превосходство. Дислоцированные же на Сахалине российские силы в значительной мере были представлены ополченцами, среди которых имелось немало мобилизованных каторжников, а действительно боеспособные кадровые военные, чей моральный дух был подорван неудачным для Российской империи ходом войны, испытывали серьезные проблемы с мотивацией.
Одним из ключевых пунктов на Сахалине являлся Корсаковский пост, защищаемый отрядом под командованием полковника Иосифа Арцишевского. Помимо этого, для отражения нападения с моря близ Корсаковского поста была размещена береговая батарея под командованием лейтенанта Александра Максимова. Вооружение этой батареи состояло из двух 120-мм и двух 47-мм морских пушек, снятых с погибшего ранее на Корсаковском рейде бронепалубного крейсера "Новик" (еще два 47-мм орудия получили колесные лафеты и вошли в состав отдельного артиллерийского взвода, предназначенного для действий в глубине обороны). Весь ее личный состав был представлен моряками, ранее служившими на "Новике". Именно они первыми вступили в сражение с японским десантом, высадившимся к юго-востоку от Корсаковского поста утром 24 июня 1905 года. Этот бой и последовавшие за ним события были подробно описаны в рапорте самого командира батареи, составленном 25 января 1906 года вскоре после того, как лейтенант Максимов вернулся из плена:
"В 6 часов утра неприятель спустил шлюпки и начал производить высадку десанта на берег в селение Савинова-Падь, находящееся на 9 верст к востоку от поста Корсаковского. В 9 часов утра послышались орудийные выстрелы неприятельского флота, обстреливающего берег, что заставило сигнальную станцию №7 снять имеемый сигнал и сжечь свое помещение. В 2:30 сигнальные станции имели на мачтах следующий сигнал: "Много миноносцев идет в Корсаковск". В 2:50 из-за мыса Эндума показался минный отряд, состоящий из четырех 3-трубных миноносцев. Подпустив их на 25 кабельтов, лично произвел пристрелку и, дав батарее прицел в 22 кабельтовых, открыл беглый огонь. Миноносцы стали отвечать беглым огнем, дали полный ход и стали держаться мористее. Через 5-7 минут на втором миноносце, на правом борту, произошел пожар (около кают-компании), а на третьем был взрыв 120-мм снаряда в кормовой части, после чего миноносцы стали подавать короткие свистки и бросились в разные стороны. Минут через 10 все миноносцы скрылись за мысом Эндума. Столь малое попадание объясняю плохой промывкой и просушкой пороха последней партии патронов, ибо при постоянном прицеле при одной и той же точке прицеливания получались большие перелеты и недолеты, а потому решил, что если придется вторично вступать в бой, то подпустить неприятеля как можно ближе, ибо на малой дистанции значительно уменьшится рассеивание снарядов и меньше будет сказываться плохое качество патронов.
Минут через 10-15 появился второй отряд, состоящий из пяти 3-трубных и двух 4-трубных миноносцев (типа Невского завода), который открыл беглый огонь, отыскивая батареи. Подпустив отряд на 18 кабельтов, открыл беглый огонь сегментными снарядами, имея трубку 6-7 секунд, коих и выпустил из обоих орудий 23 штуки. Перейдя к фугасным бронебойным снарядам, приказал сосредоточить огонь на четвертом миноносце, который шел вне строя, придерживаясь берега, стреляя из пулеметов. Минут через 20 при прицеле в 12 кабельтов замечено было одновременное попадание двух 120-мм снарядов в правый борт ниже ватерлинии между труб, причем один снаряд ближе к мостику взорвался, после чего миноносец прекратил огонь, стал давать короткие свистки, поднял сигнал из 5-ти флагов, повернул в море, стал удаляться, имея крен от 5 до 8 градусов на правый борт. Два последних миноносца подошли к потерпевшему с обеих сторон и, сделав поворот на юг, пошли к селению Паронтомари, придерживаясь берега и скоро скрылись за скалой. Остальные миноносцы повернули на юго-запад фронтом, стали отступать, имея слабый кормовой огонь. Выйдя из сферы огня моей батареи, отряд повернул на юго-восток и, пройдя мыс Эндума, повернул на восток-юго-восток и скрылся за мысом, не прекращая своего огня. Отступление миноносцев преследовал огнем и при прицеле в 45 кабельтов прекратил таковой, ибо убедился в его недействительности.
Два 47 мм орудия в бою со вторым отрядом давали отличные попадания, но на время должны были прекратить огонь, так как дымный порох патронов обнаружил их нахождение, а неприятель, пристрелявшись, сосредоточил огонь на них, чем и произвел замешательство прислуги, но подоспевший от 120-мм орудия №2 старший комендор Парамонов возобновил огонь и лихо руководил им до конца боя. Приняв доклад о том, что на батарее один лишь легко ранен комендор Блеунов, приказал орудия приготовить для перекидной стрельбы. Зная точно место стоянки флота, открыл перекидной огонь, на что получил в ответ жестокую бомбардировку. При прицеле в 60 кабельтов у гребенки подъемного механизма орудия №1 лопнул верхний зуб. Орудие осело и продолжать стрельбу не могло, а потому приказал его взорвать 12-фунтовым подрывным патроном, что и было выполнено прислугой орудия. Перейдя ко второму орудию, продолжал перекидной огонь до последнего патрона, после чего также его взорвал, приказал сжечь погреб с 13-ю оставшимися патронами, давшими осечку. Придя к 47-мм орудиям, приказал расстрелять дом на пристани и катер, которые тихо горели. Оставшиеся около 40 патронов расстрелял по лесу, за которым виделся уже неприятель. Взорвав оба 47-мм орудия, выждав окончание бомбардировки, бегом перебрался на маячную гору, которая была вне выстрелов и где должны были собраться люди, поджигавшие весь город. В бою с неприятелем израсходовал 73 120-мм и 110 47-мм снарядов. В бомбардировке участвовали и крейсера, ибо падали 6-дюймовые и 120-мм снаряды. Собрав всех людей своей команды, отправился на Соловьевскую позицию, сжигая все плавучие средства и рыбалки, могущие быть полезными неприятелю. Всего сжег — 32 сарая, 47 домов, 92 больших и 19 малых кунгасов во всех трех падях. Через 30 минут прибыл весь отряд с полковником Арцишевским, который шел окружным скрытым путем. О всех своих действиях доложил полковнику Арцишевскому. Дав людям ужин, через час выставил сторожевую цепь, которую через 2 часа сменили стрелки батальона.
25 июня в 5 час. утра на позиции установил пулеметы, артиллерию, выслал в засаду людей, в секреты, в дозоры и охранение левого фланга позиции, коим командовал.
В 7:30 утра показался минный отряд, который начал обстреливать нашу позицию. С отрядом вступил в бой капитан Стерлигов с двумя 47-мм орудиями и своим отличным попаданием заставил неприятеля отойти. Убедившись в невозможности продержаться на этой позиции и желая себя гарантировать от обхода, полковник Арцишевский приказал отряду отступать на Хомутовку. В 9:30 весь отряд ушел, а я со своей командой начал сжигать все казенные строения. В 10 часов дня выступил на Хомутовку, куда и прибыл в 6 часов вечера. На военном совете высказал мысль об устройстве засады, что единогласно было всеми принято, и засада была выставлена в составе двух орудий, одного пулемета и полуроты стрелков. Ночью в засаде были произведены выстрелы и в главном отряде пробита тревога. В 2 часа ночи дан отбой. Утром отряд отступил на селение Дальнее, где на ночь с двумя орудиями и двумя пулеметами, с одной ротой стрелков я пробыл в засаде до 7 часов утра и был сменен капитаном Стерлиговым. В 11 часов прибыл капитан Стерлигов и штабс-капитан Корепин, с которым мы отправились отыскивать позицию, условившись, что, кто выберет позицию, которая по общему мнению окажется наиболее выгодной, тот будет ее укреплять, а другие будут удерживать неприятеля, дабы дать возможность укрепиться всему отряду. Были выбраны три позиции и при обсуждении их качеств, решили остановиться на мною выбранной, а потому я тотчас же приступил к установке орудий, пулеметов и стрелков.
Позиция была следующая: в густом лесу шла проселочная дорога, по обеим сторонам которой на 200 шагов в каждую сторону шла поляна и тянулась по дороге на 1300 шагов, поляна была покрыта редким мелким кустарником и невысокой травой. Правый фланг позиции упирался в горный хребет, высота которого около 230 футов, тянувшийся по направлению дороги версты на две с половиной к селению Дальнему, весь хребет покрыт густым лесом, что дало возможность установить два пулемета, которые были хорошо замаскированы и имели хороший обстрел. Левый фланг упирался в труднопроходимую тайгу, где рота стрелков от команды прапорщика Леймана была выдвинута на 200 шагов и охраняла левый фланг. По обеим сторонам дороги установил по два полевых орудия, соединив их стрелковыми окопами и на самой дороге установил пулемет для продольного его обстрела. На горном хребте была расположена цепь из моей команды, будучи выдвинута на 700 шагов и расположена на краю большого обрыва. Сама позиция была покрыта высокой травой и лопухом. Измерил расстояние до поворотов дороги, до приметных мест и назначил всем частям участки для обстрела. 28 июня в 2 часа ночи прибыл полковник Арцишевский, которому я доложил о расположении частей, о выгодах позиции, указал слабые места и попросил усилить цепь моряков, так как обход будет, наверно, горой, но полковник Арцишевский мне сказал, что людей и так мало.
Ни постов, ни застав я не выставлял, дабы дать возможность противнику подойти на ближайшую дистанцию, не открывая нас и, подпустив его шагов на 50, потом сразу открыть огонь. Артиллеристам приказал орудия зарядить картечью и приготовить шрапнель, имея в группе 10 снарядов и каждую группу с трубкой на 1-2 секунды больше, дабы начать с ближайшей дистанции, израсходовав одну, переходить к другой и таким образом, обстреляв всю площадь, не оставляя ни одного живого места, перейти к гранатам до наибольшего угла возвышения. С 10 часов утра и до захода солнца неприятель обстреливал артиллерийским огнем местность, находящуюся от нас на северо-запад в двух верстах, не причиняя нам никакого вреда. Как только неприятель прекратил огонь, я все орудия передал штабс-капитану Корепину, а сам отправился к цепи моряков. В 7 часов вечера, находясь в цепи, я услышал шум приближавшегося неприятеля и, не желая рисковать вторым пулеметом, приказал его снять и отправить в отряд. Через полчаса на противоположном краю обрыва появилась неприятельская цепь и сильно шумела, не находя возможности перейти на нашу сторону. Огня не открывал, дабы не обнаружить неприятелю место нахождения отряда. Минут через 15 неприятель стал подниматься в гору, тогда оставив наблюдательный пост, приказал всей цепи также подняться на гору и, находясь в соприкосновении с неприятелем, назад не отступать. Прибыв на позицию, доложил полковнику Арцишевскому, прося его усилить цепь, но мне было отказано. Передовому отряду, который удерживал неприятеля, приказал быстро отступить и занять свое место на позиции. Приняв два полевых орудия и проверив трубки у снарядов, приказал людям не шуметь, не разговаривать и не курить. Около 9 часов прибыл дозор с горы и доложил, что неприятельская цепь остановилась на горе, а колонны медленно подвигаются по дороге на нашу позицию.
В 9:20 послышался шум приближавшегося неприятеля. Прислуга моих орудий доложила о том, что неприятель, перебегая из куста в куст, близко уже подошел. Минут через 5 я увидел в 6-7 шагах несколько силуэтов неприятельских солдат, а потому приказал открыть огонь. По первому выстрелу весь отряд открыл огонь. Неприятель также не замедлил ответить жестоким ружейным огнем, но минут через 30 неприятель, будучи отбит с большим уроном, прекратил огонь и с большим шумом быстро отступил. В отряде ружейный огонь был прекращен, а орудия продолжали стрелять, стараясь обстреливать местность, находящуюся у села Дальнего, где, как нам было известно, сосредоточены были резервы. Убедившись в том, что неприятель уже вышел из сферы нашего огня, полковник Арцишевский приказал огонь прекратить. Во время всего боя шел сильный дождь. Будучи болен и находясь под дождем без пальто, я сильно продрог и с разрешения полковника Арцишевского в 12 часов ночи вместе с раненым волонтером Троицким (студент, сын благочинного поста Корсаковского) я отправился в обоз, чтобы переодеться, куда и прибыл в 4 часа утра по причине большой грязи, абсолютной темноты и по незнанию дорог. В 5:30 утра от капитана Стерлигова получил записку с просьбою быть готовым и поддержать отряд двумя 47-мм орудиями. В 9 часов послышалась канонада, беглый ружейный огонь, а также и пулеметный. Приказав орудия запрячь, я хотел самостоятельно двинуться на помощь отряду, но пока собирался, прибыло извещение, что отряд отступает. Не имея возможности при отступлении вести орудия по причине крайне скверных дорог и болотистой местности, и за неимением удобной позиции, орудия взорвал. Через час прибыл весь отряд, которому был дан обед. От офицеров я узнал, что неприятель вторично жестоко атаковал нашу позицию, обойдя наш правый фланг и поражая с тыла, заставил отряд наш отступить, а находящийся на горе пулемет уничтожить. Через час по приказанию полковника Арцишевского я с 22 матросами и с 2 дружинниками от орудий пошел на помощь нашему отряду, который прикрывал отступление главного отряда. Выслав дозоры, отправился по назначению. Пройдя полторы версты, дозоры мне доложили, что нашего отряда нет, а неприятель двигается густыми колоннами. Выбрав позицию, я залег в траве, передо мною тянулась шагов на 30 полянка с низкой травой. Правый фланг моей цепи упирался в речку, а левый фланг — в горный хребет.
Вскоре прибыл Капитан Стерлигов и сообщил мне, что сзади меня, вправо, находится штабс-капитан Корепин со своими артиллеристами. Я просил Капитана Стерлигова усилить мою цепь, что он обещал, и действительно прислал мне трех стрелковых. Минут через 15 прибыл второй дозор и сообщил, что неприятель быстро продвигается. Послышались редкие одиночные выстрелы, которые быстро приближались. Минут через 5 показался бегущий дозорный, который успел крикнуть "близко и много" — и тотчас же был убит. Вслед за ним из травы выскочил японец, который стал прицеливаться в левый фланг, но был мною убит. На мой выстрел неприятель ответил беглым беспорядочным огнем, дав три залпа, скомандовал "пачки". Минут через 15 послышались выстрелы с тыла и с обоих флангов. Я еще не успел уяснить себе, где мог находиться неприятель, поражавший нас в тыл, так как фланги охранялись, а сзади нас находились артиллеристы, но пули, попадавшие в дерево, у которого я стоял, дали возможность убедиться, что нас обошли, а кроме того, стрелок батальона крикнул: "Максимов, тебя обошли со всех сторон". Видя бесцельность дальнейшего сопротивления и имея слабый огонь в своей цепи, желая сохранить горсть храбрецов, крикнул: "Курок, цепь, назад бегом". Пробежав около 100 шагов в густой высокой траве, мы остановились, чтобы прислушаться к выстрелам и найти место, из которого бы не стреляли, и действительно таковое нашли, бросились туда бегом. На поляне нас встретили штыками, что заставило остановиться; не стал сопротивляться, видя бесполезность, так как неприятеля было около 60 человек, а нас четверо. По приказанию офицера у меня вырвали винтовку и сняли патронташ. Матросов связали, а меня положили на землю и не позволяли вставать. За нами следом бежала рота в траве, а другая по дороге. Миновав нас, обе роты были встречены дружным залпом артиллеристов, но японцы бросились в штыки и тотчас же огонь прекратился."
