На этой картине мы видим трёх женщин, находящихся в одной комнате. Одна из них красит губы, другая разговаривает по телефону, а третья с осуждением и злостью смотрит на первых двух. Давайте попробуем разобраться, что же хотел передать нам этим сюжетом художник.
Картина была создана Раисой Зеньковой около 70 лет назад. Согласитесь, обстановка комнаты для тех времён роскошная: здесь и ковры на полу и на стене, и вычурный торшер, и мягкое кресло, и трюмо. Далеко не каждый советский человек в послевоенное время мог позволить себе такую роскошь.
Как правило, большинство людей в то время жили более чем скромно. Мой отец 1948 года рождения говорил, что в детстве они с пацанами до самых холодов гуляли на улице босиком, без обуви. А жили они с матерью в коммунальной квартире в крошечной комнате, куда помещались только кровать, шкаф и стол. Ни о каких коврах, креслах и трюмо речи тогда вообще не было. Если мерить нынешними мерками, то люди после войны жили в нищете.
Как же так получилось, что героини картины живут в роскоши и позволяют себе спать до обеда ( будильник на трюмо показывает 2 часа дня, а барышни ещё валяются на кроватях в пижамах)?
Давайте попробуем ближе разглядеть детали картины, чтобы прояснить ситуацию. В центре задней стены комнаты мы видим большой портрет взрослого мужчины. Хорошо виден его пиджак с наградами и довольно упитанное и высокомерное лицо. Сразу становится понятно, что это человек занимает высокую должность.
Скорее всего, это отец семейства, который является представителем партийном номенклатуры, а, как известно, номенклатура в то время фактически представляла собой класс буржуазии. Высокие чиновники и их семьи имели машины, роскошные дачи, высокие зарплаты, прислугу и прочие привилегии.
Например, представители номенклатуры ездили отдыхать в специальные санатории с удобствами и шикарно обставленными номерами. В то время как обычные граждане отдыхали у частников или в пансионатах с удобствами на улице. Я хорошо помню как даже в 80-х годах отдыхала с родителями в пансионате, где душевые были на улице, а вода в них грелась от солнца.
Кроме того, номенклатурщикам полагались талоны на якобы «лечебное питание» — так называемую «кремлёвку». Вот цитата профессора Михаила Восленского, который сам был представителем советской элиты:
«Паёк состоял из набора самых первоклассных продуктов, которые ни в каких магазинах Москвы нельзя достать. Паёк отпускался в кремлёвской столовой на улице Грановского, дом 2, а также в Доме правительства, в закрытом распределителе по улице Серафимовича, дом 210».
На самом деле, представители элиты и без пайков не голодали. В столовых номенклатурных учреждений всегда были продукты высокого класса по низким ценам.
А впрочем, мы отвлеклись от картины. О том, что изображённая на полотне семья является представителем советской элиты, говорит ещё, конечно же, наличие домработницы. Она представлена здесь довольно колоритным персонажем, который с осуждением смотрит на жену и дочку партийного чиновника.
Совсем ещё не старая женщина (думаю, ей лет 40) ходит на работу и трудится, как и все люди того времени. Поэтому ей неприятно видеть таких же как она представительниц советского государства, которые могут позволить себе валяться по пол дня в кровати и вести праздную жизнь.
Добработница недоумевает, почему социальный разрыв между ней и двумя этими женщинами просто огромен. Она наверняка получает обычную зарплату и после трудового дня пойдёт в свою скромную комнатку в коммуналке. Она лишняя на этом празднике жизни.
Как известно, марксизм осуждал наёмный труд (при коллективизации за это людей называли «кулаками» со всеми вытекающими последствиями), однако не мешало Сталину и его приближенным держать большой штат прислуги (экономка Валентина Истомина, глава охраны Николай Власик, личный врач Владимир Виноградов и др.).
Другие представители советской элиты тоже решили не отказываться от таких удобств. Наёмные работники появились у большевиков практически сразу после революции и были даже у Ленина.
Хорошо описал социальное неравенство Евгений Евтушенко в своём стихотворении «Русское чудо», которое повествует о простой русской женщине, решившей заглянуть в гастроном для номенклатуры:
"Вырезка" - на мясе ярлычок.
Как бы не попасться на крючок.
Ведь она считала с давних лет -
вырезка есть только из газет.
Тетю Глашу пошатнуло вдруг,
и авоська выпала из рук.
Перед нею рядом, в трёх шагах,
вобла, как невеста в кружевах.
Тетя Глаша - деньги из платка:
"Вот уж я умаслю старика...",
но явился страж и, полный сил:
"Есть сертификаты?" - вопросил.
Та не поняла: "Чего, сынок?"
А сынок ей показал порог.
Он-то знал, в охранном деле хват,
пропуск в коммунизм - сертификат.
И без самой малой укоризны
выстуженной снежною Москвой
тетя Глаша шла из коммунизма
сгорбленно, с авоською пустой.
