- А можете мне ... подобрать?
- Что подобрать?
Мне кажется, я ослышался. Что-то другое подобрать, но не это, не это...
Повторяет. С легким нажимом.
- Октябрь... можете мне подобрать?
- Нет. Не ослышался. Никакой ошибки. Так все и есть...
- Э-э-э... – буквально проглатываю слова, что ничем подобным не занимаемся, у нас здесь, в конце концов... ну... ну уж во всяком случае не контора по производству октябрей.
Не выдерживаю:
- Зачем вам...
- Ну, должна же я где-то остановиться, правда же? В конце концов, незнакомый город, я тут совсем одна... а вы даже помочь не хотите!
Чувствую, что заливаюсь краской, этого еще не хватало...
- Хотим, хотим... очень хотим... так вы говорите... вам октябрь?
- Ну да, остановиться где-нибудь...
- А почему бы вам не выбрать гостиницу какую-нибудь?
Вспыхивает:
- Вы мне еще указывать будете?
Снова чувствую, что краснею, тьфу ты, черт...
- Ну да, хорошо... октябрь... октябрь... а... какого года?
Смущается:
- Ой, а выберите сами... вот на ваш вкус, вот что выберите, то выберите...
- Х-хорошо, сейчас подберу... смотрю на неё, пытаюсь понять, с кем я вообще имею дело, неужели...
- Вы, простите....
- Что?
- Вы... вы кто, простите...
Она начинает сердиться:
- Неужели так непонятно?
Мне понятно. Мне очень хорошо понятно, но я все еще не верю себе, что передо мной...
- ...ночь?
Она чуть сдержанно кивает:
- Ночь.
- Хорошо... я подберу для вас октябрь...
- Пожалуйста... какой-нибудь... особенный...
- Обязательно... это будет самый особенный из октябрей...
.
- ...вы... вы мне что подсунули-то?
- А что такое? – страшная догадка, - не октябрь? Не... не октябрь?
- Отчего же, октябрь, еще какой октябрь...
- Так что же... что же не так?
Ночь хмурится, мне кажется, вот-вот заплачет:
- Да уж больно он тоскливый получился, октябрь ваш...
Развожу руками:
- Ну а как вы хотели, октябрь, он октябрь и есть, если вам веселенькое что-то нужно было...
- Да не веселенькое, да как вы не понимаете! Вы мне можете хоть... не такой тоскливый?
Сжимаю зубы:
- Ну... из-звините... октябрь, он и есть октябрь, что есть, то есть...
Уходит. Недовольная. Разгневанная. Хочет недовольно хлопнуть дверью, вот этого от неё никак не ожидал, что она будет хлопать дверью, нет, замирает на пороге, оборачивается:
- Вы хоть понимаете... вы бы на это на все посмотрели... растерзанные тела... кровь...
- А?
Вздрагиваю, не успеваю ни о чем спросить – она уходит, хлопает дверью,, все-таки хлопает дверью, сильно, громко, разгневанно.
Догоняю. По темноте, по пустоте, по залитым дождем улицам, ловлю кого-то, не знаю кого, кричу куда-то, не знаю, куда:
- Постойте! Подождите! Я... я найду для вас такой октябрь... хороший октябрь... я...
...ускользает.
Ну, еще бы, что я хотел, ухватить за хвост ночь...
.
- Вот... пожалуйста... возьмите...
Она недоверчиво смотрит на сверток.
- Опять что-нибудь страшное? Кровь, человеческие страдания, трупы?
- Нет, нет, клянусь вам, все будет по-другому... все будет иначе...
- Вы уже который раз клянетесь...
Даже не говорю, что только первый.
- Честное слово...
Удивляюсь себе самому, что нашел этот октябрь, из которого не льется кровь, что нашел её саму – а что тут искать, достаточно дождаться, когда стемнеет...
.
...подскакиваю, когда распахивается дверь, она врывается – торопливая, нервная, взволнованная, говорит быстро, отрывисто, как это на неё не похоже...
- Спасибо! Спасибо вам огромное! Это просто чудесно было, просто чудесно!
- Ну вот, я же говорил...
- Да вы просто волшебник...
- И как оно вам...
- Да замечательно просто, настоящее чудо!
Не выдерживаю:
- И... и что же там было?
Искренне изумляется:
- А вы не...
- Да я-то знаю, я про ваши впечатления...
- Ой, я так испугалась, когда меня подбросили куда-то, и я как будто куда-то лечу, и не как будто, а правда куда-то лечу, выше, выше, и... знаете, чудо такое, вот только что был день, и уже ночь, глубокая такая ночь, представляете – бесконечная! Там, над землей, высоко-высоко, я, оказывается, никогда не кончаюсь... здорово так было на штуке на этой круглой с тремя палками...
Поясняю ей, что это такое.
Она не понимает:
- Чей спутник?
- Ну... получается, что и ваш тоже...
Она уходит. Оставляет мне октябри, октябри, октябри, вон они тянутся и тянутся по бесконечному коридору за закрытыми дверями – октябри, в которых сидят ночи, ночи, ночи, плачут, терзаются, потому что там происходит что-то страшное, ужасное что-то, из-за дверей подтекает кровь, где-то тонкими струйками, где-то мощными потоками, где как... Я прислушиваюсь к тому, что за дверями, на меня наваливаться какие-то жуткие мороки, вот я сижу в театре, на меня нацелены пушки, и я знаю, они будут стрелять по-настоящему, вот я просыпаюсь в холодном поту, оглядываю стены гостиничного номера, вспоминаю жуткий сон, где я падаю с головокружительной высоты навстречу собственной смерти, вот я на корабле, разорванном бомбой, захлебываюсь в ледяной воде, вот...
Оглядываю бесконечно длинный коридор октябрей, уводящих в никуда. Отчаянно припоминаю, где у меня молоток, заколотить октябри, октябри, октябри, кровавые, пылающие...
Сжимаю зубы.
Распахиваю ближайшую дверь, где кто-то лежит в полумраке номера, смотрит в потолок, пытается отогнать от себя тревожный сон.
Я должен сказать ему что-то, чтобы не летел завтра, да что ему, я должен их всех найти, и сказать, и это только начало...
...а хотите октябрь?
Я для вас подберу...
Вместе мы их быстрее исправим...
...все...